Ранее я рассказывала только про один спектакль кукольных театров на «Золотой Маске» — про «Бобок» из Екатеринбурга, рассчитанный на взрослых зрителей. Между тем, три других постановки — для детей, напомнили мне, за что когда-то я так любила театр. За простые, эмоциональные и умные истории, за совершенство формы, за удивительную фантазию.
Все это было в дивном спектакле по японской сказке «Волшебное перышко» петербургского театра марионеток имени Деммени, в «Маленьком принце» петербургского Большого театра кукол и в «Небесном Аргамаке» театра из Улан-Удэ. Во всех постановках актеры работали и в живом плане, и с куклами. Отчего-то эксперты «Золотой Маски» номинировали на премию только Германа Варфоломеева из Екатеринбурга, а также Оксану Лодоеву и Арсалана Бидагарова из Улан-Удэ, вообще не заметив отличных работ петербуржцев Радика Галиулина, Ирины Зиминой, Алексея Мельника и Марии Мирохиной. А жюри, что совершенно меня возмутило, вообще решило в этой номинации премий не присуждать.
Пожалели «Маску» для самых маленьких, беззащитных самых в ней нуждающихся. Ну, вот с работы актеров я и начала разговор с руководителем отдела детских театров Союза Театральных Деятелей Ольгой Леонидовной Глазуновой.
— Ольга Леонидовна, расскажите мне, невежде, как работают актеры кукольного театра? Вот в спектакле «Бобок», во втором акте, там перевернуты столы и стулья, и они накрыты тканью. Столы эти, в общем, очень невысокие. Таким образом, места между тканью и полом остается очень немного. Между тем куклы, которые двигаются над этой тканью, перемещаются с каким-то необыкновеннейшим проворством, буквально перебегают, перелетают из угла в угол и вообще незаметно никакого шевеления и движения под этой тканью.
— Актерам-кукольникам в каких только условиях не приходится работать. Можно вспомнить «Картинки с выставки» Андрея Ефимова — спектакль, который вы тоже видели, и вспомнить, какие там были дивные куклы. А водил их всех, в основном, один актер, который находился под сценой. И здесь актерам приходится изворачиваться, в три погибели сгибаться, ползать, лежать, стоять на коленях, но дело кукольника — уметь в самых тяжелых условиях, не толкаясь, не мешая друг другу, а, наоборот, еще вдвоем, втроем ведя куклу, делать какие-то чудеса. Вот это и есть профессионализм. Говорят, что «рожденный ползать летать не может». Так вот я думаю, что кукольник, который иногда ползает, способен летать в своем спектакле, в своем воображении и фантазии».
— Актер театра кукол должен быть физически очень сильным человеком, не просто пластичным, гибким, вертким? Видимо, руки, которые должны очень тонко манипулировать куклой, всегда находятся в состоянии напряжения?
— Многие кукольники страдают профессиональными заболеваниями — позвоночник, суставы, руки, растяжения, всякие остеохондрозы и Бог знает что. Это действительно очень тяжелая работа. Неестественное положение тела — либо рука задрана вверх, либо, наоборот, ты должен в три четверти сложиться для того, чтобы вести куклу по подиуму, по полу даже иногда.
«Волшебное перышко»
А теперь перейдем к самим спектаклям. Вот японская сказка «Волшебное перышко», режиссер Борис Константинов. Спектакль для большой сцены и для человека любого возраста. Малыши поймут сказочную историю про спасенного стариками журавушку, обернувшегося девушкой. Она улетает от приемных родителей летом, а осенью возвращается. Взрослый понимает философию: все умирает и возрождается, проходит и вновь повторяется. Но и те, и другие заворожено смотрят, как из раскрытых вееров появится журавль, как потом он превратится в девушку-куколку, и как изменится — от нежного к зловещему — выражение кукольного личика, когда на сцену явится главный злодей, мерзкий торговец, вечно вопрошающий на японский манер: «Сикоко? Сикоко?»
Театр, который привез «Волшебное перышко» и получил две награды (за лучший спектакль и лучшему художнику Александру Алексееву), называется Театром марионеток. Но марионеток в нем не было: «Марионеток не было, но этот театр давным-давно работает и в системе марионеток и работает с верховыми куклами. Марионетки это куклы, которые управляются актером, когда актер находится над куклой, а верховая кукла это кукла, которая на ширме, то есть актер находится под ней. В данном случае это планшетная кукла. Но театр работает в этих системах постоянно», — рассказывает Ольга Глазунова.
— А как в этом спектакле работа живых актеров? Их здесь много, надо сказать. Одна женщина — музыкант, целый маленький оркестрик. Я даже не могу сказать, что она аккомпанирует спектаклю. Она практически разговаривает музыкой, так же как в этот момент актеры разговаривают пластикой, движением, поскольку текст там звучит редко и только в фонограмме. И все остальные смыслы, эмоции создаются именно за счет звучащей музыки и актеров на сцене. Плюс есть двое актеров, лица которых закрыты масками, делающими их похожими на японцев, плюс есть еще двое актеров, которые работают все время с куклой, но, тем не менее, мы все время видим этих ребят. Как тут?
— Мне кажется, что этот спектакль очень изящен, гармоничен и, я бы сказала, деликатен. Здесь присутствие актера, которое меня довольно часто раздражает в других спектаклях, не мешает спектаклю а, наоборот, все составлено в единое целое, это гармония, это как музыкальное произведение, где все ноты соединяются, и рождается замечательная мелодия. Режиссер Константинов впервые в Москве на фестивале. Он, окончив питерский Театральный институт, уезжал и не работал в России. Не так давно он вернулся. Во-первых, он создал свой маленький театр, который называется «Карлсон-Хаус» — совершенно замечательный маленький домик, стоящий во дворе в Петербурге, и вот впервые он поставил на сцене Театра Деммени спектакль. И мне кажется, что этот дебют был очень интересен. То, что этот спектакль так поэтичен, то, что режиссер работает с таким замечательным художником как Александр Алексеев, да и то, что актеры их так почувствовали… Как они говорят нам о том, что дело происходит в Японии, что это японцы, какие они миниатюрные, изящные, как это сделано тонко. Это редкой красоты зрелище не только для детей, но и для мам и пап. Душа радуется, когда видишь такое.
«Маленький принц»
Второй замечательный спектакль, обнесенный наградами жюри, это «Маленький принц» Антуана де Сент-Экзюпери в постановке Руслана Кудашова, художники Алевтина Торик и Андрей Запорожский, смотреть тоже могут люди любого возраста. Здесь Летчик — актер без куклы. Он начинает рассказ, стоя перед деревянной ширмой. Потом, когда речь зайдет о крушении его самолета, актер уйдет за ширму, и она предстанет перед нами Вселенной. В ширме сделаны прорези, такие окна-экраны, разной величины и формы, и если встречу с Маленьким принцем мы увидим в нижнем большом окне, то планету самого Принца — в крошечном верхнем.
«Это называется симультанная сцена. Сцена, где несколько мест действия, окна наверху, внизу, с боков — это создает многообразие мира. Это разные планеты, это космос и, я думаю, за счет такого решения художника и возникает это ощущение бесконечности нашей Вселенной», — говорит Ольга Глазунова.
Маленький принц — не подросток, а ребенок, очень грустный и бледнолицый. Это планшетная кукла. А его друг — лис — перчаточная кукла, рыжая аж красная, и с очень смешными длиннющими ушами. Роза — искусственный цветок, но к ее листьям тянутся тросточки, она может двигаться, мало того, выражение бутона-лица чудесным образом меняется в течение всей сцены — оно может быть и злым, и капризным, и нежным, в точном соответствии с образом Розы, созданным Антуаном де Сент Экзюпери.
«Небесный Аргамак»
Еще одного спектакля — «Небесный Аргамак» — каюсь, не видела, поэтому описать его вам не смогу. Художник его — Павел Павлов, а режиссер Туяна Бадагаева — лауреат премии «Золотая Маска». Ольга Глазунова рассказывает: «Это совершенно неожиданное для нас зрелище. Я могу смело сказать, что никогда такой спектакль не приезжал в Москву. Там соединены куклы — маленькая, такая изящная, миниатюрная, и огромная кукла-маска — Богиня, которая создает этот мир, там есть живой актер, замечательно поющий. Знаете, это горловое пение и это своего рода такая мистерия. Может быть, что-нибудь похожее делал когда-то давно Михаил Хусид, но тогда это выглядело более европейским. А это — эпос. Национальная пьеса очень красивая, там замечательный актер Арсалан Бидагаров. Меня поражает его восточная грация, пластичность, как он ведет этого небесного Аргамака. Это не тростевая кукла, это даже не планшетная кукла, это неведомо какая кукла, но он настолько чувствует ее, он настолько ее дополняет, а эту кукла так дополняет актера, что рождается поэтический образ небесного Аргамака, летающего коня, Пегаса. Театр в Улан-Удэ, который когда-то был в таком хилом состоянии, вдруг стал так подниматься. То, что появился Борис Константинов, новый режиссер, и то, что в «Бобке» как режиссер выступил Лифанов, который никогда не работал в Театре кукол, много новых имен».
Казалось бы, люди не знают имен даже актеров, не говоря уж про режиссеров театров кукол, и я не думаю, чтобы они очень благополучно и сытно жили, чтобы им там платили как-то необыкновенно, а, тем не менее, очень молодые мужчины из года в год приходят работать в театр кукол.
«Далеко не все остаются в театрах кукол, те, кто заканчивают даже в Петербурге Академию. Многие режиссеры и художники уходят на сторону. Ведь художник-кукольник может заработать где угодно: в рекламе, в витринах, в ресторане. Но это микроб. Если ты этот микроб ухватил — все, ты заболел. И это уже такая болезнь неизлечимая, это хроническое заболевание», — говорит Ольга Глазунова.
— Ольга Леонидовна, что у нас опять с Театром имени Образцова? Мало того, что ничего нет из его репертуара, как всегда, в московской программе «Золотой Маски», да еще, возник конфликт и, в результате этого конфликта, инициированного, видимо, актерами театра, был снят с должности предыдущий директор и назначен новый.
— Я думаю, что эта ситуация сложилась не в одночасье, давно назревал конфликт. Было много претензий и к Борису Михайловичу Киркину, бывшему директору. В том числе были нарекания в адрес Андрея Денникова, при том, что он человек не бесталанный, но он слишком много воли получил там. Андрей ставит спектакль за спектаклем, ему — зеленая улица. Там есть еще Екатерина Образцова, она ставит гораздо меньше спектаклей, но, мне кажется, тут был какой-то перегиб, и постепенно возникала эта нездоровая атмосфера. И претензий много. Во-первых, театр лишился Малой сцены. Малая сцена была отдана под караоке-бар. У театра уже давно нет знаменитого Зимнего сада, нет замечательного фойе, на фасаде театра висит реклама ресторана. Разве это дело? Актеры жаловались, что спектакли новые выпускаются, и предпочтение отдается новым спектаклям, которые делает, в первую очередь, Андрей, а в текущем репертуаре творится Бог знает что. Очень часто ломаются куклы, отрываются у них руки и ноги, и нет времени и сил для того, чтобы починить этих кукол. Созрел нарыв, который должен был когда-нибудь прорваться. Вот он и прорвался. Будем надеяться, что сейчас ситуация стабилизируется. Я знаю, что театр намерен приглашать новых режиссеров.
— Ольга Леонидовна, последний вопрос, отчасти с этим связанный. Вот Руслан Кудашов, чей спектакль «Маленький принц» нам очень понравился, он относительно недавно возглавил Большой Петербургский театр кукол. Тоже, надо сказать, история была довольно кровавая, потому что там несколько театров заговорили о том, что людей всех поувольняют, повыгоняют актеров, что будут нанимать их на какие-то специфичные контракты. Волнение было совершенно невероятное, но, говорят, что именно Кудашов справился с этой ситуацией очень естественным, человеческим образом.
— Не знаю, столько ли Кудашов, сколько его директор, потому что все, что касается найма на работу это, наверное, прерогатива директора. Им удалось избежать крови, не было слишком страдающих людей. Замечательно то, что Руслан работает с молодыми, у него курс свой, правда, он сделал в прошлом году спектакль, который нам тогда с вами не больно-то пришелся по душе
— Это был Гоголь, «Вий».
— Да, но в этом году он выпустил, по-моему, впервые спектакль для маленьких.
— Мы видели «Потудань» по Платонову, «Невский проспект» — Гоголь, «Пир во время чумы» — Пушкин, и мы видели гоголевского «Вия». Да, не очень радостное зрелище для малышей…
— И то, что он обратился к маленькому зрителю, и то, что этот первый опыт вполне удачен, а сейчас, говорят, он еще выпустил «Щелкунчика» — его хорошо характеризует. Значит, у него есть интерес создавать разнообразную афишу.
— У меня совершенно личный вопрос: скажите, пожалуйста, самый первый спектакль театра кукол, который вы увидели, когда вы были маленькая, вы его помните, и можете ли вы каким-то образом с этим увиденным вами спектаклем связать то, что произошло дальше?
— Связать не могу, но спектакль помню. Назывался он «Роу, (мальчик, живущий где-то в джунглях) вступает в борьбу». Это был спектакль Московского городского театра кукол. Тогда он находился на улице 25-го Октября, теперешняя Никольская. Это был спектакль про мальчика, про англичан— колонизаторов. И этот мальчик попадает в джунгли, и на него кидается тигр, и я помню, что я диким голосом кричала, а мне было лет пять, и меня выводили из зала, потому что мне было очень страшно. Но я никогда не думала, что меня ноги приведут в этот Театр кукол. Потому что много лет спустя, после школы так сложилась жизнь, что я пришла в театр кукол, в стажерскую группу, и проработала там довольно долго, а потом уже оказалась в Союзе театральных деятелей.
— Признайтесь честно, когда вы уже работали в театре, вы пугали детей куклами?
— Никогда в жизни. А дети, кстати, очень боятся кукол. Они смотрят спектакль, и если там даже безобидные куклы и безобидные персонажи, но ребенок попадает за кулисы и видит куклу не живую, то он не понимает, что это такое. Вот это странное преображение куклы из живой в не живую, вот эта главная тайна куклы, когда из неживой материи на наших глазах происходит чудо, рождается новый персонаж — это великая тайна. Я думаю, что сейчас дети гораздо более продвинутые. Мне кажется, что все эти компьютерные игры, все эти умирания, даже понарошку, в компьютере, они их делают более жесткими, что ли, и более спокойно воспринимающими все трагическое. Я не психолог, мне трудно сказать, но, я думаю: имеет значение, что ребенок так рано приучается к мертвой материи, которая без труда погибает, не отдавая себе отчета, что за этим может стоять и живое существо.