Программу ведет Евгения Назарец.
Евгения Назарец: Закон об экстремизме, принятый в России в 2002 году, законодатели разных уровней не оставляют в покое с самого момента его принятия. До сих пор его совершенствовали под выборы и потенциальными пострадавшими от этого закона считали себя оппозиционные политические силы. Теперь мощи закона о борьбе с экстремизмом не хватило региональным властям. Очередные поправки в закон о борьбе с экстремизмом предлагает курское областное собрание.
У обвинения в экстремизме не должно быть срока давности, считают курские депутаты, и предлагают закрывать организации и средства массовой информации после второго предупреждения, когда бы прокуратура ни вынесла первое. В ныне действующем варианте закон предусматривает такое наказание за двукратные в течение года обвинения в экстремизме.
Какие проблемы на самом деле пытается решить региональная власть, предлагая подобные поправки в закон, рассуждает политолог Александр Кынев.
Александр Кынев: Мне кажется, что это просто рефлекс чиновников, которые стремятся по-максимому ограничить самостоятельность тех или иных субъектов, где каждый является потенциальным нарушителем. Это вполне объяснимо. По закону Паркинсона, бюрократия стремится максимально расширять сферу своей компетенции и наступает на права граждан до того момента, пока граждане не оказывают сопротивление. И то, что такой появился законопроект в Курской области, это, в общем, показатель, это говорит о том, что никакого реального отпора, видимо, наши чиновники не чувствуют, поэтому появляются подобные инициативы. В некотором смысле индикатор слабости нашего гражданского общества, когда подобные вещи в принципе могут появиться в голове какого-то чиновника, и он не боится утратить при этом авторитет, доверие, а совершенно спокойно выдвигает, как будто так и надо. Потому что по смыслу, конечно, это ничто иное, как просто вообще запрет на критику.
Хочу напомнить, что в свое время демократизация в России начиналась со свободы слова. Сейчас как раз именно со свободой слова у нас, чем дальше, тем все больше проблем. Не так давно были инициативы господина Шлегеля по поводу возможности закрытия средств массовой информации за клевету. Идет процесс в Республике Коми над блоггером Саввой Терентьевым за то, что предположительно он оставил запись критическую против сотрудников милиции в блоге одного из региональных журналистов. Можно привести массу других примеров, когда у нас именно журналисты становятся объектами давления и преследования.
В то же время, я думаю, что эта инициатива все-таки останется маргинальной, потому что сам тот факт, что предыдущая инициатива депутата Шлегеля по поводу поправок в закон о СМИ встретила очень критическое внимание со стороны администрации президента, в Думу пришел ответ на появление данного законопроекта, который не оставил от него камня на камне. Я думаю, что это в некотором смысле знак и сигнал о том, что подобные инициативы вряд ли могут быть в настоящее время реализованы.
Ведь, что такое недовольство, которое высказывается, допустим, в средствах массовой информации? Это элемент политической конкуренции. Почему-то никто не спорит с тем, что конкуренция приносит пользу в экономике. То же самое касается практически любой сферы, то же самое касается транспорта, то же самое касается работы коммунальных служб. То есть конкуренция заставляет работать того или иного специалиста в данной сфере более эффективно. Но почему-то в политике у нас совершенно другой подход и нам пытаются объяснять, что наоборот, что чем меньше конкуренция, тем лучше. Но совершенно очевидно, что никакого другого механизма заставить того же чиновника работать эффективно, как конкуренция, как критика, в том числе, просто не существует. Потому что, если запретить вообще высказывать свою точку зрения, то с какой стати тогда чиновники вообще будут работать хорошо. То есть в этом смысле совершенно очевидно, что данная инициатива является по смыслу просто вредной и для власти, и в случае ее реализации, что маловероятно, просто будет вести к тому, что ситуация будет превращаться в некотором смысле в театр абсурда.
Евгения Назарец: На ваш взгляд, является ли знаковым, что подобные предложения, какими бы они ни были маргинальными или не очень, преимущественно исходят из регионов? Не означает ли это, что региональные власти не могут справиться с какими-то проблемами?
Александр Кынев: То, что наиболее одиозные вещи появляются в регионах, наверное, это показательно, потому что у нас, к сожалению, во многих регионах есть очень большие проблемы с политической конкуренцией, с демократией. Там действительно в целом ряде регионов местные власти считают, что они полные хозяева, их как бы ничто не сдерживает. Видимо, люди просто полностью утратили чувство реальности. Здесь же можно вспомнить массу таких скандальных случаев. Недавние, кстати, региональные выборы, безобразная ситуация в том же Архангельске. Такое ощущение, что то, как будет воспринято в обществе произошедшее, пересчет, объявление победителя, региональную власть вообще не волновало. Некоторые вещи делаются без всякой оглядки на общественное мнение, считая, что оно проглотит вообще все. Можно вспомнить и массу других примеров, борьбу в Ингушетии, например, известную акцию "Я не голосовал", да и массу других примеров. Это все наглядное свидетельство того, до какой степени на сегодняшний день в условиях тотальной исполнительной вертикали, когда чиновники назначают чиновников, вообще каким бы то ни было образом полностью игнорируется мнение рядовых граждан. Более того, любые попытки высказывать это мнение встречают активное сопротивление и появление подобных инициатив по расширению и без того абсолютно недемократического закона об экстремистской деятельности.
Евгения Назарец: Но предыдущая попытка сделать этот закон лучше или, я не знаю, с точки зрения чиновников лучше, внести в него изменения, она была приурочена к избирательной кампании. Как вы полагаете, есть ли какой-то повод конкретный для появления этой инициативы из Курска?
Александр Кынев: Речь идет о том, что само избирательное законодательство было исправлено с учетом ранее изменившегося законодательства об экстремистской деятельности. В частности там появились основания для отказа кандидатам в регистрации и так далее, связанные с законом об экстремизме.
Не секрет, что, по мнению многих аналитиков, именно изначально этот закон и принимался для того, чтобы не допускать на выборы представителей оппозиции, которые не устраивают действующую власть. Мне кажется, что по смыслу закон об экстремистской деятельности изначально, с точки зрения интересов общества, был не нужен, потому что, что касается клеветы, что касается разжигания социальной розни, пропаганды насильственных методов изменения существующего строя, то это и так существуют статьи в Уголовном кодексе, в административном законодательстве. Поэтому в этом смысле совершенно очевидно, что изначально появление закона об экстремистской деятельности носило совершенно очевидные политические черты, черты именно борьбы с политической оппозицией и создания дополнительных препятствий. Было бы логично, что, если сейчас речь идет о либерализации правил политической жизни и расширении конкуренции - и политической, и экономической (мы понимаем, что не может быть расширение экономической конкуренции без конкуренции политической), логично было бы как минимум смягчить, а лучше всего просто вообще отказаться от закона об экстремистской деятельности, как закона, абсолютно ненужного и ничего другого, кроме как создания механизмов давления на общество, не несущего.