7-го июня в рамках фестиваля искусств имени Андрея Сахарова состоится концерт. В нем слушателям будут представлены: «Квартет на конец времени» Оливье Мессиана, а также сочинения Дариуса Мийо и Игоря Стравинского. Я беседую с виолончелистом Денисом Шаповаловым и кларнетистом Игорем Федоровым, он-то и задумал проект «Музыкальные хроники. ХХ век».
Фестиваль посвящен не только событиям музыкальным, но и театрам, выставкам. Он захватывает весь город, его мероприятия проходят во всех залах, которые как-то связаны с культурой, начиная с Театра кукол и заканчивая Филармонией. В этом году тема фестиваля связана с Францией. Поэтому ничего нет удивительного, что в музыкальной программе сочинения двух французских композиторов.
Одни называют их современными композиторами, другие — классиками, и то, и другое соответствует действительности. Один из них — Дариус Мийо, а второй — Оливье Мессиан, «Квартет на конец времени». Это сочинение написано для скрипки, виолончели, кларнета и фортепьяно. Мои собеседники только что смеялись и говорили, «Ну, сколько нас будут причислять к молодому поколению», но оба они люди молодые.
— Ваше согласие участвовать в фестивале связно с тем, чье имя он носит?
— Я на этом фестивале очень давно, мы очень давно дружим с Ольгой Николаевной Томиной, директором Нижегородской филармонии. Она является директором фестиваля, а художественным руководителем является Валентин Александрович Берлинский — знаменитый виолончелист. Они вдвоем это и придумали. В 1992 году Валентин Александрович плыл на пароходе по Волге, вышел буквально на два часа в Нижнем, позвонил своей подруге Ольге Николаевне, они встретились и придумали этот фестиваль. Вы можете себе представить: 92-й год, какие фестивали? Никаких денег, непонятно, что происходит в государстве, но, тем не менее, он состоялся, было несколько лет, когда он проходил каждый год, потом были перерывы на год-два. Я там раз 5-6 играл. Сначала это была программа «Новые имена», просто детские концерты, но несколько последних раз я уже играл от взрослого поколения. Кстати, о поколении. Когда называют «молодые таланты», я не очень на это обижаюсь, это лучше, чем «старые бездарности».
— Денис, а ведь вы знали Мстислава Леопольдовича Ростроповича?
— Я вспоминаю трансляцию из Большого зала Консерватории, когда Мстислав Леопольдович играл «Рококо» вместе с «Виртуозами Москвы». Их концерт был посвящен Сахарову. И после этого он играл еще «Сарабанду». Я был тогда еще молодым человеком, и слушал этот концерт, это посвящение. Он просил после «Сарабанды» не аплодировать. Еще интересно, что у меня была вторая родина, я жил практически под самым Нижним Новгородом, тогда он еще назывался городом Горьким, поэтому интерес еще и в том, что, играя на этом фестивале, я возвращаюсь на вторую свою родину.
— Она сильно изменилась?
Денис Шаповалов: — Название изменилось очень сильно
Игорь Федоров: — Но поезд все равно «Москва-Горький». Нет поезда «Москва-Нижний Новгород» в нашей стране.
— Перейду к программе вашего выступления. Оливье Мессиан «Квартет на конец времени». Известно, что Оливье Мессиан воевал на фронте во время Второй мировой войны, что он попал в плен, и что это сочинение было написано им в Силезии, в лагере для военнопленных. Тем не менее, большинство людей, которые слушают эту музыку, считают, что в ней нет мрака, что в ней нет концентрированного трагизма, и большинство людей воспринимают ее, как музыку светлую. Так это?
Игорь Федоров: — Там у каждого участника ансамбля есть сольная часть. Например, моя часть называется «Бездна птиц». Я не могу сказать, что это музыка светлая, но свет в этой музыке есть. Знаете, есть сочинения, когда вы погружаетесь в какое-то состояние безысходности, а здесь — казалось бы, человек находится в безысходности, в концлагере, он может умереть в любую секунду, а вот этой безысходности там нет, там все равно есть лучик света, который тебя ведет, который тебя выводит из этого состояния. Для меня даже самое невероятное в этом сочинении даже не то, что оно написано в концлагере, а то, что оно было исполнено в концлагере. Вот как это могло быть там исполнено? Вы представляете, изможденные музыканты, нужно было найти инструменты, возможность репетировать. А это сложнейшая музыка. В общем, у нас весь концерт посвящен войне. «История солдата» Стравинского написана не столько про войну, но во время Первой мировой войны. И даже cюита Мийо тоже связана с солдатом, это тоже связано с тем временем. У нас музыка про катаклизмы 20-го века.
— Игорь, а почему вы таким образом собрали эту программу, почему именно война?
Игорь Федоров: — Вы знаете, вообще Сахаровский фестиваль отличается от многих фестивалей тем, что там почти нет развлекательных концертов. В основном это программы невероятно академические, сложные. Наша программа очень сложная и для восприятия, и для исполнения, и, вообще, мне очень отрадно, что музыканты такого уровня согласились ее играть, потому что на нее затрачивается очень много времени. Мы уже репетировали несколько раз, задолго мы уже начали ее репетировать.
— Денис, а вы прежде играли Мессиана?
Денис Шаповалов: — В первый раз буду играть.
— А ваша часть как называется?
Денис Шаповалов: — Игорь, как называется моя часть? Я был настолько поглощен музыкой и нотами, что не могу вспомнить. Могу в свое оправдание сказать, что если вы меня спросите, какая тональность в концерте Дворжака или в «Рококо», или как называется часть или вариация, я вам скажу, что не помню, может быть, даже не обращал на это внимание. Прежде всего, я смотрю, что из себя представляет музыка. Я знаю, про что эта музыка, и у меня есть, может быть, свое название, и появится другое во время исполнения. Поэтому это такие вещи второстепенные. А что касается темы войны, то для меня сейчас тоже было новостью, что весь концерт посвящен теме войны. И я рассказывал о том, что связь у меня существовала с этим городом, что я там учился в музыкальной школе, и жил в химическом малоприятном городе под названием Дзержинск, а мой дед, будучи молодым солдатом, попал в плен и два раза бежал. И как раз бежал во Францию. Вот такие вещи интересные.
— Игорь, вот вы говорите и всюду пишут, что эта музыка чрезвычайно сложна для исполнения. Можно людям объяснить, в чем ее сложность?
Игорь Федоров: — Я думаю, что для этого нужно ее послушать. Когда хотя бы один музыкант из этого квартета немножко не соответствует уровню остальных, то этот квартет просто не получается.
— Игорь, а чего это требует от вас, кларнетиста, такого, чего не требует какая-то другая музыка, написанная, положим, для аналогичного состава или для вашего инструмента?
Игорь Федоров: — Концентрации всего: концентрации эмоций до предела, концентрации внимания до предела, концентрации техники. Всего в совокупности. Этого не требует тот же Стравинский в «Истории солдата», хотя это тоже очень трудное произведение.
— И Мийо не требует?
Игорь Федоров: — Нет. А вот тут нужно собраться, словно какое-то невероятное событие у тебя происходит. У меня ощущение после исполнения, что я сыграл огромную оперу Вагнера, просто по объему информации. Это очень большой сгусток информации, который нужно вынуть всеми силами. Это очень большая работа, очень тяжелая.
— Денис, а по поводу виолончели. Вы же музыку уже репетировали, вы ее уже знаете?
Денис Шаповалов: — Уже досконально.
— В чем для вас сложность?
Денис Шаповалов: — Я думаю, что, возвращаясь к вопросу о сложности для публики, то для публики сложности вообще, по идее, не должно быть, вне зависимости от того, насколько наворочено произведение в плане музыкального языка. Сложности возникают у исполнителей. Что до меня, то представляло сложность не квадратное построение. Потому что вся музыка, я не говорю вообще о современной или популярной музыке, которая строится на «раз, два», но в 90% музыки размер четыре четверти либо две четверти. В этом произведении у Мессиана не найти таких квадратных, четных размеров.
Игорь Федоров: — У Мессиана вообще этого не найти, потому что у него ритмы основаны на индийских ритмах, то есть он очень много изучал, у него собственная система, у него даже книга есть про эти ритмы. Человек не просто писал ритм потому, что ему так захотелось, а это была совершенная система, очень четкая, очень продуманная и, в то же время, текучая. Она не математическая.
Денис Шаповалов: — Не бесформенная.
Игорь Федоров: — Она не математическая, когда вы знаете, как, допустим, у Хиндемита, что за чем будет, вы можете это предположить. Тут она живая, она очень творческая.
— То есть, грубо говоря, структура, скелет музыка из нее не выпирает.
Игорь Федоров: — Нет, но он очень четкий.
Денис Шаповалов: — Грубо говоря, идет такой поток сознания, когда мы не видим ни скелета, ни костей, но поток идет очень сформированный и, в итоге, понятный. Для меня это было очень сложно, потому что стереотипы все-таки довлеют, с детства привыкаешь играть так, а это совсем другое. Сложно перестроиться. Сложно считать, сложно в голове укладывать все эти конструкции.
— А у меня дилетантский вопрос: когда вы работаете квартетом, вы держите друг друга в поле зрения?
Игорь Федоров: — Безусловно. Все время. Во-первых, есть поля зрения разные. Есть поле зрения, когда все друг на друга смотрят, а есть еще что-то интуитивное, когда люди друг с другом много играют, или, играя в первый раз друг с другом, очень хорошо с первой секунды друг друга понимают, и осуществляется какая-то связь невероятная. Это уже за гранью понимания, но они начинают чувствовать друг друга.
Денис Шаповалов: — Это в любом хорошем ансамбле должно быть, это один из критериев хорошего ансамбля.
Игорь Федоров: — Это и оркестра касается. Очень часто дирижер выходит, а на него никто не смотрит.
Денис Шаповалов: — Как тот же Квартет Бородина, вообще, великие квартеты, они же понимают друг друга настолько, что могут вообще друг на друга не смотреть.
Игорь Федоров: — Люди специально репетировали, рассаживались спиной друг к другу по разным углам.
— А когда вы садитесь, есть какая-то последовательность определенная, в которой тот или иной инструмент занимает то или иное место. Какая она, и с чем это связано? Вот, скажем, для Мессиана, Мийо и Стравинского?
Денис Шаповалов: — Мессиан это квартет, а все остальные это трио. Кларнет сидит посередине, сзади — рояль, а по бокам от кларнета — скрипка и виолончель.
— Чем определяется такая структура, почему это именно так? То, что рояль не занимает первое место, это понятно.
Игорь Федоров: — Он нас загородит.
Денис Шаповалов: — Где бы он ни стоял, он все равно первое место занимает.
Игорь Федоров: — Так принято, существуют устои. Это как в звукорежиссуре поставить микрофоны. Их надо поставить правильно. А тут надо сесть правильно, чтобы был правильный звук.
Денис Шаповалов: — Даже по нотному стану — бас снизу, а дальше поднимается все выше и выше. Хотя бывает, когда сначала сидит альт, потом виолончель, потом две скрипки.
Игорь Федоров: — Про виолончель. Мой друг, пианист Сергей Кудряков, играл уже несколько раз в Японии с виолончелистом, который играет стоя. Стоит на сцене, за ним рояль, у него большая подставка перед ним, он туда ставит виолончель, втыкает шпиль и играет стоя. Первый виолончелист оркестра NHK, очень знаменитого оркестра (NHK Symphony Orchestra — NHK交響楽団,Enueichikei Kōkyō Gakudan). Вот сейчас в Японии есть такая мода. По-моему, это ужасно.
— Почему?
Игорь Федоров: — Это очень плохо выглядит, это очень плохо звучит. Звук, мне кажется, должен немножко идти в пол сцены и подниматься наверх. А тут он идет пустой в зал. Может быть, это какое-то новое слово. Не знаю, как Денис это прокомментирует.
Денис Шаповалов: — Надо же как-то пиариться.
— Я такого никогда не видела.
Игорь Федоров: — Ты это видел?
Денис Шаповалов: — Нет.
Игорь Федоров: — Это страшное дело.
— Вашими партнерами в этот вечер, кроме Дениса Шаповалов, будут еще скрипач Граф Муржа, пианист Евгений Брахман и молодей актер Театра Романа Виктюка Роман Аксентий.
Игорь Федоров: — Нам нужен актер, который бы читал сказку в «Истории солдата». Это сказка про солдата и черта. Я очень хотел это сам читать, я думаю, что у меня бы получилось, но мне не хочется отвлекаться, поэтому мы взяли замечательного молодого актера, с которым мы уже сотрудничали, мы это произведение играли в Доме Музыки. У меня был цикл в прошлом сезоне, он назывался «Три века с кларнетом», мы играли тоже «Историю солдата» и он читал замечательно. В перерыве между частями он читает определенные отрывочки из этой сказки, и музыка приобретает немножко другой аромат. Это произведение в оригинале написано для очень большого состава: играемое, читаемое и танцуемое это произведение. Там очень много народа, очень много людей принимают участие. Это целое действо, мистерия. Во-первых, оно намного больше, чем в данном варианте, но это авторская версия, тоже для кларнета, скрипки и фортепьяно, но там целая симфония получается, там очень много инструментов.
— Но у вас это будет все-таки строгий по форме академический концерт?
Игорь Федоров: — В общем, да.
— Все три произведения в один вечер?
Игорь Федоров: — Да, но с перерывом, естественно. В первом отделении — cюита Мийо и Стравинский, во втором отделении Мессан. Он занимает целое отделение.
— Почему именно по такому принципу разделили?
Игорь Федоров: — Потому что после Мессиана ничего невозможно играть. Существуют произведения, после которых ничего нельзя играть. После симфоний Малера ничего нельзя играть…
Денис Шаповалов: — После шестой симфонии Чайковского, после одиннадцатой Шостаковича.
Игорь Федоров: — После симфоний Шостаковича вообще очень мало чего можно играть. Существуют композиторы, после произведений которых просто рука не поднимается что-либо исполнять.
— Дальше должна быть тишина.
Игорь Федоров: — Мы надеемся, что тишины не будет, что все-таки кто-нибудь будет аплодировать, но иногда очень хочется тишины. После этого очень хочется тишины.
— Я взяла и открыла музыковедческий текст. Там написано: «Мессиан мыслит «вечными» образами католической ортодоксии и пантеистически окрашенного космологизма». Будучи кандидатом искусствоведения, я этот текст пять раз прочитала и не слишком поняла.
Денис Шаповалов: — На мой несерьезный, совершенно не культурологический и абсолютно не теоретический взгляд, на взгляд просто исполнителя, он, прежде всего, мыслит, чувствует простыми, человеческими эмоциями, простите за тавтологию чувствами. Именно теми чувствами и эмоциями, которые он переживал в тот момент, я полагаю, не в самый прекрасный момент его жизни и жизни всей нашей планеты. Вторая мировая и все трагедии, которые происходили… Поэтому то, что он испытывал и то, что он хотел выразить, он это сделал. Потому что когда мы играем эти ноты и эту музыку, никакие красивые слова не нужны. Музыка — универсальная вселенная, слова, буквы, какие-то разговоры теряют любой смысл, как только она начинает царствовать и звучать. Вот он так чувствовал. Это очень сложный язык, очень сложные структуры, но, несмотря на все это, мы знаем, что Кельнский собор строили 700 лет, если разделить его по всем косточкам, по всем чертежам, то никто ни в чем не разберется, но когда ты на него смотришь, ты понимаешь, что это прекрасно. И существуют наверняка тысячи томов, в которых пишут, что там пантеистический вечный камень использовался в закладке, но это все не имеет никакого смысла после того, как ты просто на него посмотришь и зайдешь внутрь. Музыка это тот же собор.
— Последний вопрос. Как выглядит сейчас филармония в Нижнем Новгороде? Там вообще что-то происходило, был ли какой-то ремонт, что-то переоборудовали, или это то же самое здание, которое с незапамятных времен осталось?
Игорь Федоров: — Это то же самое здание, где проходили первые фестивали современной музыки. Вообще этот город примечателен тем, что там впервые дирижировал Ростропович, впервые Шостакович.
Денис Шаповалов: — И единственный раз, между прочим.
Игорь Федоров: — И там впервые была исполнена музыка Шнитке, которая не исполнялась, запрещалась. Насколько я знаю, ко всеобщей радости, там строится новый зал. Хорошая акустика должна быть. Слава богу, потому что в этом зале акустика, мягко говоря, слабовата. Будем ждать.
— А скажите честно, такого рода концерты — Мийо, Мессиан — они действительно в состоянии сейчас заполнить большой филармонический зал?
Игорь Федоров: — Я думаю, что там — да. Это вообще программа, которую можно исполнять очень мало где. Но ее играть надо.
Денис Шаповалов: — Не поймут сегодня, завтра поймут.
Игорь Федоров: — Ее играть нужно. Есть произведения, которые не поймут, могут не прийти. После этого можно сыграть джазовую программу, на которую придут, на которую будет реакция, по децибелам, от публики возвращающейся, намного больше, чем от этой программы, и мы это прекрасно понимаем.
Денис Шаповалов: — Первую симфонию Рахманинова так и не поняли, и так он расстроился, но потом много раз ее исполняли и, в конце концов…
— Да, но с даты написания «Квартета» Мессиана прошло очень много времени, и до сих пор все же существует какое-то…
Игорь Федоров: — А у Шостаковича? Кто понимает Шостаковича? А Шонберга? Это все немножечко на будущее. Поэтому играть надо.