Иван Толстой: Здравствуйте, Андрей!
Андрей Гаврилов: Здравствуйте, Иван!
Иван Толстой: Весь радиочас нас будут сопровождать новые музыкальные записи. Андрей, чью музыку мы сегодня слушаем?
Андрей Гаврилов: Сегодня мы будем слушать музыку московского и, одновременно, американского музыканта и композитора Евгения Лебедева. Это музыка с его, пока еще не вышедшего, альбома, который будет называться «102 дня» и который должен появиться в продаже примерно в июне-июле этого года. Мы будем первыми, кто ее услышит.
Иван Толстой: Перебирая культурные новости последних дней, я выбрал первой темой появление огромного тома Владимира Набокова «Трагедия господина Морна». Он вышел в петербургском издательстве «Азбука». На волнах Свободы мы уже говорили об этой книге – но теоретически, предварительно, еще до ее появления. Теперь вот она в моих руках. Это максимально полное собрание набоковских вещей, относящихся к миру театра: пьесы, лекции о драме, отрывки из писем – словом, театральное наследие писателя. 640 страниц увеличенного формата, то есть тысяча обычных страниц. Настоящий праздник для поклонника Набокова и для театралов.
Извините, что похвастаюсь: 18 лет назад я выпустил в московском издательстве «Искусство» книгу набоковских пьес. Это было первое их собрание на русском языке. Что смог, то в 90-м году собрал и прокомментировал. Но что я знал тогда! Это был жалкий лепет по сравнению с нынешней работой, проведенной Андреем Бабиковым. Он много лет работал не только с уже напечатанными текстами, но и был допущен в святая святых – набоковские архивы в Нью-Йорке и Вашингтоне.
Что в нынешнем издании самое главное? Помимо выправленных текстов ранних драматургических произведений – а это «Скитальцы», «Смерть», «Дедушка», «Агасфер», «Полюс», помимо зрелых – «События» и «Изобретения Вальса», здесь публикуется огромная «Трагедия господина Морна» 24-го года (150 страниц в стихах, до сегодняшнего дня эта вещь была напечатана только один раз – в петербургском журнале «Звезда» несколько лет назад) и, наконец, долгожданная пьеса «Человек из СССР». От нее мы знали на русском языке только лишь первый акт. И вот теперь – четыре остальных.
Так что книга, подготовленная Андреем Бабиковым – по-настоящему культурный праздник. Не сомневаюсь, что ее выход сдвинет с места театральную судьбу Набокова. И на сцене появятся его вещи, старые и новообретённые.
Андрей Гаврилов: Этот том - действительно праздник, насколько я знаю. Только одно драматическое произведение Набокова осталось за бортом - сценарий фильма «Лолита» Стэнли Кубрика. Если говорить абсолютно академически, то, конечно, этому сценарию тоже место в этом томе. Но если подходить к этому так, как подошел составитель, то есть, взять театральное наследие, а не только драматургическое, то в таком случае том абсолютно совершенен. Я не знаю, будет это хорошо или плохо, если пьесы Набокова будут поставлены в театре. Честно говоря, когда я их читал, мне показалось, что они больше написаны для глаз. Они замечательно читаются, замечательно проговариваются про себя, я не могу представить их на сцене. С другой стороны, я и не режиссер, конечно.
С именем Набокова связано еще одно событие, возможность события или, наоборот, невозможность события, о котором в последнее время все усиленно говорят и чем полон интернет. Сын Набокова Дмитрий объявил о своем намерении опубликовать наброски последнего романа отца, который называется «Оригинал Лауры». Эта рукопись пролежала 30 лет после кончины писателя (в 1977 году) и, как было написано в одной статье, «судьба произведения не решена, так как писатель завещал сжечь наброски». Но, честно говоря, с моей точки зрения, раз он так завещал, то судьба произведения была решена. И речь идет о том, что это решение и воля писателя будут нарушены.
По-моему, это безумно интересная проблема, которая, если вспомнить, начинается с «Мертвых душ» Гоголя. Если бы мы сейчас могли вынуть из печи, из камина второй том «Мертвых душ», имели ли бы мы моральное право это делать или все-таки воля автора намного важнее нашего интереса к тому, что он там написал? Конечно, самый яркий пример в ХХ веке - это творчество Кафки, который велел сжечь все, что им было написано, и если бы его душеприказчик Макс Брод выполнил его волю, мы бы не знали этого писателя.
Кто прав: наследник, который выполняет волю автора и сжигает рукопись, или наследник, который не выполняет волю автора и сохраняет рукопись? Честно говоря, я не знаю ответа на этот вопрос, и не знаю, кто может знать. Единственное, что меня смущает, это некоторая, практически рекламная, как говорят теперь – «пиарная кампания» вокруг этого произведения, вокруг этой проблемы, потому что уже сегодня в интернете появились сообщения, что все неправда и наследник сожжет роман, а вчера были сообщения, что, нет, он сжигать не будет, и, честно говоря, мне это напоминает немножечко рекламную компанию для того, чтобы подогреть интерес к тому, что все ждут, но в чем все могут быть разочарованы. Один из таких примеров – неизданное наследие «Битлз», которое периодически находится в разных вариантах, на разных пленках и которое, конечно, интересно профессионалам, но которое абсолютно неинтересно большинству любителей музыки.
Иван Толстой: Я с вами полностью согласен, что набоковское произведение может оказаться несовершенным. Тем не менее, представьте себе, что от вас зависит вытащить из камина несовершенную вторую часть «Мертвых душ» Гоголя и ее опубликовать или опубликовать эти 50 карточек, на которых Набоков написал свой «Оригинал Лауры» или «Подлинник Лауры», не знаю, как точнее, это зависит от контекста, от содержания этого произведения. Думаю, что если бы это зависело от нас, то нужно было бы спасать и то, и другое. И для культуры, в результате, в конечном итоге, на ее огромном пространстве, я думаю, что это было бы правильнее, и история будет благодарна тем, кто нарушал волю создателя. Там более, что если «мысль изреченная есть ложь», то почему деяние чье-то не есть ложь, чье-то ошибочное завещание, чье-то ошибочное желание под горячую руку, в какую-то тяжелую минуту принятое?
Андрей Гаврилов: Иван, я прошу прощения, я все-таки чуть-чуть подчеркну то, что я отстаиваю. Здесь только один маленький шажок для того, чтобы исправить рукопись. Если он не понимал, что он завещает, то откуда мы можем знать, что он понимал, что он пишет? И если там написано «белый», а мне кажется, что точнее было бы «бледный», «серый» или «зеленый в крапинку», тогда кто мне может помешать? Правда, вся наша культура чтения и обращения к наследию великих уже основана на том, что мы читаем их личные письма, комментируем или хихикаем над тем, что они не хотели нам давать, а, в лучшем случае, каким-то образом в дневниках или в письмах предавали только ближайшим друзьям или родственникам, я даже не буду говорить о том, как все, пуская слюни, комментируют сексуальные похождения Чехова в Юго-Восточной Азии. Бог с ним, уж он точно не предполагал, что это станет достоянием миллионов в собрании сочинений, не так ли? Я к тому, что, по-моему, эта проблема настоль сложна, что, конечно, нужно вынуть из печи второй том «Мертвых душ», но вот нужно ли его поле этого публиковать, я не знаю.
Иван Толстой: Что мне пришло в голову Андрей, пока вы говорили, что, может быть, стоило организовать конкурс переводов «Оригинала Лауры», тем более, что это всего 50 карточек. Мне, почему-то, кажется, что в эпоху интернета так и произойдет, и у нас появится масса переводов, и мы сможем сравнить, кому там что кажется зеленым, а что – серо-буро-малиновым.
Андрей Гаврилов: Могу только одно сказать, что в интернете я нашел объявление о том, что в одном из московских издательств готовится к изданию книга «Оригинал Лауры».
Иван Толстой: Отлично! Андрей, а что вас больше всего привлекло в потоке новостей на прошедшей неделе?
Андрей Гаврилов: Думаешь о том как бежит время и, вдруг, происходит нечто: тебе говорят, что у кого-то или у чего-то юбилей. Ты хватаешься за голову и только в эту секунду понимаешь, как много уже утекло. Я имею в виду, что 30 апреля этого года, 2008-го, исполнилось 40 лет событию, которое, по-моему, до сих пор до конца не оценено. Событию, которое полностью перевернуло жизнь поколения, по крайней мере, моего, и, я думаю, ближайших к нему. Это то, что 30 апреля 1968 года вышел первый номер журнала, который получил позже название «Хроника текущих событий». Почему позже? Потому что на самом деле этот журнал назывался «Год прав человека в СССР», а вот подзаголовок был - «Хроника текущих событий». Но так получилось, что настолько точно было подобрано это выражение, настолько точно этот подзаголовок выражал то, о чем писал журнал, что, начиная со второго номера, он уже так и назывался - «Хроника текущих событий». За 15 лет вышло 65 номеров, и если сейчас посмотреть фамилии тех, кто его составлял, издавал, редактировал, помогал составлять, распространял, если просто перечислить эти фамилии, то это просто Зал славы нашего отечественного правозащитного движения: Наталья Горбаневская, Илья Габай, Сергей Ковалев, Анатолий Якобсон, Габриэль Суперфин, Юрий Шиханович, Людмила Алексеева Юлий Ким, Вера Лашкова… Я останавливаюсь не потому, что они лучше или главнее других, а просто потому, что всех перечислить невозможно. Все, кто о нем писал, оценили это событие с политической точки зрения. Но я бы хотел подчеркнуть одну очень важную составляющую этой темы. Дело в том, что практически это положило начало самиздату. Да, слово «самиздат» появилось раньше, это еще от Николая Глазкова идет: «самсебяиздат». Конечно, какие-то мелочи типа писем или стихов СМОГистов появлялись в рукописном виде и раньше, но массово самиздат стал появляться только после 30 апреля 1968 года. Тот самиздат, который дал нам Платонова, Стругацких, Булгакова, Мандельштама, Солженицына… Дальше можно перечислить весь золотой фонд российской, советской и зарубежной, не переводившейся в советское время литературы, потому что с большинством произведений мы познакомились именно в самиздате. И пусть «Эрика» брала всего четыре копии, как пел Галич, или десять копий на папиросной бумаге, как утверждает Новодворская, - не важно, эти десять, четыре или одна копия мгновенно становились достоянием сотен или тысяч читающих людей. Это просто стало фактом жизни и культуры. Я помню, мы обменивались новостями самиздата точно так же, как теперь обмениваются новостями интернета.
Иван Толстой: Андрей, а можно личный вопрос? Вот вам приходилось вертеть в руках «Хронику» в те годы, когда это было нельзя?
Андрей Гаврилов: Да, конечно. У меня так получилось, что среди моих близких друзей были люди, к которым эта «Хроника» попадала. Я, конечно, не знаю, были ли это первые четыре или десять копий или уже копии копий или копии копий копий. Но это, тем не менее, были не отдельные листочки, это были выпуски «Хроники текущих событий».
Иван Толстой: В потоке новостей меня заинтересовало следующее сообщение.
Джанни Алеманно, представляющий правые силы новый мэр итальянской столицы, объявил на своей первой пресс-конференции о намерении уничтожить открытый в 2006 году музей, укрывающий Алтарь Августова Мира ( Ara Pacis Augustae ), памятник древнеримской монументальной пропаганды. Музей Алтаря Мира ( Museo dell ' Ara Pacis ), построенный по проекту выдающегося архитектора Ричарда Мейера, лауреата Притцкеровской премии, был в свое время встречен римлянами критически, напоминает The New York Times .
Избавить исторический центр Рима от лаконичного музейного здания, возведенного из бетона, стекла и травертина, было одним из предвыборных обещаний Алеманно, противника всех культурных новаций, осуществленных его предшественниками, представлявшими левоцентристский блок.
Алтарь Мира был освящен в 9 году до нашей эры. Его возвели в северо-восточной части Марсова поля в ознаменование побед императора Августа в Испании и Галлии в 13 году. Разрозненные части алтаря были обнаружены в XVI и XIX веках, реконструкцию его произвели в 1930-х годах при Муссолини.
Почти одновременно пришло другое сообщение - что мэр Рима намерен понизить статус кинофестиваля, переориентировать Римский кинофестиваль на национальное кино.
Принято считать «международность» события фактором, который повышает статус. «Национальность» относят к понижающим факторам. Андрей, Вы согласны с такой иерархией?
Андрей Гаврилов: Наверное, да, хотя мне тут же приходят в память слова какого-то итальянского кинокритика, который объяснял разницу между Феллини и Антониони. Он сказал, что «Антониони - это на экспорт, а Феллини - это для нас». Я думаю, в этой фразе «на экспорт», то есть на международный рынок, не было попытки увеличить статус Антониони. Наоборот, в ней читалось некоторое пренебрежение. А вот Феллини - для нас, вот это - да. Это читалось между строк. То есть, это настоящее. Может быть, здесь есть какая-то связь.
Иван Толстой: Мы обратились за экспертным суждением к историку и нашему коллеге Джованни Бенси. Джованни, какая тенденция в Италии сильнее в последнее время: на расширение культуры или на ее сужение?
Джованни Бенси: Тенденция, которая преобладает, это как раз тенденция к подчеркиванию националистических моментов. Не забудем, что на последних политических выборах, а потом на выборах мэра Рима победила правоцентристская сторона. Это правоцентристская сторона, в которой сильны постфашистские элементы. В, частности, мэр города Рима Джанни Алеманно - представитель того крыла правых группировок, которое раньше называлось «социальные правые». Это группировка, которая сохраняет некоторые элементы социализма, которые существовали в первоначальном фашизме. Вот это довольно интересно, если хотите. И вот в период Холодной войны, например, социальные правые выступали с претензией на то, чтобы быть какой-то третей силой между американским капитализмом и советским социализмом. И вот этот элемент, что Италия является как будто бы жертвой и тех, и других, потому что находится под влиянием США. Но в период Холодной войны была сильна коммунистическая партия, которая тоже оказывала свое влияние, поэтому она осталась как будто бы приглушенной, не могла выражать себя как следует. И вот эта тенденция преобладает в итальянской не только политике, но и в итальянской культуре.
Иван Толстой: Джованни, находит ли понимание позиция мэра за границей Италии, в ближайших странах, в Европе?
Джованни Бенси: Я думаю, что нет. Ситуация только в начальной стадии. Ситуации, которая существовала, когда в Австрии пользовалась большим успехом националистическая группировка Хайдера, когда были протесты со стороны Европейского союза, сейчас в отношении Италии нет, но, тем не менее, известно, что в Брюсселе смотрят с известной настороженностью на то, что происходит в Италии.
Иван Толстой: Как далеко все это может зайти? Я фантазирую: Тоскана - для тосканцев, Венеция - для венецианцев…
Джованни Бенси: Вы знаете, на последних парламентских выборах победила партия «Народ свободы» под руководством Сильвио Берлускони. В ней большой успех одержала «Лига севера», фактически сепаратистская партия, окончательная цель которой - отделение богатого Севера Италии от бедного Юга. Эта партия также поддерживает ксенофобские настроения, направленные против эмигрантов, особенно против эмигрантов из мусульманских стран. Есть очень сильный антиисламизм этой группировки, очень сильное подчеркивание узких региональных интересов некоторых областей Северной Италии.
Андрей Гаврилов: Дело в том, что Римский кинофестиваль, статус которого собираются понизить, еще не успел войти в ряд таких легендарных всемирных фестивалей как Каннский или Венецианский. Но понятно было, что задача предыдущего мэра Рима Вальтера Вельтрони, который сам по образованию кинокритик, была переплюнуть и Венецианский фестиваль, и Каннский. Для этого он и был задуман, и ему был выделен колоссальный бюджет – от 10 до 16 миллионов евро. Цифра расходится в зависимости от той газеты, которая пишет об этом событии. Но здесь, мне кажется, интересно другое. Попытка понизить статус фестиваля, если не статус, то, по крайней мере, размах фестиваля исходит от человека, если мне память не изменяет, одним из предвыборных лозунгов которого было то, что он очистит Рим от… и, дальше, в зависимости от аудитории, шло название той национальности, от которой он и хотел Рим очистить. В частности, досталось румынам. Вот эта попытка сделать Рим чисто итальянским городом, сделать фестиваль чисто итальянским фестивалем, честно говоря, меня заставляет насторожиться, потому что уж больно это напоминает некоторые лозунги наших радетелей русской культуры, русской истории, русской жизни, с которыми мы сталкиваемся сегодня каждый день. Боюсь, что ни к чему хорошему это не приведет.
Иван Толстой: Наша следующая рубрика – «Прямая речь». Что такое День победы в нынешнем российском обществе, Как встраивается он в картину сегодняшних патриотических представлений? С прямой речью – петербургский историк Яков Гордин
Яков Гордин: Вообще, война и победа - это колоссальное явление и для поколений, которые уже уходят постепенно, и для тех, которые пришли и приходят, имеет такой двоякий смысл. С одной стороны, это колоссальное и в высшей степени психологически важное событие, которое для каждого, в каждой нормальной стране, в каждом нормальном обществе вызывало бы чувство законной гордости и помогало бы внутреннему самостоянию человека. Это, безусловно, есть. Но у нас есть еще один аспект этого колоссального события. Вы знаете, тут я как раз пробую опереться на недавно вышедшую весьма любопытную книгу социолога и историка Дины Хапаевой, которая называется «Готическое общество». Она там, в частности, занимается и этой проблемой. И она пишет следующее: «Идея противопоставления мирного времени военному была главной задачей мифа». То, что она называет «заградительным мифом». Вот «заградительный миф» о войне позволял скрыть, утопить в войне все страдания и ужасы мирного советского времени. Мир должен был противопоставить придуманную мирную повседневность реальным ужасам войны. И вот эта заградительная функция не только мифа, а и реальной данности войны и победы, она, конечно, тоже играет свою и, надо сказать, не лучшую роль. И это нужно сознавать обязательно. Потому что если говорить о 9 мая, о победе вне контекста советской действительности, то это одно событие, а в контексте советской действительности - это совершенно другое событие. Ведь молодые люди, которые сегодня смотрят фильмы о войне, новые фильмы о войне и старые фильмы о войне, и слушают передачи о войне, и слушают выступления ветеранов, они очень плохо представляют себе, что же это было на самом деле. Из их представления выпадает кошмар и ужас начала войны, чудовищного разгрома, миллионы пленных и погибших в первые месяцы, страдания людей на оккупированных территориях. Все это заглушает, так сказать, гром победы. И это чрезвычайно опасный момент.
Повторяю, нужно, необходимо это великое событие, ничуть его не приуменьшая, рассматривать в общем контексте советской истории, потому что трагическая победа, которая досталась народу, именно народу, а не руководству страны (руководство страны проиграло войну), досталась народу колоссальными жертвами. Эта ситуация определялась тем, что было перед войной, тем, что вообще была советская власть. Поэтому это явление, с одной стороны, повторяю, героическое, достойное всяческого уважения и стимулирующее национальную гордость, а, с другой стороны, это некий знак национальной трагедии. Вот в этом двуединстве, мне кажется, этот день, это явление, это событие и нужно рассматривать.
Иван Толстой: Яков Аркадьевич, не хотите ли вы сказать, что проявление фашистских настроений в сегодняшнем российском обществе каким-то образом связано именно с этими заградительными мифами, с тем, что в свое время отчаянная и страшная правда о войне на фоне истории нашего общества не была произнесена достаточно внятно?
Яков Гордин: Я думаю, что и это причина тоже, безусловно, была и есть. Она не единственная, к сожалению, потому что после победы над чудовищным тоталитарным режимом Гитлера советский тоталитарный режим, к сожалению, повторял, как это было до войны, очень многие черты того режима, который он победил, который он разгромил. Поэтому это создавало и создает некоторую сумятицу в
человеческих мозгах, особенно у молодых людей. Людям не объяснили, что такое фашизм, нацизм, тоталитаризм в своем принципиальном качестве, противопоставляя советское и гитлеровское, не объяснили суть этого чудовищного явления вообще. Вот сейчас начали повторять «Семнадцать мгновений весны». Я-то считаю, что это талантливое сочинение весьма стимулировало симпатии к внешней, парадной, красивой, бравурной стороне фашизма. И вот сегодня повторяют снова это сериал, и снова будет обаятельный Мюллер, будет шикарный штандартенфюрер Штирлиц, который, мало того, что он разведчик, а он в замечательный эсэсовской форме, кругом благородные, гордые, с выправкой эсэсовцы. А что за этим стоит, в этом фильме, в этом сериале нет. Как нет и не было, вообще, по-настоящему, в трактовке этого мирового конфликта.
Иван Толстой: Интересно, как тот же день окончания войны переживается в Германии, какие патриотические ассоциации будит? Из Мюнхена с прямой речью писатель и публицист Эйтан Финкельштейн.
Эйтан Финкельштейн: Я думаю, что такой связи вообще нет в сегодняшней Германии. Более того, я вообще сомневаюсь, что в современной Германии применимо такое понятие, как патриотизм, в его классической форме, в понимании этого слова в 19-20 веках и в российском понимании. Конечно, здесь существует праворадикальная партия НДП, время от времени дают о себе знать бритоголовые неонацисты, но все это маргинальные группы, порожденные к жизни не патриотизмом, не ностальгией по прошлому, а безработицей, снижением жизненного уровня, безразличием властей к нуждам рядовых людей и молодежи, в частности. Но общество в целом от такого порока, как патриотизм типа «Германия превыше всего», совершенно свободно.
Я хотел бы обратить ваше внимание на то, что эта страна вот уже более 40 лет является частью объединенной Европы - сначала европейской шестерки, а теперь Евросоюза. Отсутствие границ, интеграция в экономике, в правовой сфере, в области культуры и духовности уже сделали свое дело. Так что людей, которые хотели бы возврата к временам нацизма или просто к границам, к визам, к отсутствию заграничных связей найти очень и очень трудно. Другое дело, что чем дальше в прошлое уходит война, чем больше правды о ней становится достоянием общественности, тем чаще люди задумываются о миллионах немецких беженцев из Судет, из Силезии, из Восточной Пруссии. Вспоминают о грабежах и насилии над женщинами в оккупированном советской армией Берлине, о массовых бомбардировках городов, о судьбах немецких пленных и о многих других несчастьях, выпавших на долю немецкого народа. Темы страдания немцев, преступлений против невинных людей со стороны союзников теперь все больше и больше перестают быть табу для писателей, журналистов, режиссеров. Об этом сегодня говорят все более и более открыто. Но, думаю, что это не имеет ничего общего с ростом патриотизма и, тем более, национализма. Правда об ужасном и отвратительном лике войны, в том числе, и для тех, кто ее затеял, скорее, лечит, чем калечит души людей. И я глубоко убежден, что главное лекарство от патриотизма и национализма - это правда. Правда о предвоенном мире, правда о Гитлере и Сталине, правда о победах и поражениях, правда о нацистских концлагерях и архипелаге ГУЛАГ. 8 мая в Германии официально празднуется как день освобождения страны от нацистской диктатуры. Сегодня здесь не культивируют победоносных мифов, а раз так, то нет почвы для массового немецкого национализма.
Иван Толстой: Андрей, что еще за последние дни в культуре вы сочли достойным внимания?
Андрей Гаврилов: Мне кажется, что очень интересно то, что все чаще и чаще трудно отделить культуру от политики. Если даже в Риме такое вроде бы культурное событие, как изменение статуса кинофестиваля, возможно, связано с политическими причинами, что же говорить о нашей жизни, которая политизирована просто вся насквозь. Вот, например, недавно пришло сообщение, что заканчивается реставрация знаменитого, великого, гигантского монумента «Рабочий и колхозница» Веры Мухиной, и к концу года его будут готовы куда-нибудь установить. Дальше пошли очень странные фразы. Во-первых, что до сих пор не определено место, куда его будут устанавливать. Во-вторых, что решается вопрос, и вот тут, к моему изумлению, интернет взорвался дискуссиями, ставить его на 30-метровый постамент, как хотела Мухина, или на 10-метровый, как было все последние годы.
Честно говоря, я не очень понимаю всю глубину и остроту этой проблемы. Но, тем не менее, российская часть интернета это оживленно обсуждала. Я могу только сказать, что от культурной составляющей здесь, по-моему, очень мало. Видит бог, я не люблю гигантские скульптуры, не важно, чьи они - Мухиной или Церетели. Я не люблю скульптуру «Рабочий и колхозница». Я понимаю, что это в чем-то памятник эпохи. Но будет это стоять на 10 метрах, на 30-ти или на 50-ти, по-моему, все три – очень много. Да, конечно, будет плохо, если эту композицию будет видно из всех углов Москвы и она будет возвышаться над городом, как страшное напоминание о тех годах, но неужели настолько важно, в данном случае, как это будет смотреться. Честно говоря, я чувствую какую-то неполноценность. Иван, какая у вас точка зрения на это дело?
Иван Толстой: Мне трудно себе представить возведенную заново, тем более, на 30-метровом постаменте, скульптурную группу «Рабочего и колхозницы», но я хотел сказать о той перекличке, которая возникает. Посмотрите, от чего интернет явно взорвется, и не толкло интернет, в ближайшие дни. Вот сообщение, оно прозвучало на волнах Радио Свобода только что. Памятник маршалу Коневу в Праге перенесут в парк множества скульптур. Как известно, маршал Конев в 1945 году освободил Прагу, а в 1956 подавил Венгерское восстание. У каждого народа своя память. Русские, естественно, держатся за свою, и совершенно не хотят учитывать, как и что говорит историческая память другого народа, того народа, который маршалом Коневым был подавлен. Вот как бы не повторилась еще раз таллинская история со всевозможными политическими и лжеполитическими протестами.
Андрей Гаврилов: Вы сказали, чтобы не повторилась таллинская история, и я в первую секунду вздрогнул, мне показалось, что вы сказали «сталинская история». Дело в том, что интернет принес нам сообщение о том, что коммунисты Алтайского края, дальше я буду цитировать, потому что это уже какой-то Кафка сплошной: «…намерены приступить к раскопкам в Барнауле на том месте, где, по словам очевидцев, в годы хрущевской оттепели, был зарыт памятник Сталину».
Вот мне интересно, его зарыли для того, чтобы навсегда скрыть с глаз долой, или это была тайная операция сталинистов: когда город спал, вызвали двух экскаваторщиков, вырыли котлован, затолкали туда это гранитное чудовище и сверху засыпали землей? Интернет об этом молчит. Но нашелся какой-то рабочий, который закапывал это дело… Это прямо поиски останков царской семьи. Вроде бы, с помощью других людей, которые слышали или видели, было определено это место и будет снаряжена коммунистическая экспедиция для того, чтобы его оттуда вытащить и где-то в городе поставить. История возвращается, история крутится, если уберут один памятник в Таллине, то, значит, в Барнауле поставят другой. Ничто в природе не исчезает бесследно.
Иван Толстой: С точки зрения тех, кто верит, что товарищ Сталин - отец народов, памятник должен прорасти сам сквозь землю.
Андрей Гаврилов: Конечно, надо было поливать его просто-напросто активнее.
Иван Толстой: Совершенно из другой области. Интернет рассказывает что экипаж судна, ведущего добычу алмазов с океанского дна, обнаружил у побережья Намибии корабль конца XV или начала XVI века. На борту корабля нашли шесть бронзовых пушек, несколько тонн меди, более 50 слоновьих бивней, навигационные инструменты эпохи Христофора Колумба, а также большое количество португальских и испанских золотых монет. На поверхность также подняли человеческие останки.
Археологи предполагают, что судно могло принадлежать экспедиции Бартоломеу Диаша, португальского мореплавателя, который первым из европейцев обогнул Африку с юга в 1487 году и открыл мыс Доброй Надежды в 1488 году. Это произошло 520 лет назад. Эксперты выразили уверенность в том, что корабль был торговым, о чем свидетельствует большое количество ценностей, обнаруженных на борту.
К чему это все? Почему эта новость не просто очередная новость из области историко-романтической?
Когда я читаю в новостях о подводных находках, о старинных путешествиях, я обычно беру с полки какой-нибудь том Рихарда Хеннига из его великолепного 4-томника «Неведомые земли». Там о доколумбовых путешествиях с немецкой добросовестностью и полнотой сказано всё и даже больше, чем всё.
Вот какую цитату из старого источника приводит Хенниг: Португальский король Жуан для открытия Индии послал «своего придворного Бартоломеу Диаша с тремя парусными судами. Плывя вдоль берега и падранов (то есть, ориентируясь на установленные вехи, падраны), он открыл мыс Доброй Надежды и за ним реку Инфанта. Можно сказать, что подобно Моисею, он видел Землю Обетованную, страну Индию, но не вошел в нее».
Мне кажется, что в этой новости, прошедшей по агентствам в последние дни, есть нечто большее, нежели просто романтический сюжет из прошлого. Путешествие Бартоломеу Диаша было последним в долгом ряду доколумбовых странствий. Сразу после него (и, главное в связи с его результатами – открытие прохода в Индийский океан) - в Европе появился первый глобус. А это, как мы знаем, абсолютно революционное событие для мировоззрения всего человечества. В противовес католической церкви, решительно отрицавшей, что Земля может быть круглой, появляется аргумент мореплавателей, людей практических знаний. После этого, буквально через 4 года Христофор Колумб отправляется в свое великое путешествие вокруг Земли. Преображаются взгляд человечества. Вероятно, не будет преувеличением сказать, что 520 лет назад был свершен первый шаг на пути к глобализации. Это требует признать сама этимология слова. Андрей, не так ли?
Андрей Гаврилов: Да. Я только надеюсь, что этот первый глобус не был глобусом Европы. Я могу сказать только, что когда я слышу о подобных открытиях, я понимаю, сколь много можно было бы увидеть, если быть активнее, спортивнее, настойчивее, агрессивнее и так далее. Я, когда нырял у берегов Греции, видел вросшие в камень амфоры. Зрелище впечатляет. Я даже не могу себе представить, что может испытать человек, который нырнул и вдруг увидел корабль полный таких сокровищ. Я испытываю только зависть, жгучую черную зависть, ничего больше.
Иван Толстой: Андрей, мы переходим к последней рубрике, вашей именной, она называется «Музыкальный выбор Андрея Гаврилова». Пожалуйста, теперь поподробнее представьте нам новый диск Евгения Лебедева.
Андрей Гаврилов: Спасибо, но я представлю сначала самого Евгения Лебедева, потому что, несмотря на то, что все критики сходятся во мнении, что это замечательный музыкант, он до сих пор еще не очень известен широким слоям слушателей. Причиной тому его молодость. Он родился в 1984 году, как любого интеллигентного мальчика его отдали в музыкальную школу, там ему вручили в руки аккордеон, и уже в 1997 году, то есть в возрасте 13 лет, за исполнение Концерта для аккордеона с оркестром он стал обладателем Гран-при конкурса Юные таланты Московии. Через год Евгений Лебедев поступил в Московский областной колледж искусств. Во время учебы он уже принимал участие в джазовых фестивалях и конкурсах, но, конечно, как пианист. Он стал лауреатом двух московских Фестивалей детей и юношества, конкурса «Синяя птица» и Фестиваля студенческого творчества «Фестос», а в 2000 году он стал стипендиатом международной благотворительной программы «Новые имена». Кстати, самая первая запись Евгения Лебедева как раз и была на диске «Новые имена играют джаз». После этого он стал принимать участие в многочисленных фестивалях, и его не очень долгая пока еще творческая история - это история сплошных побед и признаний. Он с успехом выступил на фестивале «Джаз в саду Эрмитаж», на фестивале «Евразия», на Московском международном джазовом фестивале памяти Уилиса Конновера, на джазовом фестивале в Минске, в Архангельске, и так далее.
В 2002 году Евгений поступает в Российскую Академию музыки имени Гнесиных, в класс Игоря Бриля, которого, я думаю, представлять нашим слушателям нет необходимости. После этого он играет много с самыми разными ансамблями: с группой «Sunlight», с «Академик Бэндом» Анатолия Кролла, с ансамблем «Маримба Плюс», с ансамблем Алексея Кузнецова, и далее. Вскоре он получает стипендию на обучение в Колледже музыки в Беркли. США. И вот после этого он и записывает свой первый альбом « Fall », который и вышел пару лет назад. Сначала этот альбом был записан просто на компьютере в виде болванки, Евгений Лебедев его раздавал или, если получалось, продавал на своих концертах, но недавно он вышел на одной из московских фирм уже как стопроцентно нормальный, полноценный альбом. Его можно купить в интернете, можно купить в магазинах. Я усиленно его рекомендую. Это очень хорошая музыка.
В настоящее время он обучается в Колледже Беркли, продолжает играть с самыми разными музыкантами, периодически приезжает сюда и выступает на московских фестивалях. Одно из самых интересных его выступлений я слушал этой зимой, когда в Московской музыкальной школе он играл дуэтом с музыкантом, исполнителем на маримбе (это вариант клавесина) Львом Слепнером в дуэте. Музыка была замечательная, красивая, очень по-хорошему интеллигентная, в зале было 30 человек, все получили огромное удовольствие. Ближайшие концерты Евгения Лебедева будут на московском фестивале «Усадьба Джаз», в Питере на одном из фестивалей, после чего это Роттердам, Париж и возвращение в США.
Альбом «102 дня» был записан не так давно и где-то в июне появится в продаже в московских магазинах и в интернете. Это практически целиком сольный альбом, только в двух вещах ему помогает гитарист Джефф Майлс и флейтист Дэниел Риера. Как я уже говорил, он играет свою музыку, музыку Чика Кореа, Хэрби Хэнкока, Стинга, «Битлз», Эллингтона и других композиторов. Я очень советую обратить внимание на этого музыканта, потому что у него явно впереди очень большое и, надеюсь, успешное творческое будущее. Евгений Лебедев, песня «102 дня» с одноименного альбома.
Иван Толстой: На волнах РС вы слушали первый выпуск «Поверх Барьеров» с новыми рубриками и в новом формате. Моим собеседником в московской студии был Андрей Гаврилов. Мы будем рады любым откликам наших слушателей. Какие проблемы, направления, тренды (извините за выражение) в современной культуре вы посоветуете обсудить? Какие незаслуженно забытые имена вспомнить? Пишите нам по электронной почте svoboda - radio @ mail . ru Напомню, программа «Поверх Барьеров с Иваном Толстым» выходит по вторникам в 9 вечера, повтор в среду в 6 утра и два часа дня.