Елена Фанайлова: Свобода в Клубе «Квартира 44». Итоги 30-го Московского международного кинофестиваля мы сегодня собрались обсуждать с кинокритиком Станиславом Ростоцким, газета «Время новостей», за нашим столом Алёна Солнцева, заведующая отделом культуры газеты «Время новостей», кинокритик Зара Абдуллаева, «Искусство кино», кинокритик Алексей Юсев, Виктор Матизен, «Новые Известия», и Юлия Идлис, заведующая отделом культуры журнала «Русский репортер».
Я хотела бы, чтобы вы для начала сказали о каком-то, может быть, самом ярком впечатлении фестиваля, и необязательно, что оно должно быть связано с кино.
Виктор Матизен: В целом фестиваль мне понравился. Но самое мое первое впечатление от него было сугубо негативным. Потому что я обычно занимаюсь аккредитацией от Гильдии на Московский кинофестиваль, а в этом году обнаружилось, что у охраны существует некий «черный список». Причем люди, которые в него попадают, сами даже не знают, что они в него попали. Это удивительная совершенно антиправовая ситуация, и было очень непонятно, как из нее вырулить. Но, наконец, с помощью администрации фестиваля это сделать удалось, но не факт, что это не повторится в следующем году.
Елена Фанайлова: А что это за люди, которые попадали в «черный список»? По какому принципу?
Виктор Матизен: Охрана говорила разное. Одни говорили, что они кому-то давали свою аккредитацию, а потом тех ловили с этой чужой аккредитацией. Другие говорили, что они кому-то давали билеты, которые они получали как аккредитованные журналисты, а этими билетами кто-то потом спекулировал. Но факт тот, что люди сами не знали о том, что они в этом списке оказались. Они мне клялись, что они понятия об этом не имели. Нет никакого сомнения в том, что охрана имеет право лишать аккредитации, но это должно быть на абсолютно легальных и законных основаниях.
Зара Абдуллаева: У меня, в отличие от Вити, замечательные впечатления, и по одной простой причине – на этом фестивале были такие грандиозные ретроспективы: одна - покороче, купированная, Цай Мин-Ляня, а вторая – Кассаветиса, - что все остальные недостатки или недочеты, или наша неудовлетворенность меркнет рядом с такими выдающимися событиями. Которые могли бы быть на всех первоклассных совершенно фестивалях. А это для нас важно все-таки, мне кажется.
Станислав Ростоцкий: Я продолжу тему ретроспектив. Конечно, событием таким, может быть, заочным... потому что я, так получилось, к сожалению (или к счастью), все эти фильмы до этого видел в ретроспективе «Советский авангардизм», на которой были показаны, действительно, выдающиеся картины. И самое главное, что в очень интересном подборе. То есть, собственно, то, что можно сказать и о большинстве ретроспектив последнего Московского фестиваля в целом. То есть там были интересны не только фильмы сами по себе, но и момент их подбора. Что ретроспектива Изабель Юппер, что ретроспектива Кассаветиса, что «Советский авангардизм» - для меня в первую очередь это не только какая-то удача чисто кинематографическая, но и удача концептуальная. И собственно, можно поаплодировать тем людям, которые эти ретроспективы составляли. То есть видно, что это не просто привычный нам концепт «с бора по сосенке», а там, действительно, были приложены мозги, руки и умение именно в том, как составлять подбор фильмов.
Юлия Идлис: Мне фестиваль запомнился двумя метафорами отношений фестиваля со зрителями и с журналистами. Первая метафора случилась со мной в первый же день, когда я пришла в пресс-центр и увидела с восхищением объявление, что «для вашего удобства в пресс-центре оборудован Wi-Fi», то есть беспроводной Интернет. Я побежала туда, где он был оборудован, открыла компьютер – и дальше компьютер сказал мне, что «Wi-Fi платный, пожалуйста, внесите деньги».
А вторая метафора про отношения со зрителями случилась со мной в середине где-то фестиваля, когда я пошла на фильм Кати Шагаловой «Однажды в провинции». И там в первом ряду сидели какие-то люди, зрители, купившие билеты. К ним подошла девушка с рацией и сказала: «Вы извините, но мы вас отсюда куда-нибудь пересадим. Мы здесь посадим съемочную группу в количестве 20 человек». Люди сказали: «Понимаете, мы купили билеты, у нас вот эти места». А девушка говорит: «Да-да, очень жаль. Но мы вас все-таки пересадим». И пересадила их куда-то в угол, откуда экран изгибался так, что, я думаю, они посмотрели совсем не тот фильм, что все остальные, присутствующие в зале.
Алексей Юсев: Мне больше всего запомнилась из прошедшего фестиваля ситуация со зрителями, которые, как ни удивительно, не могли купить билеты на отдельные сеансы, потому что залы маленькие. А один из спонсоров фестиваля, представляющий мобильную сеть, он бронировал половину зала. Половина зала была забронирована уже непосредственно дирекцией фестиваля. И люди должны были на свои «мобильные» места, собственно, получать билеты, но не могли этого сделать, потому что принадлежали к другой сети. Это, конечно, вопиющая ситуация. И только за полчаса эти билеты пускались в продажу. Собственно, как-то очень это плохо.
Алёна Солнцева: Для меня самое сильное впечатление от фестиваля – это публика, которая, несмотря на все эти трудности, все-таки проникала в залы и смотрела, причем смотрела самые разные фильмы. И выбирала себе по душе в основном редкие фильмы, старые фильмы, ретроспективы, новые фильмы. И в общем, я подумала, что при таком явном интересе города к нестандартному кино отсутствие Музея кино, которое никак не заменяет фестиваль, который идет 10 дней в году, очень значимо. И мне очень жаль, что президент фестиваля Никита Михалков, имея такие большие связи реальные и в правительстве, и в Министерстве культуры, и в Администрации президента, то есть на всех уровнях, о чем он часто говорит сам и всячески это демонстрирует, все-таки вообще не поднимает этого вопроса. Потому что сегодняшний фестиваль явно показывает, что публика у Музея кино была бы. И это была бы молодая, активная, жаждущая киновпечатлений, киноманская публика. И то, что в таком большом городе Музея кино нет, и его заменяет вот этот вполне, в общем, насыщенный, но все-таки короткий кинозабег в июне, это очень жаль.
Елена Фанайлова: Я хочу уточнить. Музей кино все-таки существует, но он существует в режиме довольно странном.
Алёна Солнцева: У Музея кино нет своего здания, нет своего помещения, нет возможности устраивать нормальную работу. То есть то, что было, в общем-то, в течение нескольких десятилетий, было школой ровно для тех людей, которые сегодня пришли на этот Московский фестиваль и составили самую лучшую, самую активную его публику.
Зара Абдуллаева: Я хотела бы подпеть Алёне. Она меня опередила. Те лица, которые были на ретроспективах самых разных, они, конечно, внушают колоссальный оптимизм. Вот мы уже 40 раз смотрели лица в разных видах на зарубежных фестивалях и на дисках, и кто-то сказал: «Надо же, вот теперь у режиссеров нет таких лиц». Я говорю: «Обернитесь и посмотрите в зал». Это были грандиозные, совершенно потрясающие лица. Поэтому это, конечно, ужас, о чем говорила Алёна, что нет Музея кино, что мало кинотеатров, которые показывают такие картины. Потому что публика есть в еще большем количестве, чем... Там были такие очереди на ретроспективу, что я вспоминала совершенно забытые времена.
Юлия Идлис: Я хотела бы добавить к тому, что было сказано о бронировании билетов. Потому что для меня это, действительно, было одним из самых сильных впечатлений фестиваля. Когда человек, который хочет попасть в кино, спрашивает у меня, например, мои друзья: «Послушай, а у тебя есть какая-нибудь возможность дать нам аккредитацию?». Я говорю: «Нет. У меня самой мало». А они говорят: «Мы бы купили билеты, но просто нам их не продают». И выяснилось, что у меня, например, была знакомая, которая пыталась пять раз сходить на разные фестивальные фильмы, и ей удалось сходить три раза, а все остальные разы... притом, что она была абонентом того самого «Билайна», и бронировала через него билеты, но во все остальные разы был сбой системы, деньги терялись, не доходили, бронь снималась и так далее. То есть реально был бой за места в зале.
Виктор Матизен: Мне, как мужчине, доставили особое удовольствие три женские ретроспективы. То есть, фактически говоря, ретроспектива Джины Роулендс (она же ретроспектива Джона Кассаветиса), ретроспектива Лив Ульман и ретроспектива Изабель Юппер. Это было просто наслаждение переходить из зала в зал и смотреть на такие замечательные женские лица.
А отсутствие площадки для Музея кино – это наш национальный позор. Алёна, я с тобой совершенно согласен.
Елена Фанайлова: Да я думаю, что и отсутствие, может быть, какой-то более разветвленной сети «другого кино»...
Алёна Солнцева: Вот то, что у нас нет артхаусного кинотеатра нормального, что у нас, в общем...
Зара Абдуллаева: А кинотеатр «35 миллиметров»?
Алёна Солнцева: Они пытаются. Но, в общем, это не их профиль. Они пытаются найти какой-то способ показать нестандартное кино. Ведь самое интересное в этом, что на фестивале примерно две трети фильмов, которые были показаны, куплены для проката, они выйдут в прокат, или они вышли. Как, например, замечательный фильм «Кус-кус и барабулька», который я буквально всем советую как редкое кино, которое способно доставить наслаждение и простому зрителю, и искушенному зрителю, фильм, по-моему, очень важный для современного процесса, очень существенный. В котором реальная жизнь нашла художественное выражение, не теряя своей реальности. И вот этот фильм, он, собственно, уже вышел в прокат на той же неделе, на которой был фестиваль. Но другое дело, что прокатывается он, по-моему, одной-двумя копиями, может быть, тремя от силы, и в очень малом количестве залов. Притом, что это безусловный шедевр, причем шедевр не киноманский, а абсолютно зрительский, то есть его может смотреть совершенно неподготовленный зритель, и будет получать удовольствие, сопереживать, участвовать эмоционально. То есть он получит все то, что мы когда-то получали от кино 1970-ых годов, когда оно было прекрасным, но при этом еще и эмоциональным.
Виктор Матизен: Но совершенно отвратительное название. Вот если бы я знал о фильме только по названию, то ни за что бы на него не пошел. То есть противно.
Зара Абдуллаева: Витя, он называется «Кус-кус и рыба». А здесь для привлечения зрителей назвали «барабулька», видимо. Это картина с Венецианского фестиваля.
Алёна Солнцева: Он называется не «Кус-кус и рыба», а он называется «Крупа и рыба». То есть поскольку «кус-кус» - это некое общее название блюда, а он называется по названию ингредиентов, из которых состоит этот «кус-кус». Но мне кажется, что это не самое главное. Потому что, в конце концов, ну, так назвали... Запоминается. Так они решили.
Кстати говоря, то, что нашим прокатчикам приходится искать такие забойные названия, это тоже, в общем, что-то говорит о нашем кинопрокате.
Зара Абдуллаева: Если бы это был кинотеатр, в котором показывают такие картины, то надо было бы рассказать об Абделе Кешише, знаменитом режиссере, у которого уже третья картина. И с первой картины на Венецианском фестивале за дебют он получил «Золотого льва». Она была, кстати, лучшей, и называлась «По вине Вольтера». То есть людей надо было бы каким-то образом образовывать, а не завлекать их только названием, и они бы уже следили, что сделает этот замечательный режиссер.
Алёна Солнцева: Я хотела бы добавить, что все-таки на этом фестивале информационная часть, то есть буклеты, были, на мой взгляд, лучше, чем раньше. То есть пресс-центр подготовил некоторое количество печатных материалов. По Кассаветису был буклет, ну, практически по всем ретроспективам были какие-то попытки. И в газете, которая... в общем, ее формат может вызывать какие-то споры, и может быть, ее можно улучшить. Но все-таки материалы были. И сайт работал. Хотя, на мой взгляд, было бы, наверное, правильно... Ну, опять же мы сейчас переходим к этому чудовищному, на мой взгляд, обстоятельству, что тендер на Московский фестиваль проходит в начале года, выигрывают его к марту, соответственно, подготовка к Московскому фестивалю начинается за полтора месяца до его начала. И конечно, в таких условиях могут работать только энтузиасты. И вот отборочная комиссия, которая, по-моему, за свои деньги летала, а потом им как-то возвращают командировочные, - это, конечно, несолидно для большого фестиваля. В том числе и сайт, который мог бы работать раньше. Он мог бы работать с людьми, мог бы устраивать форум, мог бы устраивать какие-то... То есть сайт, в принципе, имеет неограниченную наполняемость. И количество текстов, которые могли быть там размещены, дискуссии, которые там могли бы проводиться... Мне кажется, что тоже очень обидно, что при нашем сегодняшнем таком «обинтернетченном» обществе возможность этого ресурса очень мало используется.
Елена Фанайлова: Мне кажется, что Алёна сказала одну довольно важную вещь. Если я правильно поняла, на две трети фестиваль сделан силами прокатчиков. Вот что это значит? Кто-нибудь может прокомментировать?
Зара Абдуллаева: Я могу. Дело в том, что Московский фестиваль имеет объективные и субъективные трудности. Субъективные Алёна затронула, но я даже не хочу в эту рощу углубляться, потому что он, действительно, работать начинает слишком поздно. Так не работает ни один фестиваль не только что класса «А», но и прочих букв во всех алфавитах. Дело в том, что Московский фестиваль находится в очень трудном положении - перед фестивалем в Карловых Варах, перед Локарно, перед Венецией. Поэтому это совершенно объективная ситуация. И он себя не так уж зарекомендовал гениально, кроме своего президента, которого знают за границей, чтобы все с радостью отдавали картины сюда. Поэтому, понимая вот эту ситуацию совершенно объективную, просто расписание фестивалей, - готовить Московский фестиваль, чтобы выдирать фильмы разными маневрами и режиссурой отборщиков, и прочими, надо гораздо раньше. Это ясно и ежику. Но почему-то на Московском фестивале... Поэтому я сказала о ретроспективах. Здесь есть только один ресурс, ну, в нынешней ситуации, пока тендер, как Алёна говорит, не прошел раньше, много раньше, или чтобы все время работала одна и та же комиссия, и без вот этого надрыва и истерии, которая всегда сопровождает Московский фестиваль. Есть же фестивали, у которых конкурс довольно средний, год на год не приходится, но за счет ретроспектив они всегда имеют прекрасное лицо и прекрасный имидж. Это фестиваль в Сан-Себастьяне, который славится своими ретроспективами, фестиваль в Турине. Поэтому если пойдет в эту сторону, то, может быть, не будет стыдно за Московский фестиваль, то, о чем мы говорим, что все картины в основном из проката. Почему? Можно придумать вот такую концепцию и держаться ее, исходя из обстоятельств.
Алексей Юсев: Я хотел бы насчет ретроспектив все-таки сказать. Потому что это все равно упирается в проблему Музея кино, или как это пытается представить проблему существования фестивального центра Михалков. Дело в том, что сама по себе эта ситуация абсурдна, когда идет фильм Кассаветиса, который более 2,5 часов по продолжительности, а параллельно идут три-четыре фильма из других программ, то есть новые фильмы. И многие из них, кстати, в прокат у нас не попадут. И журналисты, и вся киноманская братия, она идет именно на Кассаветиса. Почему такие ретроспективы не делаются в течение сезона? Ведь фестиваль, как говорил Шепотинник, - это показать тенденции современного кинематографа. А получается так, что из-за отсутствия вот таких ретроспектив зрители лишают себя возможности как раз оценить и понять эти тенденции.
И еще в пользу этого. Многие фильмы шли одним сеансом, как это ни печально. То есть если вы не посмотрели один раз, не смогли попасть, то вы второй раз уже не увидите. Ну, не многие, но была часть определенная программы. И могли вполне сделать хотя бы два сеанса каждой картины за счет, например, дневного сеанса. Этот ресурс не был востребован в «Октябре». Я понимаю, что там небольшое количество залов. Но, тем не менее, проблема очень серьезная. И мы с ней сталкиваемся... Конечно, можно выезжать на том, что будут ретроспективы таких известных деятелей, которых у нас до этого не было, но все-таки это кинофестиваль, это современное кино, прежде всего.
Елена Фанайлова: Я поддерживаю это выступление Алексея Юсева. Я тоже думаю, что ретроспективы ретроспективами, но хотелось бы иметь место, где эти ретроспективы можно смотреть в течение года.
Зара Абдуллаева: Извини, пожалуйста, но на всех фестивалях, которые не могут найти настоящие такие картины, которые идут в Берлине, в Каннах и в Венеции, они выплывают именно таким способом. Дело в том, что показывать, действительно, надо чаще. Я задавала этот вопрос, но сказали, что очень дорого показывать. Мне ответили на этот вопрос, что просто нет бюджета, чтобы показывать картины несколько раз. Значит, проблема денег тут всего лишь, а не залов.
Юлия Идлис: Я просто хочу добавить, что кинофестиваль в этот раз открывался и закрывался картинами, которые предоставлены прокатчиками, а не фестивалем. И это, по-моему, вообще вопиющая ситуация. Потому что если уж, действительно, нет ни ресурсов, ни времени, ни чего-то еще, чтобы озаботиться как-то эксклюзивной картиной открытия и закрытия, то логичнее было бы взять другую картину, хотя бы открытия, - «Особо опасен» Бекмамбетова, который пошел в прокате с 26 июня, и абсолютно независимо от фестиваля. И очень, в общем, забавно, что так получилось. Мы взяли, может быть, и нормальный, но не самый лучший и, главное, не самый логичный голливудский боевик, чтобы открыть им кинофестиваль в Москве. А могли бы, в общем, взять, условно говоря, русский боевик, чтобы открыть.
Виктор Матизен: Еще одно критическое замечание. Многие журналисты жаловались на то, что прессу «отселили» опять в кинотеатр «Художественный» под тем предлогом, что «Октябрь» перегружен. Между тем, всю первую половину дня самый большой первый зал совершенно пустовал. Просмотры там в основном начинались где-то с полудня. Так что в этом просматривается некая целенаправленная воля, по-моему.
Елена Фанайлова: А зачем, собственно говоря? Мне, правда, непонятно было, зачем опять отделили прессу от основного конкурса.
Виктор Матизен: У меня все-таки такое ощущение, что пресса когда-то была, совершенно явно, неудобной для Московского фестиваля. А потом, в конце концов, с приходом Михалкова как-то мы подписали некую конвенцию и урегулировали этот момент. Но, тем не менее, видимо, какие-то внутренние поползновения каждый раз все-таки возникают. Если ничего не делать, то, в конце концов, нас «отселят». Тут такая ситуация: если не будешь шевелиться, то тебя задавят. Может быть, это касается всех фестивалей, но, по крайней мере, нашего – особенно.
Алёна Солнцева: Я хочу вернуться к вопросу, который Юля подняла. Все-таки открытие и закрытие Московского фестиваля, по словам его генерального директора Верещагина (я читала с ним интервью), это очень большая расходная статья. Для того чтобы устроить открытие, для того чтобы устроить закрытие, тратятся довольно большие деньги. Причем распространяются пригласительные билеты, которые как раз очень многие приглашенные, по-моему, отдают своим секретаршам, потому что публика на открытии и на закрытии далеко не является сливками общества или кинематографистами, или какими-то известными людьми. Там очень много абсолютно случайных лиц, причем лиц не тех, про которых говорила Зара на Кассаветисе, а совершенно других лиц, которые обычно мы видим в других обстоятельствах, в общем, не в кинотеатре. Кроме того, банкеты, кроме того, вот эти приезды звезд, которые, как мне кажется, нужны только для того, чтобы фестиваль перед правительством отчитался, что, дескать «мы не просто так деньги тратим, смотрите, у нас и звезды голливудские на нашей красной дорожке, в нашем неудобном и довольно плохо оборудованном для праздника кинотеатре «Пушкинский». И вот этот банкет, который тоже делится на VIP -зону и зону для обычных людей, - это тоже, в общем, крайне неприятно. Потому что если уж вы делаете праздник для всех, то зачем делить на «чистых» и «нечистых». Это как-то неинтеллигентно.
То есть, в принципе, мне кажется, что вот такие большие деньги, потраченные на эти две торжественные церемонии ни для кого, то есть - для понта, для того, чтобы пустить пыль в глаза, для отчета, для галочки, лучше было бы пустить на какие-то другие вещи, например, на вторые сеансы интересных фильмов или на приезд каких-то людей, которые могли бы проводить мастер-классы. Все-таки хорошо, что Такеши Китано его провел. Но приезд голливудских звезд, которые... В конце концов, наверное, очень важно, чтобы Изабель Юппер приехала и получила эту премию Станиславского.
Зара Абдуллаева: Но она не голливудская звезда.
Алёна Солнцева: Она не голливудская звезда, но все равно из-за того, что она приезжает только на эту церемонию, и опаздывает самолет, и церемония задерживается на два часа, - в общем, все это как-то очень несолидно для такого фестиваля, а видимо, денег съедает много. И мне кажется, что вообще было бы неплохо – а фестиваль государственный – устраивать обсуждения, в том числе и бюджета фестиваля, с публикацией, например, в кинопроцессе сметы фестиваля, с указанием того, что на что потрачено. Ну, так, чтобы это было, в общем, ясно людям, и вопросов бы не задавали.
Юлия Идлис: У меня было впечатление, что Изабель Юппер приехала не на закрытие фестиваля, а собственно, открывать выставку в Московском Доме фотографии у Ольги Свибловой, которая начиналась сразу после кинофестиваля. Как известно, она приехала в день закрытия Московского кинофестиваля, опоздав на церемонию закрытия на два часа, из-за чего церемонию задержали. То есть она, в общем, не на нее ехала-то, и везли ее не на церемонию. Как и Уилла Смита, и Шарлиз Терон, которых прокатчики привезли просто в рамках промо-тура для проката «Хэнкока». Это тоже было сделано не кинофестивалем.
Елена Фанайлова: Давайте продолжим тему проката, того, что фестиваль на две трети сделан силами прокатчиков, и может быть, порекомендуем нашим слушателям и зрителям, какие-то фильмы, которые стоит все-таки посмотреть.
Станислав Ростоцкий: У меня, честно говоря, и на этом Московском кинофестивале, как и на нескольких предыдущих, достаточно специфическая и избирательная была программа. Я все время выбираю картины, которые, может быть, не относятся к понятию «трэша», как это модно называть, но, тем не менее, являются картинами жанровыми. И время от времени происходят удивительные открытия, которые, по счастью, потом до нашего проката доходят. То есть несколько лет назад был великолепный фильм «На страже смерти» английский, который мало кто заметил на фестивале, но потом он все-таки прошел в прокате. Он относится к разряду хоррора и фильма ужасов. Потом был привезен грандиозный, на мой взгляд, фильм «Дом тысячи трупов», который вызвал не самую адекватную реакцию у основной, что называется, публики фестиваля. Но, тем не менее, все, кто понимают, были очень благодарны и Кириллу Эмильевичу Разлогову, и всем остальным, кто привез эту картину.
На этом фестивале было тоже подобное, ну, либо событие, либо эксцесс – это каждый уже выбирает по-своему. Это фильм знаменитого, в общем, итальянского режиссера ПупиАвати «Убежище» («The Hideout»), который, как я понимаю, тоже выйдет в российский прокат. Это совершенно, в общем, для ценителей и для понимающих людей невероятное ощущение. Как будто бы последних 30 лет не было вовсе, и ты присутствуешь на каком-то показе в провинциальном итальянском кинотеатре настоящего фильма жанра «джалло», где не совсем одетые барышни с криками бегают туда-сюда, и происходят какие-то взаимоотношения с признаками. И очень неприятным голосом говорит одна из значительнейших европейских артисток Сидни Ром, которая сейчас уже, в общем, в преклонном возрасте, старенькая. Но это был, действительно, праздник и счастье. И очень бы хотелось, чтобы, на самом деле, подобного рода моментов на фестивале было больше. Потому что, насколько я понимаю, вот именно из таких ситуаций и состоит интрига большинства фестивалей. То есть надо вспомнить, например, тот же Торонтский фестиваль, в котором существует программа «Полночное безумие», где целенаправленно отбирают и показывают фильмы интересные, но определенной части публики. И именно вот в этом, может быть, не совсем аппетитном, не совсем притягательном для широкой публики кинопроцессе, на самом деле, фестиваль и происходит. Вот я бы сказал так – больше ужасов.
Виктор Матизен: Я бы категорически не стал рекомендовать даже любителям кино нормальным смотреть жанр «джалло». И даже великого Марио Баву.
Юлия Идлис: А почему?
Виктор Матизен: Вот потому что. И уж особенно «Дом тысячи трупов». Это, разумеется, чрезвычайно для нас с вами, но я боюсь, что совершенно непригодно для рекомендации кому бы то ни было, кроме нас.
Елена Фанайлова: Ну а что вы порекомендуете?
Виктор Матизен: Я бы рекомендовал, безусловно, картину Тодда Хейнса про Боба Дилана «Меня там нет», где Кейт Бланшетт совершенно замечательно играет Боба Дилана, придавая ему черты андрогина весьма своеобразные. И я бы, конечно, порекомендовал посмотреть нормальный ужастик Михаэля Ханеке, из-за которого он «кинул» Московский фестиваль два года тому назад. Он, конечно, похуже, чем его оригинальные «Забавные игры», но все-таки, я полагаю, доставят несколько минут самого настоящего ужаса, ну, естественно, кинематографического ужаса, чем он и отличается от прежнего любителям кино.
Елена Фанайлова: Я думаю, что надо напомнить, что два года назад Ханеке отказался возглавить жюри Московского кинофестиваля, сказав, что он отправляется снимать новый проект.
Виктор Матизен: И не соврал.
Алексей Юсев: Ну, Ханеке, кстати, сказал тогда, что он очень долго ждал этого, и это будет просто его проектом жизни. Но меня этот фильм разочаровал, потому что спустя 10 лет в теме террора очень многое появилось. А снимать такой прямо ремейк образцово-показательный, ну, это слабовато для режиссера такого серьезного и глубокого, как Ханеке.
Я лично из того, что увидел на кинофестивале, как ни странно, рекомендовал бы фильм « Хэнкок», фильм открытия. Несмотря на то, что это, конечно, вызовет иронию. Дело в том, что просто этот фильм надо воспринимать в виде игры – избирательной кампании Америки, где существует такой персонаж главный – чернокожий Хэнкок, герой отрицательный, и суперженщина. Вот такие, на мой взгляд, игры – как бы Обама и Клинтон, со всеми вытекающими последствиями.
Ну, из того, что еще я увидел на кинофестивале, мне, как всегда, понравилась больше всего программа авторская Петра Шепотинника «8 ½», она, как всегда, была лучшей. И здесь, конечно, просто жемчужина этой программы – фильм 2004 года «Ники и Фло», где сценаристом выступил Кристи Пуи, который позже снял фильм «Смерть господина Лазареску», который открыл... после этого появилась Румыния на кинокарте мира. Кстати, этот фильм сейчас выходит на DVD как раз.
Зара Абдуллаева: Это гениальная картина.
Алексей Юсев: И самое последнее впечатление. Впервые за долгое время, как я смотрю фестивальные фильмы, мне больше всего понравился фильм из тех, что я увидел, это фильм конкурса, это итальянский фильм «Дни и облака» режиссера Сильвио Сольдини. Это потрясающий совершенно, тонкий фильм. И я, конечно, огорчен тем, что он не взял главный приз. Но здесь, возможно, какие-то политические моменты, я уж не знаю всех тонкостей.
Елена Фанайлова: Я думаю, что надо говорить и о конкурсных фильмах, и о внеконкурсных. Потому что конкурс – это такое соревнование, в результате которого, как мне кажется, должен выиграть зритель. И если кто-то расскажет о конкурсных фильмах, будет прекрасно.
Виктор Матизен: Я попробую рассказать. С моей точки зрения, конкурс делился на три части, неравные по величине. Ровно половина конкурса – это были чисто реалистические фильмы, ну, или почти чисто реалистические. Затем были фильмы скрыто-условные, как то израильская картина «Для моего отца», как то американский «Посетитель» и как-то картина «Почти девственница», они на вид реалистические, а на самом деле – это, в общем, «подстава», игра со зрителем, со зрительскими ожиданиями и их полное удовлетворение в конце. И были картины абсолютно условные, прежде всего – «Райские птицы» Балаяна, «Абсурдистан» Файта Хелмера. Все они больше напоминали длинные анекдоты, и по-моему, не были удачными.
Среди реалистических картин, мне кажется, жюри, в принципе, поступило правильно, дав главный приз иранской картине. По-моему, она наиболее тонко сделана. Итальянская картина очень неплохая, тут я с вами согласен. Но в ней, собственно, возникает только один вопрос. Человек, который абсолютно не готов к тому, что с ним может произойти завтра, что это за человек, и почему он вообще так устроен. Человек, который не понимает, что завтра его могут выкинуть на улицу, и он останется ни с чем. И главное, что он к этому совершенно не готов. Но этого вопроса режиссер, в принципе, вообще даже не ставит. Он даже не понимает, что может существовать такой вопрос. Для него это просто некий абсолютно иррациональный катаклизм, который может случиться с каждым. По-моему, это все-таки не так.
Зара Абдуллаева: Мы ведь рекомендуем фильмы, которые выйдут либо в прокат, либо на DVD , разницы нет никакой. Вот Цай Мин-Ляня три картины, Стасик сказал, что выйдут на DVD . «Река», «А у вас который час?» - это очень знаменитые картины. И ранняя картина «Да здравствует любовь». Это совершенно великий тайваньский режиссер, самый, мне кажется, талантливый китайский нынешний режиссер. У нас в прокате была его картина «Капризное облако». Поэтому те люди, которые интересуются и азиатским кино, и вообще кино, и киноманы, они знают его. Так вот я очень рекомендую, в особенности – «Реку». Это один из ранних его шедевров. Это такой режиссер-минималист, но совершенно с отчаянными героями, гениально сыгранными постоянной труппой. Вот он работает с одними и теми же актерами, как театральный режиссер со своей труппой, на протяжении многих лет. И они, видимо, понимают любое движение и бессловесно подчиняются ему. Это настоящее кино. Оно сочетает в себе и радикализм драматургический, и ту полноту чувств и мышления режиссерского, которое мы любим в лучшем классическом кино. Это тот редкий случай современного режиссера, который работает на границе.
Кроме того, конечно, фильм Хейнса «Меня там нет» о Бобе Дилане, потому что это не вполне тривиальная биография. Собственно, это даже не биография, а интерпретация биографии Боба Дилана. И надо посмотреть вообще, как работать на этом поле, хотя бы для этого.
Кроме того, вот мне сказали, что куплена картина болгарского режиссера Явора Гырдева, которая называется «Дзифт». Это дебют в кино театрального режиссера. Я вот теперь хочу даже посмотреть его спектакли. Может быть, она не вполне новаторская и по следам Каро и Жене, знаменитый некогда французских режиссеров, но это очень стильная картина, очень яростная картина. Действие происходит в 1940-1950-ые годы в Болгарии. Но сделана она и остроумно, и страшно, и с очень потрясающим чувством такой режиссуры, которой нельзя научиться. И он-таки получил приз за режиссуру на Московском фестивале, хотя я надеялась, что ему дадут главный приз. «Дзифт», по-моему, переводится как «дерьмо». Не помнишь?
Станислав Ростоцкий: «Гудрон» и «жвачка» одновременно.
Зара Абдуллаева: То есть как угодно. И все значения этого слова задействованы в сюжете. В фабуле – уж во всяком случае. Поэтому не пропустите картину.
И может быть, мы через какое-то время будем говорить о новом имени уже не только театрального режиссера, которого еще никто не знает, а о новом имени кинорежиссера. Его зовут Явор Гырдев. Это нетривиальный совершенно талант.
Елена Фанайлова: А вот я слышала такие выступления, что этот фильм каким-то образом имитирует «Город грехов» по Фрэнку Миллеру.
Зара Абдуллаева: Нет-нет, он ничего не имитирует. Ведь иногда совпадения и интерпретации критиков так же далеки от правды, как и все другое. Нет, он ничего не имитирует. Это черно-белая картина. Он работает совершенно в своей стилистике. Это не комикс ни в коем случае. Это взгляд на прошлое молодого режиссера, по-моему, очень любопытный.
Алёна Солнцева: Мне бы хотелось сказать о картине, которую вряд ли мы увидим в прокате, и боюсь, что на DVD . Хотя мне кажется, что если бы ее купили для нашего телевидения, то это было бы очень неплохо. Я хочу рассказать о картине «Стандартная процедура» американского режиссера Морриса, которая была показана в программе документального кино. Вообще, конечно, сегодня документальное кино явно потеснило игровое, потому что даже в программе «Перспективы», где показывают обычно игровые картины молодых режиссеров, такие радикальные, было показано два фильма документальных. Причем российских, вот именно российская часть «Перспективы» была документальной. Это был фильм Манского о Далай-ламе и фильм Игоря Майбороды про Рерберга и Тарковского. Причем я хочу сказать, что, в принципе, наше документальное кино сегодня... и неслучайно на фестивале был проведен «круглый стол» о документальном кино и игровом кино, об их взаимоотношениях, и довольно, на мой взгляд, любопытный был разговор с нашими документалистами, которые, в сущности, все начинают сейчас работать с игровым кино. Например, была Разбежкина, которая уже сняла два игровых фильма. Там был Манский, который был в «Кинотавре» со своим документальным кино в программе. И вторая его работа была в «Перспективах» Московского кинофестиваля.
Там был Дворцевой, который снял фильм «Тюльпан», игровой фильм, в котором тоже очень много документального мышления, скажем так. И этот фильм, «Тюльпан», тоже был показан на Московском фестивале. Я думаю, что он выйдет в прокат, и его будут показывать. Но вот почему я говорю о «Стандартной процедуре» и об этом фильме. Этот фильм про события в тюрьме АбуГрейб, то есть там идет просто расследование режиссера очень подробное, очень детальное, на это потрачено очень много времени. Он опросил всех участников, ну, тех, кто не сидит сейчас, кто условно осужден, этих событий, то есть тех людей, которые попали на фотографии знаменитые, которые были интерпретированы как издевательства над пленными. И вся эта ситуация была рассказана с нескольких точек зрения: самих участников, следователей, начальства этой тюрьмы и так далее.
Почему мне кажется, что было бы очень важно, если бы у нас ее показали? Потому что у нас совсем отсутствует подобный жанр. У нас, в принципе, наше документальное кино имитирует некие расследования, потому что в основном это архивные... как правило, либо это монтаж архивных кадров, либо это некая художественная интерпретация реальности в манере документальной, которая якобы придает достоверность. А вот такого простого, социального... ну, он не очень простой, на самом деле, потому что там довольно много пластов. Хотя вроде бы идея фильма, как она формулируется к его концу, что это событие, которое произошло, оно попало в общественное сознание, оно было явлением по-разному интерпретированным, но в результате не был наказан ни один человек старше сержанта. То есть опять нашли стрелочника. И это не самое сильное, что есть в этой картине.
А самое сильное – это попытка показать, как обычный человек в необычных обстоятельствах, в стрессовых начинает себя вести, и как он потом пытается свою роль в этих обстоятельствах интерпретировать и показать. Когда там молодая женщина, которую мы видим на фотографиях, она держит пленного на поводке, она показывает большой палец и улыбается над трупом избитого и умершего от пыток арабского заключенного. И когда ее спрашивают, почему она улыбается, она говорит: «Вы знаете, когда я вижу фотоаппарат, я всегда улыбаюсь. Мы же так всегда делаем». А она показывает большой палец кверху, ну, понятный жест международный. И она говорит: «Но я никогда не знаю, что делать с руками, когда меня фотографируют. Я не знаю, куда деть руки». Вот это, на самом деле, очень интересная и очень глубокая попытка понять, что, собственно, происходит, в чем вина, в чем роль обычного человека.
И фильм такого рода был бы чрезвычайно полезен для нашей реальности, которая остается абсолютно непознанной, абсолютно незадокументированной. И это было бы хорошей школой для нашего и общественного сознания, и журналистов наших, и наших документалистов. Мне очень жаль, что эту картину посмотрели только... она шла всего один раз, и посмотрел ее битком набитый зал, причем это было в день игры нашей сборной на чемпионате по футболу. Поэтому, в общем, зал был набит, но не так, как обычно набивается этот зал. И мне кажется, что, в принципе, такой фильм был бы важен не только показом, но и обсуждением. Вот хорошо было бы, чтобы наша публика могла бы не только увидеть этот фильм, но и почитать какие-то отклики на него, и посмотреть... Я уж не говорю о том, чтобы такой фильм был снят о нашей действительности – о чеченской войне, допустим, или вообще о каком-либо казусе, который...
Виктор Матизен: О дедовщине.
Алёна Солнцева: О дедовщине, о чем угодно. Потому что такая степень внимания к реальности и такая степень внимания к человеку дорогого стоит. А у нас ее нет. И именно поэтому наше кино, как мне кажется (я уже хочу перейти), выглядит все-таки очень условным, очень вторичным, очень далеким от реальной жизни, и в общем-то, далеко не отвечает такому запросу обычного кинозрителя, не киномана, который все-таки хочет увидеть в кино что-то про себя и понять что-то про себя. Вот такую функцию познания действительности самого себя наше кино все-таки не выполняет. Возможно, еще и потому, что вот такого рода прицельного внимания к действительности у нас нет.
Зара Абдуллаева: В пандан Алёне. На Берлинале последнем фильм о Политковской был сделан швейцарским кинорежиссером, а не российским. Это было показано не в рамках фестиваля, но одновременно с фестивалем в Театре Брехта в Берлине, в здании театра. И там была масса людей. И было, конечно, у меня чувство неловкости: почему такие картины не снимают русские режиссеры, а снимают швейцарские, не наши режиссеры, а западные.
Что касается «Стандартной оперативной процедуры» – полное название этой картины Эррола Морриса, она была в программе Берлинского фестиваля, и она получила один из главных призов. Мы можем себе представить документальную картину... которую теперь уже даже включили в Сочи на «Кинотавре», в игровом кино была картина Манского, ничего не получившая, но это уже другой вопрос. Но можем ли мы представить нашу ситуацию, когда во всем мире, на всех больших фестивалях на равных правах совершенно существуют документальные картины и игровые, потому что, в сущности, антологического и такого настоящего разделения уже давно в мире не существует, оно только существует здесь. Поэтому это же проблемы не только самозаказа режиссеров или какой-то цензуры, которая носится в воздухе и так далее или не носится в воздухе, а существует, это еще такого самосознания и зрителей, и людей, которые делают кино. Потому что ведь режиссеры, они люди тоже, а зрители – не только киноманы, но еще и люди. Поэтому это говорит об общей ситуации, а не о конкретных фестивальных удачах и проигрышах. Поэтому не хотят снимать наши режиссеры такое кино, вот и все.
Станислав Ростоцкий: Я бы хотел вернуться в плане впечатлений от опять-таки ретроспективных к программе «Советского авангардизма», которая, в сущности, для людей, более-менее осведомленных в истории кино, выглядела (ну, за редкими исключениями) достаточно очевидно. То есть за исключением, может быть, «Восточного коридора» режиссера Виноградова и еще пары-тройки картин, это все фильмы, которые, как мне казалось, вполне в обиходе киноманском и киноведческом существуют. Но выясняется, что, оказывается, люди с большим интересом, недоумением и, в общем, в основном удовольствием смотрят и «Мою бабушку» Котэ Микаберидзе, и «Новую Москву», и все остальные фильмы, которые, как мне казалось, в общем, должны уже, как «Отче наш», быть выученными. Оказывается, что, на самом деле, даже достаточно профессиональные люди не имеют представления о тех картинах, которые сейчас абсолютно справедливо и адекватно составлены в программу авангардистскую, которые должны просто от зубов отлетать. И они, в общем, высказывают какие-то интересные суждения на эту тему. Но это лишний раз заставляет задуматься о том, что, на самом деле, необходим и до сих пор обязателен какой-то элементарный культпросвет. Потому что выясняется, что люди, которые в состоянии судить о каких-то последних явлениях и различать, грубо говоря, оригинал фильма Михаэля Ханеке «Забавные игры» от ремейка фильма Михаэля Ханеке «Забавные игры», не знают каких-то очевидных азов. И мне кажется, что даже в рамках Московского кинофестиваля все равно необходимы какие-то совершенно общеобразовательные программы. Потому что, как выясняется, не просто азы, а какие-то столпы, краеугольные камни не только любителям кино, но и профессионалам от него оказываются неизвестными. И чем больше будет программ, в которых будет, грубо говоря, «Земля» Довженко, «Мать» Пудовкина или тот же «Броненосец «Потемкин», будет только лучше. Потому что по-другому, может быть, вот в этой фестивальной какой-то эйфории люди посмотрят и это, наконец. И вот программа «Советский авангардизм» это доказала лишний раз. И по-моему, это и правильно, и хорошо, и нужно.
Юлия Идлис: Я хочу порекомендовать второй подарок с Берлинского фестиваля, который был в этот раз в Москве, - это бразильский фильм «Элитный отряд», который, мне кажется, стебно-оборотной стороной «Стандартной процедуры» получился. То есть это игровой фильм, как мне показалось, о привлекательности и драйве насилия, которое соединяется с властью. Причем эта привлекательность и этот драйв доведены до такого градуса, когда зритель начинает просто буквально кричать внутри себя или даже вне себя: «Добей! Добей!». И страшно радуется, когда в конце всех добивают. А сюжет такой, что в Рио-де-Жанейро наркотрафик, с одной стороны, с другой стороны, полиция регулярная, а с третьей стороны, существует некий элитный отряд, собранный из полицейских, которых еще тренируют несколько месяцев тоже в очень забавных условиях. И вот эти три силы толкутся на довольно маленьком пятачке влияния, который представляют собой трущобы города. И суть в том, что они даже не пытаются ничего стратегически предпринять. Они просто «мочат» друг друга. И вот вся бессмысленность этой возни, и весь абсурд ее, и из-за этого весь смех этой возни, мне кажется, показан совершенно замечательно в этом кино. И я думаю, что их следовало бы вообще нашему зрителю показать в паре - «Стандартная процедура» и «Элитный отряд» - для того, чтобы как-то открыть глаза русскому человеку на некоторые проблемы жизни.
А второе кино, которое я хочу порекомендовать, но и без меня, мне кажется, все пойдут, - это мультфильм «Валл-И», дорогие мои, который привезен прокатчиками, прокатан на Московском кинофестивале и вышел в прокат, по-моему, когда-то сейчас. Уже второй год прокатчики делают такой подарок фестивальной публике. В прошлом году это был «Рататуй», тоже пиксаровский мультфильм про крысу, которая умеет готовить. Здесь это «Валл-И» - пиксаровский мультфильм про робота, который умеет любить. И мне всегда очень интересно наблюдать за публикой, которая собирается на эти мультфильмы на фестивале. Потому что приходят журналисты, а показ где-то ближе к концу фестиваля, и все уже обалдевшие основательно от фестивального кино – и тут оказывается, что все эти люди, которые пишут о великих режиссерах и об интеллектуальных веяниях в кино, умеют улыбаться. И это, мне кажется, самое удивительное, что остается у меня, во всяком случае, после фестиваля.
Виктор Матизен: Я хочу возразить. Во-первых, никому бы не рекомендовал смотреть «Элитный отряд». Во-первых, он вызывает очень большие сомнения по части своей достоверности. По-моему, это абсолютно фантастическая история. И с абсолютно нахрапистым голосом повествователя, который вдалбливает тебе всякую закадровую ахинею.
Зара Абдуллаева: Извините, я перебью. Он был запрещен в Бразилии, поэтому это не вполне лажа, видимо.
Виктор Матизен: Что запрещают в Бразилии и по каким поводам, это надо специально разбираться. Я его высидел полчаса, свалил, и всем рекомендую сделать то же самое.
Что касается «Валл-И», он рекомендуется детям до 14 лет. Они получит большое удовольствие. И всем людям, которые любят погружаться в детский возраст.
Стас, тебе тоже должен возразить. Все-таки, по-моему, при всем моем уважении к программе «Социалистический авангардизм», Московский кинофестиваль – это (и тут я с вами согласен), скорее, не просветительская и не учебная площадка. Это надо показывать во ВГИКе, надо показывать в течение года в Музее кино, чтобы, действительно, каждый знал. Это азбука. Но на Московском фестивале я всегда хочу посмотреть современные картины, которые я прозевал на других кинофестивалях.
Зара Абдуллаева: Я хочу тебе, Витя, возразить. Дело в том, что на всех приличных фестивалях ретроспективы являются важной частью. И я хотела бы поддержать, во-первых, Стасика, и сказать, что это надо знать, чтобы не путать псевдоавангардизм с авангардизмом, и это важно для современного понимания кино, для понимания современного кино. Это во-первых. Во-вторых, важно было также посмотреть вот эту программу Цай Мин-Ляня и Джона Кассаветиса, чтобы понимать, где истоки независимого кино и в чем они состоят, и чем они отличаются от квазинезависимого кино. Эти ретроспективы важны для понимания актуального сегодняшнего кино, иначе мы запутаемся и будем ровно наоборот считать, что это авангард, а на самом деле, это полная фигня, «липа», или это независимое кино, а на самом деле, это та же «подстава». Поэтому ретроспективы необходимы, вот и все.
Виктор Матизен: Но не в рамках фестиваля.
Зара Абдуллаева: В рамках фестиваля. И так существуют всегда фестивали.
Алёна Солнцева: Мне кажется, что неслучайно мы очень мало и как-то неохотно говорили о конкурсных фильмах этого фестиваля, потому что очевидно, что не они его главное зерно, что 200 фильмов, которые были включены в программу, производили впечатление в некотором роде такого хаоса, грандиозной обоймы, которую с двух рук Московский фестиваль выдает по нашим зрителям и по нашим неокрепшим зрительским душам. Потому что смотреть там было много чего, но выбрать было очень трудно. И вот для меня, например, самое главное, наверное, - это путеводитель по Московскому фестивалю. Вот если говорить о будущем, то мне кажется, что для того, чтобы человек все-таки знал, что именно ему надо и обязательно нужно посмотреть на этом празднике кино, в общем, у фестиваля должен быть... во-первых, должен быть облегченный доступ к нему, то есть он должен обеспечить доступность зрителя, желающего посмотреть. Каким образом – я не знаю. Может быть, даже, действительно, вот этим сайтом, на котором могут разыгрываться билеты на какие-то отдельные фильмы. То есть он может быть еще и такой площадкой для тренировки киноманских и кинозрительских интересов.
Потому что у нас сегодня все-таки, несмотря на то, что наши кинематографисты как-то все время говорят о том, что мы вот-вот победим Голливуд и вот-вот мы войдем в число лучших мировых кинодержав, все-таки очевидно, и фестиваль это показал, что российское кино пока на сегодняшний день находится на довольно ученическом этапе, когда у него, может быть, и много амбиций, но возможностей у него достаточно мало по сравнению с тем просто необыкновенным богатством и разнообразием разных тактик и стратегий, которые предлагает мировой кинематограф, как старый, так и новый. Вот мне кажется, что было бы очень хорошо не праздновать очередную победу, а признать себя учениками, ну, может быть, благодаря прошлому, не совсем плохой, но все-таки начальной школы, и немножко с большим уважением отнестись к тем высотам, которые существуют сегодня в мировом кинематографе.
Виктор Матизен: Важное замечание. Как бы ни был слаб конкурс Московского фестиваля, конкурс является нервом фестиваля, без него он просто рассыплется.