Ладынина сказала: «Григорий Васильевич снимал Любовь Петровну на шпильках и в шляпках, а я у Ивана Александровича все в сапогах и косынках». Это было в середине 90-х годов в сталинской высотке на Котельнической набережной, где я оказался у Марины Алексеевны в гостях. Ей было почти девяносто, она оживленно рассказывала о прошлом и показывала свои молодые снимки, на которых блистала среди итальянских кинозвезд в венецианских фестивальных декорациях.
К тому времени больше сорока лет прошло с тех пор, как она ушла из кино, больше двадцати – со смерти Орловой. В словах Ладыниной не слышно было обиды или ревности, лишь простая констатация факта и еще, конечно же, сожаление артиста об упущенных и неиспользованных возможностях. И еще – печаль о неслучившейся красоте жизни, мечте деревенской девушки Марины Ладыниной.
Она даже место своего рождения изменила в документах. В действительности, родилась в селе Скотинино Смоленской области, а писала везде, что в селе Назарово Красноярского края – хотя там вместе с родителями оказалась в раннем детстве. Некрасиво выходило родиться в Скотинино.
Но деревня догнала Ладынину в Москве, куда она уехала по путевке комсомола поступать в нечто общественно-политическое, а поступила вместо этого в ГИТИС. Мужем ее стал кинодеревенщик Иван Пырьев, и снова пошли уже, казалось, подзабытые сапоги и косынки – теперь не в жизни, а на экране. У Орловой-то мужем был Григорий Александров, способный ученик Голливуда. От него пошла советская кинокомедия. А Пырьев предопределил кинопоказ деревни в 60-80-е.
Предопределил негативно: от Пырьева отталкивались, от его кинолубка, по-другому говоря, вранья. Рассказывали, что для финальной сцены «Кубанские казаков» на съемки свезли все имевшиеся тогда в стране комбайны. Довлатов пересказал историю Юрия Любимова о том, как на тех съемках к нему подошла колхозница и спросила: «Скажи, милок, это вы из какой жизни представляете?» Пырьев представлял сказки, и красавица Марина Ладынина была идеальной сказочной героиней. Ей приходили письма с таким адресом на конверте: «Мосфильм, председателю колхоза "Заветы Ильича" Галине Ермолаевне Пересветовой». Ладынинское лицо спасало пырьевский лубок.
Роль в «Испытании верности» в 54-м оказалась последней. Не пропускавший молоденьких актрис Пырьев ушел было из семьи, потом захотел вернуться, но Ладынина не простила и не впустила. Всемогущий в то время Пырьев отомстил, отлучив ее от кино.
В молодости, после ГИТИСа, она играла в театре, и успешно: ее успел похвалить Станиславский, к ней благоволил Немирович-Данченко. Но и в театр Ладынину не брали: может, московские примы опасались конкуренции, ведь эту актрису можно было брать только на главные роли. А еще вернее, гнева Пырьева опасались и театральные режиссеры. Ладыниной остались только концертные выступления. Но ее лицо не забыли: оно существовало как-то само по себе, самоценно.
46-летней Ладыниной предстояло прожить еще почти полвека без экрана. Но звездой она оставалась каким-то чудесным образом всё это время, что безусловно ясно сейчас, когда исполняется сто лет со дня ее рождения.