День Победы – это все-таки очень личное. В каждой семье – своя история, своя война, своя победа. Особенно, когда связь поколений была прямой. Я был единственным в своем школьном классе, у кого воевал отец, все остальные одноклассники слышали о войне от дедов.
Поэтому, так получилось, дней победы было два. Один – накануне, восьмого мая, с обязательной школьной линейкой, стихами Рождественского, я почему-то запомнил именно Рождественского на этих линейках, про то, чтобы помнили «через века и через года» и выступлениями приглашенных ветеранов, которые говорили слова, которые принято было говорить на митингах и собраниях.
А другой был дома, когда к папе приходили друзья, они выпивали и очень много говорили. И, конечно, совсем не так, как на митингах и в телевизоре. Первое, и потому очень яркое детское воспоминание – папины друзья – очень веселые люди.
А я и мои друзья просили у них совсем других рассказов, таких как в кино, в фильмах про войну. В 60-е игра в войну все еще была самой популярной детской забавой, с ней соперничал, пожалуй, только футбол, и нам нужен был новый материал для сценариев дворовых военных сражений. В моем дворе, кстати, исполнителей ролей немцев выбирали строго по жребию.
О цене победы никто из нас долго не задумывался. Была официально утвержденная цифра в двадцать миллионов погибших, но она не подавляла, потому что была слишком абстрактной. Было понятно, что это очень много, но представить себе – сколько это – двадцать миллионов, было трудно, практически невозможно. К тому же все огромные цифры воспринимались исключительно как достижения – тысячи тонны стали и пудов зерна, десятки тысяч километров дорог. Двадцать миллионов погибших – это был вклад СССР в победу. Самый большой в мире, да простят меня все павшие, которых, на самом деле оказалось много больше.
Отец про войну рассказывать не любил, а к переписыванию военной истории в угоду тогдашнему обитателя Кремля относился с мрачным скепсисом. Сорвался лишь однажды. Одетый в новенький, с иголочки маршальский мундир, увешанный наградами, как новогодняя елка Брежнев, награждал маршалов и генералов. И когда он со словами «иди ко мне, мой прославленный» полез целоваться с Василием Ивановичем Чуйковым, папа выругался и пошел к соседу за сигаретой. Он прошел всю Сталинградскую битву, и злую шутку «ты воевал на Малой земле или отсиживался в окопах Сталинграда» воспринимал болезненно. Книгу Виктора Некрасова о Сталинградской битве считал лучшей о войне и личным знакомством с ее автором очень гордился.
Он умер, когда мне едва исполнилось девятнадцать, и очень многого не успел рассказать.
Пусть это прозвучит кощунственно, но я рад, что он многого не увидел. Когда юбилеи победы страна отмечала, получая помощь от побежденных, к которым к тому же многие из победителей и их детей стремились поскорее уехать. Когда на стенах домов в российских городах стали регулярно появляться свастики. Когда молодые не в состоянии были ответить, что началось 22 июня.
Цена победы оказалась слишком большой. Настолько большой, что даже с немногими еще живущими победителями до сих пор не хватает средств расплатиться.