Анна Качкаева: Немногочисленные, в основном развлекательные премьеры, в общем, летом расслабляют. Лениво отмечаешь виртуозность расставленных камер и драматичность замедленных повторов, как в спортивных трансляциях. Это в новой программе «Первого» «Стенка на стенку». А потом так же лениво задаешься вопросом: «Ради чего столько блеска, технологической навороченности, использования импровизационного таланта хороших ведущих Урганта и Цекало?». Видимо, для того чтобы «диванный» зритель с любопытством наблюдал, проскочит ли очередная, вроде бы звездная барышня в вырезанный в стене контур человеческой фигуры, в общем – в дыру, или все-таки неумолимая стена, которая наезжает на участников этого дивного соревнования, спихнет их в бассейн. Хотя, в общем, развлечение вполне летнее, премьерное, с водой.
А вот с «Гордон Кихотом» явно не заладилось. Минаев, Мавроди, Собчак – все тот же всепобеждающий и даже гламур, и пошлость, банальность. «Вы за пошлость на экране или против? Вы за массовую литературу или против? Вы за шансон или против?». Надуманный конфликт не превращается в эстетическую провокацию. Пока торжествует не Гордон и не Кихот, а напористое и крикливое хамство, неспособное слушать, слышать, держать паузу и обходиться без аргумента «сам дурак». Ну и это, в общем, можно пережить. В конце концов, телевизионное зрелище уже трудно представить без шумливости, суеты, простых ответов на непростые вопросы, звучащих по заказу аплодисментов и прочего конвейера телевизионной постановочности. Главное в том, что за этим шумом никак не рождается сверхзадача программы. Зачем она? Чтобы что-то проговорить, о чем-то подумать? Каких чудовищ вызывает на бой рыцарь печального образа? Рыцарства не прочитывается, печальности – тоже. Жлобство, цинизм и хамство не переспоришь, они самодостаточны. И программа, к сожалению, даже не оставляет ощущения искренности порыва в войне с ветряными мельницами. Надежда, что вот-вот наконец разорвется эта пенная словесная шумливость, нащупается нерв безъязыкого времени и ведущий будет предельно субъективен, а вместо записных гламурных героев с экрана заговорят люди, тает с каждым выпуском. Хотя все равно спасибо Гордону – несколько новых лиц программа все-таки предъявила.
И еще на «Первом» канале появилась программа «Ночные пижоны», в которой модные интеллектуалы новой волны рассуждают о молодом Тарантино.
А в это же время на историческом канале «365» (он на спутнике и в кабеле) их предшественник, 20-летней давности «взглядовец» Дмитрий Захаров разговаривает с историками об истории. И захватывающе, между прочим, разговаривает. И телевизионный минимализм – в студии две камеры – нисколько не мешает восприятию.
Вот, собственно, о такой сложной материи – об у довольствии телевизионной банальности и тиражировании одинаково, о попытках найти новый телевизионный язык, новые темы и новых героев, - мы сегодня попробуем говорить с исполнительным директором «СТС-Медиа» Владимиром Ханумяном. В холдинг входят каналы «СТС», «Домашний» и «ДТВ». И в общем, всегда руководители этой компании пытались так же, как и еще некоторое количество телевизионных начальников, сформулировать смысл: ради чего вообще все на телевидении происходит.
Поэтому вам, уважаемые слушатели, мы задаем сегодня простой вопрос: какая программа, сюжет, канал удивил вас своей небанальностью, неожиданностью исполнения, новизной темы и подхода в последнее время? Ну, вспомните что-нибудь такое, что, действительно, на вас произвело впечатление.
И начнем опять же с философской категории - банальности, из которой, наверное, рождается стереотип, который позволяет массовому потребителю, зрителю, человеку ощущать себя чем-то общим, по крайней мере. И коммерческое телевидение все время и унифицировало, и тиражировало это общее и об образе жизни, и об образе мыслей. И для зарабатывания это, собственно, плюс, потому что массовый зритель плохо переваривает новое. И вдруг в этом сезоне и Александр Роднянский, и Константин Эрнст, и еще несколько телевизионных руководителей... вернее, не в сезоне, а вот на сломе, летом, они начали проговаривать некое ощущение, что телевидение одинаково, лишено драйва, ему необходимы перемены в словах, героях... Почему? Что такого происходит, или что такое вы ощущаете?
Владимир Ханумян: Ну, я все-таки считаю, что дело не в телевидении. Телевидение, в общем, отражает, или пытается отразить время, пытается найти ответы на вопросы времени и пытается найти ответы на запросы зрителя, на запросы наших с вами сограждан. И мне кажется, что сегодня, действительно, есть ощущение серьезной исчерпанности что ли, исчерпанности той парадигмы, по которой телевидение развивалось все последние несколько лет. На мой взгляд, где-то на рубеже 2002-2003 годов телевидение сделало такой же шаг от суперполитизированного, уже даже в каком-то смысле бессмысленно политизированного телевидения к тому, о чем вы сейчас рассказали так красочно...
Анна Качкаева: К суперразвлечению, так скажем.
Владимир Ханумян: ...к телевидению развлекательному. И тогда, собственно говоря, мы считали, что развлекательное телевидение – это такой ответ на запрос времени, ответ даже на его вызов, потому что после 10-15 лет безудержных политических дебатов нам показалось, что люди хотят сконцентрироваться на чем-то другом, сконцентрироваться на собственной жизни, как тогда она понималась. То есть уход от острых проблем, уход от политизации в такой яркий, новый мир. В сладкий, новый мир, как говорится.
Анна Качкаева: Ну, в вашем случае – в грезы, где-то - в эскапизм, как в случае с «Дважды два», где-то – в агрессию, как в случае с НТВ.
Владимир Ханумян: Да. А дальше вот это развлечение, оно стало фрагментироваться. Каждый находил в этом развлечении какую-то свою нишу. «Мы первые!», «Мы – НТВ», «Мы – ТНТ» - каждый что-то свое нащупал. Я говорю о самых успешных, так сказать, каналах. Кому-то это не очень в эти годы удавалось. Так вот, мне кажется, что вот эта парадигма, если мы ее так назовем, она себя исчерпала, и исчерпала не сама по себе, а потому что опять же (мы, по-моему, в прошлый раз с вами говорили об этом) общество наше очень быстро меняется. То, что другие страны проходят за десятилетия, у нас каждые два-три года, собственно говоря, общество выходит на какую-то новую для себя орбиту что ли. И вот в этом смысле, конечно, нашему телевидению очень сложно, потому что нам очень быстро надо ухватывать вот эти векторы времени и быстро на это реагировать. А с учетом того, что телевидение очень бизнес, так сказать, инерционно, его быстро не изменишь, к сожалению, если сезон запущен, то изменить что-то серьезно или, тем более, радикально можно только к следующему сезону…
Анна Качкаева: Ну, понятно. Ясно, что в этом году ничего не произойдет. И что? Как это называется-то?
Владимир Ханумян: Так вот, я называю это для себя, по крайней мере, внутренне, не буду претендовать на какое-то всеобъемлющее или правильное понимание происходящего, на мой взгляд, после вот этого всеобщего развлечения... И я бы тут сказал одну важную вещь. Дело не в коммерческих и некоммерческих каналах. Потому что все каналы, они практически одинаковые, и в этом проблема, собственно говоря.
Анна Качкаева: Мы о развлечении говорим, как о понятии широком.
Владимир Ханумян: Да. На мой взгляд, к развлечению должно прийти такое телевидение, которое могло бы ответить на экзистенциальные какие-то вопросы, вот я в этом просто убежден. То есть вопросы, которые волнуют каждого человека каждый день. И это не политические вопросы опять же, это вопросы, как говорится, добра и зла, жизни и смерти, любви и ненависти – такие основные вопросы жизни, волнующие всех и всегда. И собственно, если говорить, скажем, по-научному, то антоним того, что вы назвали «стереотипным телевидением», антоним «стереотипа» - это архетип, на самом деле. Поэтому возврат или попытка нащупать какие-то более глубинные темы, на мой взгляд, это должно быть актуально в будущем.
И единственная проблема, на мой взгляд, - это то, что мы не умеем говорить современным языком на эти темы. В этом смысле у нас в стране есть серьезные проблемы, потому что мы пережили большую социальную революцию, перешли от одного общества к другому, и при этом у нас не возникло нового словаря – словаря, кстати, политического, словаря экономического, в том числе, и словаря эстетического. Вот мы не умеем с современными людьми в мире, который категорически изменился у нас внутри, так сказать, с политической точки зрения, глобально он изменился технологически, мы не умеем говорить о простых вещах современным языком. Вот это, на мой взгляд, самая большая проблема. Кстати, «Простые вещи» – это фильм-победитель прошлогоднего «Кинотавра», что тоже очень важно, на мой взгляд, в этом контексте.
Анна Качкаева: Итак, мы сегодня говорим о философском, об экзистенциальном, потому что Владимир Ханумян по первому образованию филолог, и филолог хороший, со знанием нескольких языков. Поэтому уже слова «стереотип» и «архетип» тоже прозвучали.
И вам, уважаемые слушатели, мы задали вопрос, наверное, с одной стороны, простой, а с другой стороны, наверняка, непростой: какая программа, сюжет, канал вас удивили своей небанальностью, неожиданностью исполнения, новизной темы и подхода? Ну, простой он потому, что этого немного, если вообще есть, а непростой – потому что я только что, и Володя вместе со мной, мы констатировали, что, в общем, телевидение стереотипа, без драйва и одинаковости вряд ли на что-нибудь такое может претендовать. Но вдруг вы что-нибудь такое заметили.
Так вот, Владимир сказал о том, что нет у нас нового языка, нет нового словаря, нет нового эстетического высказывания, не очень мы понимаем, как с этим модернизированным обществом говорить. Но, с другой стороны, у меня есть вопрос. То есть я, так же как и вы, полагаю, что общество поменялось, мир поменялся, страна поменялась. Но... И я знаю, что вы отчасти разделяете этот взгляд. Я процитирую одну из статей из майского номера «Коммерсант-Власти», Сергей Болмат , немецкий писатель, который совершенно иначе, на мой взгляд, говорит о проблемах общества современного российского, в общем, обозначая многие проблемы, связанные как раз вот с этой самой массой, с этим самым не трансформируемым обществом. Я сейчас процитирую, что я имею в виду, а потом мы с вами, Владимир, поговорим о том, в какой мере телевидение за это в ответе, и насколько оно поддерживает этот статус-кво.
Итак, статья называется «Оправдание тирании». Ее надо читать подробно, поэтому просто несколько выдержек. « Допустим, что население одной отдельно взятой страны с трудом справляется с мировой конкуренцией. Плохо работает, иными словами — производство неэффективно, специалисты некомпетентны, работники ленивы. Что делать такому населению? Понятно, что поодиночке граждане этой страны пропадут. Пытаясь по отдельности заработать себе на жизнь на свободном и открытом рынке, они понемногу перемрут с голоду. Единственный шанс выжить у плохих работников — это держаться сообща. В массе у них есть шанс. Так возникает протекционизм — толпа добивается того, чего никогда не смогут получить единицы. Таким образом, тирания выгодна плохим работникам и плохим гражданам. Она выгодна философам, путающим семантику и семиотику, и строителям, не способным пристыковать пол к стене. Она в абсолютно равной степени выгодна представителям власти, обирающим на улице случайно подвернувшихся прохожих, и дизайнерам, не умеющим правильно подобрать один цвет к другому. Она выгодна литературным критикам, не читающим на иностранных языках, и барменам, не знающим, что такое грязный мартини. Эта тирания одинаково хорошо обслуживает хамоватую работницу авиакомпании, кинооператора, снявшего корявый кадр, тупого продавца, искусствоведа, ничего не слышавшего про Франческо Клементе, врача, забывшего пинцет в животе у пациента, слесаря, после которого отремонтированный водопровод снова ломается через два дня, архитектора, копирующего картинки из журналов, и поэта, не отличающего александрину от гекзаметра».
Собственно, смысл и суть этой статьи в том, что мы все в массе, и массовый зритель, поддерживаем это состояние общества, поэтому оно неконкурентоспособно и немодернизируемо. Насколько телевидение поддерживает этот статус-кво – статус-кво некомпетентности? И согласны ли вы с этим, Владимир?
Владимир Ханумян: Ну, я бы сказал так, знаете, здесь есть два аспекта что ли. С одной стороны, само телевидение, как профессиональное сообщество, и работа самих телевизионщиков, и то, о чем вы спрашиваете, - это взаимодействие телевидения и то, что принято называть массами, с людьми. Мне кажется, что телевизионщики... что вообще такого рода проблемы (я имею в виду ту цитату, которую вы зачитали), они решаются людьми, той прослойкой людей, которые ведут за собой всех остальных. И мне кажется, что такая прослойка есть. И вот это единственный путь решения – чтобы они задавали какой-то тон в обществе, в профессиональных сообществах в тех или иных сферах.
Мне кажется, что в свое время, кстати, СТС такую роль выполнил в телевидении, поскольку мы первыми создали телевизионную сеть, которой не было в стране, мы первыми сказали, что телевидение может быть профессиональным бизнесом, и внедрили современные технологии в бизнес и в телевидение. И за это большинство телевизионных компаний ухватились. И общий уровень телевидения профессиональный я считаю достаточно высоким в стране. Мне кажется, что это тот путь, который возможем во многих других отраслях. И вот мы сможем, если захотим, конечно, двигаться в этом направлении. А для этого нужна воля, желание, потому что это серьезное усилие внутреннее.
Что касается роли телевидения как проводника или пропагандиста вот той идеи, о которой я только что сказал. Мне кажется, что роль телевидения... вот я уже об этом говорил, что это такой запрос, надо почувствовать, мне кажется, что запрос есть, мне кажется, что многие его чувствуют. Вопрос в том, как на него ответить. Вот роль телевидения в том, чтобы такой дискурс (извините за научное слово) в обществе возник, чтобы вот это понимание того, что вы прочитали, оно завладело умами.
Анна Качкаева: Уже разговор о некомпетентности, который должен выражаться в конкретных вещах.
Владимир Ханумян: Да-да. И прежде всего, это должно завладеть умами тех людей, которых называют лидерами общественных мнений, и дальше уже они поведут за собой...
Анна Качкаева: Вот смотрите, ведь разговор о некомпетентности, в том числе, может включать очень конкретные вещи в применении к телевидению, потому что все равно его нужно все время разминать до популярной степени. ЕГЭ, медицина...
Владимир Ханумян: Вот не разговор о некомпетентности, а разговор о том, что нужно быть компетентным.
Анна Качкаева: Хорошо.
Владимир Ханумян: Но это категорически меняет точку зрения, что мы хотим быть... И в обществе, на самом деле... приведу банальный пример (извините за банальный пример), с нашими спортивными победами. Вот это желание не побеждать просто, вот просто победили, а быть компетентными, ну, условно говоря, уметь хорошо играть в футбол...
Анна Качкаева: Ну и что? И как мы обсудили это? Это был ужас, ужас.
Владимир Ханумян: Вот я про это и говорю, что ничего мы из этого не извлекли. Телевидение не сумело проговорить абсолютно. У нас все закончилось флагами на улицах...
Анна Качкаева: ...и шумом в студии.
Владимир Ханумян: Да, и шумом в студии. Я опять же не говорю о том, что не надо показывать улицы и так далее. Несомненно, надо. Я считаю, что вот этот эмоциональный фон, он как раз очень хорош для борьбы за то, чтобы мы все стали компетентными в тех областях, в которых мы работаем. Но есть еще один важный момент. Телевидение – это все-таки не обучающая структура. Вот мы должны отдавать себе отчет в том, что...
Анна Качкаева: Володя, с другой стороны, она может быть понижающей, а может быть повышающей. Это же тоже правда.
Владимир Ханумян: Несомненно.
Анна Качкаева: Вот и все.
Владимир Ханумян: И в этом смысле я считаю, что от телевидения нужно сейчас – это то, чтобы наши уважаемые сограждане, наши зрители увидели какую-то другую, новую жизнь, и я все время про это говорю. Новую в том смысле, чтобы телевидение в целом могло помочь человеку выйти за пределы вот этого «глянцевого» мира, прорваться, разорвать вот этот глянец и попытаться подышать свежим воздухом. И мне кажется, что в этом смысле кроме компетентности, которая касается, в общем, достаточно многих людей и разных сфер (вот вы зачитали совершенно справедливо), но кроме такой компетентности, мне кажется, еще важнее, когда я говорю об экзистенциальных вопросах, это компетентность человеческая, компетентность зрелого человека, который реагирует как зрелый человек, не как подросток, не как ребенок, на те жизненны явления, которые его окружают. И это вопросы всегда, на мой взгляд, очень важные. Это вопросы любви и ненависти, предательства, жизни, смерти, того, кто ты, где ты.
Анна Качкаева: Ну, все равно, пока у нас в эфире главные герои – Собчак, Мавроди и Минаев, очень трудно про это разговаривать.
Владимир Ханумян: Я согласен. Я же про это и сказал, что, во-первых, мало людей, которые могут про это разговаривать, и во-вторых, о таких вещах мы умели говорить в советское время. А сейчас мы не умеем об этом говорить. И это надо признать, над этим надо работать, и вот это надо изменить.
Анна Качкаева: Итак, мы пытаемся... тяжело, но пытаемся проговорить то, что очень далеко от конкретного телевидения, но это то, что обычно определяет моду на несколько сезонов и лет, - то, как телевидение должно меняться - от тотального развлечения перейти к телевидению разговора, широкого разговора, как говорит Владимир Ханумян, экзистенциального, о вопросах жизни и смерти, о том, кто мы и зачем, о нашей компетентности – в общем, о том, что составляет человеческую жизнь. И пока вот в этой безъязыкости, конечно, не только телевидения, но и общество, и политика, и экономисты, и нет словаря и политического, и эстетического, и как в этой ситуации попробовать работать телевидению. Это почти неразрешимая задача, но, в общем, пытаемся.
И тогда, Владимир, я вас поверну вот к чему. Вы говорите, что очень важно говорить об этих ценностях жизни. Если ближе к конкретике. Все социологи говорят о нашем российском обществе, что оно очень конкретно реагирует. Скажем, водитель Щербинский – водители объединяются, Бутово – и даже зажравшаяся, сытая Москва реагирует на Бутово, потому что отнимают «мое». Вот эти рефлексы возникли за эти 15 лет. Но, например, цена человеческой жизни – ноль, цена правового сознания – ноль, разговор о коррупции – где-то в эмпириях приблизительно так же, как мы с вами про экзистенциальность. Как телевидению актуализировать это все?
Владимир Ханумян: Все-таки я же говорю не о политических вопросах.
Анна Качкаева: А разве это политика? Это не политика, это тоже жизнь.
Владимир Ханумян: Ну да, это тоже жизнь, несомненно. Но просто я говорю немножко о другом. Я говорю о том, что Россия очень-очень много лет, 150 лет живет в политической парадигме, и очень много обсуждает эти вопросы. Я не говорю, что их не надо обсуждать, их надо обсуждать. К сожалению, других вопросов в нашем с вами Отечестве, так сказать, десятилетиями никто не обсуждал. И мне кажется, что телевидение могло бы сейчас выйти на это поле.
Анна Качкаева: В чем конкретно? Как вы себе это представляете?
Владимир Ханумян: Я когда-то об этом уже говорил. В одной из программ обсуждали суд присяжных, не буду говорить в какой, вы об этом знаете. И стали обсуждать, и очень долго обсуждали, кого назначают в этот суд присяжных, что не просто так, там кто-то кого-то проводит, каких-то людей и так далее. Наверное, это очень важно. Но с моей точки зрения, в контексте того разговора, который мы сейчас с вами ведем, гораздо важнее другой пласт.
Анна Качкаева: Какой?
Владимир Ханумян: Сейчас я скажу. И я объясню потом, почему это важнее. Подумать и поговорить о человеке, который садится (независимо от того, как он туда попал) в суд присяжных, какая это нагрузка и какая это ответственность, и можешь ли ты принять решение за судьбу другого человека, обладаешь ли ты внутренней ответственностью, зрелостью, знаниями, умом, чем угодно, чтобы решить вот эту... И вот какие коллизии здесь возникают. Ведь, на мой взгляд, гораздо важнее вот это обсудить, чем то, кто, кого, куда и откуда назначил. Хотя это важно, но этим будут заниматься другие органы, если кого-то не так назначают. Вот мне кажется, что вот об этой стороне жизни нам надо было бы, наверное, начать говорить.
Анна Качкаева: Хорошо. Давайте повернем. Вот Ксения Собчак, о которой третью неделю уже все говорят. Тоже очень летняя тема. Скандал на «Маяке», везде ее обсуждают, приглашают и так далее. А как из-под нее вышибить вот эту гламурность?
Владимир Ханумян: Вот в этом же все и дело. На самом деле, это же не проблема гламура – то, что вот сейчас скандал с Гордон и Собчак. Это же не проблема гламура. Потому что гламур – это как раз мир закрытый, глянцевый мир, где нет ничего живого. Проблема, на мой взгляд, вот этого небольшого, локального конфликта как раз в прямо противоположном. Собчак показывает людям, что она говорит открыто, свободно все, что думает. В отличие от журналистов, в отличие от нашей прессы, телевидения и прочего, где живого, «правдивого» (в данном контексте) слова ты не услышишь. Я вот про это и говорю, что люди хотят живого слова, живых людей. К сожалению, поскольку ни один телеканал не может им этого предложить, успех имеет...
Анна Качкаева: То есть получается, что это - правда?
Владимир Ханумян: Нет, получается, что вот это и есть правда. Хотя понятно, что правды очень много разной. И очень много живых, мыслящих людей, которых интересно послушать. И это совершенно не политическая повестка. Маленький пример. Вышел (не сочтите за рекламу) фильм «Валя».
Анна Качкаева: Да-да, я собиралась про это сказать.
Владимир Ханумян: Вот я про что говорю. Вы смотрите этот фильм, во-первых, вы выходите оттуда – и вы точно становитесь немножко лучше. У вас комок в горле чуть ли не полфильма.
Анна Качкаева: Хотя есть вопросы, конечно, но с точки зрения идеи...
Владимир Ханумян: Но с точки зрения масс-культуры, это же развлекательный, это абсолютно развлекательный жанр, это абсолютная масс-культура. Но посмотрите, что дает такого типа масс-культура. Вот я говорю об этом сегодня.
Анна Качкаева: Это понятно. Я-то вообще считаю, что если телевидение развернется не только к МВДэшникам, бандитам... ясно, что детективные сюжеты будут вечными, а все-таки к учителям и врачам, о чем, на мой взгляд, телевидение лет 20 уже вообще не способно разговаривать, все фильмы про школу и больницы...
Владимир Ханумян: Ну да, на самом деле, вы абсолютно правы. Потому что мы вот такому рода разговору научились на шестом десятке советской власти, между нами говоря. Когда это появилось? Это конец 1970-ых, ну, 1960-ые.
Анна Качкаева: «Доживем до понедельника», например.
Владимир Ханумян: «Июльский дождь» и прочее. Но вот сколько времени прошло, пока мы научились говорить о таких простых вещах, о таких важных вещах, которые получали такой огромный отклик. Вот вчера был на ТВЦ «Однажды 20 лет спустя» - абсолютная масс-культура, но какая интонация...
Анна Качкаева: Так же, как все «Розыгрыши», все фильмы, которые...
Владимир Ханумян: Да-да. Понимаете, вот эту интонацию нам надо снова найти, но только современную интонацию. Вот эту интонацию разговора со зрителем, со своим народом...
Анна Качкаева: Хорошо. «Скорая помощь» американская, там тоже интонация найдена, хотя это абсолютно современный, поставленный на поток конвейерный сериал с красавцем Джорджем Клуни. А у нас так и не получилось.
Владимир Ханумян: Ну, у нас не получилось, что касается медицинских сериалов, на мой взгляд, по другой причине. Это другая тема разговора. Потому что там медицина занимает другое место, к этому по-другому относятся. У нас все-таки медицина и больница – это связано с приговором, с тяжелыми эмоциональными сторонами жизни. Там это больше фабрика по латанию вашего организма, где, в общем, в большинстве случаев люди надеются на благополучный исход. Поэтому я бы здесь не стал сравнивать. Но во всем остальном, конечно, проводником опять же вечных ценностей, ну, в основном, конечно, является масс-культура, каковым является телевидение. Научиться этому, делать это правильно, ярко, интересно, опять же современным языком – это, конечно, не так просто.
Анна Качкаева: Хорошо. Вот смотрите, ваш холдинг в свое время, и вы об этом сейчас сказали, стал законодателем позитивного развлечения и частных ценностей, романтического взгляда, домашнего взгляда, и вошел в конкуренцию с тем, что было из развлекательного на других каналах, более агрессивное, более жестокое, и мистики, и ужаса, и такая пошловатость, и катастрофы, и трэш. И вот в холдинге теперь есть канал «ДТВ». Ну, сначала он был «лавкой древностей», где были всякие... до того, как были куплены всякие старые программы западные. Но там по-прежнему сохранена программа, которая абсолютно не в стилистике ваших ценностей. Там, где разбиваются, убиваются, погибают, калечатся. И не убрав ее из программы, вы тем самым, видимо, вписываете ее в новый портрет аудитории этого канала.
Владимир Ханумян: А о чем вы говорите?
Анна Качкаева: Я забыла, как этот журнал называется. Он идет днем. Ну, в общем, набор всяких страшилок и ужастиков. Вы даже ее не знаете?
Владимир Ханумян: Я просто не знаю, что вы имеете в виду.
Анна Качкаева: А это такой журнал, он и вечерами показывается. Это набор из всяких сюжетов, когда кто-то падает, разбивается, на машине калечится, с парашюта сваливается. В общем, такое видео.
Владимир Ханумян: Что касается ДТВ, то мы еще не приступали...
Анна Качкаева: Не занимались. Просто я подумала, что вот это означает, видимо, такой подход к программированию, что позитивный взгляд на жизнь не оправдывает себя.
Владимир Ханумян: Одну секунду! Во-первых, ДТВ мы в новом виде представим в сентябре, и пока мы ничего сегодня серьезно не меняли на канале. Мы готовим, так сказать, его перезапуск осенью, и тогда поговорим. Это первое.
Второе. То, о чем мы сегодня говорим, мы не говорим о позитиве как таковом. Тоже такое слово стало частью банальности. То, о чем я говорю, я бы это назвал «новая искренность». Вот я говорю совершенно о другом. Почему, кстати, популярны милицейские сериалы? Это тоже такая правда жизни. То есть это воспринимается как что-то живое, в отличие от пластмассового. Неважно, так ли это на самом деле или нет. Я говорю о массовом сознании.
Анна Качкаева: Нет, это ощущение развлечься, потому что жизнь обыденна и банальна как раз, а эффект приключения и поиска, и интриги...
Владимир Ханумян: Да. Эффект приключения – имеется в виду, что в жизни все-таки есть вот это место приключениям. Просто я сижу в каком-то спокойном, тихом месте, но всегда с удовольствием посмотрю, как где-то рядом что-то происходит, с учетом того, что оно всегда обязательно должно хорошо закончиться. Вот это важный момент с детективом – что, в конце концов, ты понимаешь, что все равно все будет хорошо.
Анна Качкаева: Так все-таки это позитивный взгляд на вещи?
Владимир Ханумян: В этом смысле – конечно. Все полицейские сериалы...
Анна Качкаева: Справедливость и так далее.
Владимир Ханумян: Да, конечно.
Анна Качкаева: Но, в любом случае, все-таки если мы говорим о ценностях, еще что-то, помимо сериальной или разговорных... можно что-то нащупать, что было бы...
Владимир Ханумян: Несомненно. Чтобы была приличная «документалка». Вот у нас же даже «документалка» стала «желтой», что, в общем...
Анна Качкаева: Как слово-то прижилось – «документалка». Мы уже не говорим «документалистика», на телевидении она как-то невозможна. «Документалка».
Владимир Ханумян: Ладно, принято. Документалистика научно-популярная.
Анна Качкаева: Как назовешь ее, Владимир, так она и поедет.
Владимир Ханумян: Согласен.
Анна Качкаева: Давайте дадим слово радиослушателям. Бислан из Чеченской Республики, добрый день.
Слушатель: Добрый день. Вы знаете, безумно интересная тема. И я, пользуясь случаем, хочу спросить. Скажите, пожалуйста, Владимир, планируете ли вы транслировать СТС у нас в Чечне, на Чеченскую Республику?
Анна Качкаева: А что, там нет СТС?
Владимир Ханумян: Пока нет СТС. Да, мы планируем. Надеюсь, что выйдем.
Анна Качкаева: А, у вас только три канала, и наверное, основные – «Первый», «Второй» и НТВ.
Слушатель: И РЕН-ТВ.
Анна Качкаева: А вот вы на этих каналах что-то для себя такое неожиданное... Про что или какую-то программу вам хотелось бы смотреть дальше, и вы от нее получаете зрительское удовольствие? Вы можете назвать?
Слушатель: Я не слежу за другими каналами, я смотрю только один центральный. И то, что нравится, там все есть.
Анна Качкаева: Канал «Россия», я так понимаю?
Слушатель: Да-да.
Анна Качкаева: Спасибо. Наталья из Москвы, здравствуйте.
Слушатель: Здравствуйте. Я хотела бы сначала сказать вашему гостю, что на современном телевидении мне не хватает, в общем, правды. Потому что когда вы говорили о ценностях, вы как-то все время обходили политическое телевидение. И современное телевидение единой картины не создает. И мне все время, как зрителю, льстят. И никто внятно не сказал шельмующему своего собеседника ведущему, что «вы аргументируете некорректно» или «подменяете тезис». Причем это, к сожалению, сплошь и рядом. И никто в этом смысле... Шевченко для меня мало чем отличается от Собчак, потому что они оба себя в полемике ведут одинаково некорректно.
И что мне понравилось. Мне понравился сериал о гробовщиках, который шел глубокой ночью, «Клиент всегда мертв», как его перевели, а по-английски лучше звучит. Очень понравился. Это серьезный сериал.
Анна Качкаева: Да, это такое зрелище для уже подумать.
Слушатель: Всюду жизнь,
Анна Качкаева: Да, всюду жизнь, конечно.
Владимир Ханумян: Мы пытались как раз сегодня об этом говорить, что даже в таком, в общем, сериале своеобразном, все равно авторы умеют поднять какие-то очень важные темы, очень разнообразные. Мы все видели этот сериал: и жизнь, и смерть, и традиционная, и нетрадиционная сексуальная ориентация, и любовь, и дружба – все что угодно. И бизнес там есть. Это есть обычная жизнь обычных людей.
Анна Качкаева: Но только опять все в такой глубокой ночи... Вот почему Наталье и нам с вами, например, этот сериал можно посмотреть, а большему количеству людей...
Владимир Ханумян: Я вам скажу, что такого уровня сериал должен быть просто русским, вот тогда его можно будет ставить. Потому что все равно это американская жизнь, она не всем близка. Вот Наталья знает английский, и ей как-то понятнее американские сериалы. Но не всем же, правда? Большинству наших соотечественников хочется видеть «свои» сериалы, но вот такого уровня, и с такого уровня пониманием проблем. Не бесконечная жвачка, где, собственно говоря, не то что подумать... ни о чем не говорящие сериалы, а что-то, что...
Анна Качкаева: А что нашим «сериальщикам» мешает создать сериал такого типа, как «Остаться в живых», например, что мешает? Вот эта некоторая душевная недоговоренность про эти ценности или табуированность, или боязнь...
Владимир Ханумян: Не думаю.
Анна Качкаева: А что?
Владимир Ханумян: Мне кажется, что все-таки мы должны понимать, что у нас индустрия, в прямом смысле этого слова, существует всего несколько лет.
Анна Качкаева: Еще очень молодая - поэтому.
Владимир Ханумян: Да. И конечно, наличие большого количества талантливых людей будет определять уровень и качество...
Анна Качкаева: Ну да, сценаристы и умение писать диалоги...
Владимир Ханумян: Это степень таланта, несомненно.
Анна Качкаева: Раиса нам пишет: «Меня все достали – по всем каналам одно и то же – про 90 лет расстрела царской семьи. А где же про кости красноармейцев?». Кстати, на нишевых каналах об этом тоже довольно много говорили, о белом и красном терроре. Кстати, на канале «Звезда» очень любопытная идет рубрика, например, про символы России. И вот про российский флаг очень элегантно, всем сестрам по серьгам, рассказывают про то, как тяжело этот символ государственности приживался у нас. И про все эпохи сказано – и про красноармейцев, и про дом Романовых. Так что есть, есть.
«В последнее время меня удивил Владимир Познер в своем ток-шоу «Король ринга» - глубоко раскрыл всю продажность наших звезд. Для своей мелкой наживы и популярности они готовы бить друг друга по морде и визжать, как поросята. Спасибо ему за то, что он сделал». Ну, по-моему, как раз Познер этого не собирался там сделать, в «Короле ринга». Это вы там увидели. Ну, хорошо, что увидели.
Владимир Ханумян: И потом, это часть профессии звезд шоу-бизнеса. Это их работа.
Анна Качкаева: Давайте Игоря из Москвы послушаем. Здравствуйте.
Слушатель: Здравствуйте. Я слушал вас внимательно, и очень удивился. Подобные вещи о врачах и учителях, в общем, раньше говорили в основном политики, конечно, демагоги. Вы знаете, очень хорошая вещь вот этот фильм, который вы вспоминали, это хрущевский, по-моему, еще фильм «Доживем до понедельника». Вы вообще представляете, какая была тогда зарплата у педагога? Минимальная, просто минимальная. Только во время Черненко поднялась. Я вчера смотрел фильм, очень интересно и забавно было, как бедные китайцы сдают свои номера, меняют, чтобы можно было все-таки на машинках ездить. Кто менял? Меняли предприниматели и преподаватели университетов. Пора снимать сериал про преподавателей университетов. Понимаете, если снимать у нас про врачей и учителей, ну, это же мародерство, вы поймите, это мародерство. Вы что, хотите слезки лить или показывать, как люди живут хорошо, плохо и веселятся? Вы хотите опять эту романтику а-ля начала Брежнева? А больше у вас ничего не получится.
Анна Качкаева: Игорь, подождите! А вы хотите сказать, что нужно с людьми разговаривать только про то, как ужасно-ужасно-ужасно? Правда, учителя и врачи, и высшее образование – ужасно-ужасно-ужасно. И дальше-то что?
Слушатель: И ни разу я не сказал слово «ужасно». А вы почему-то его сами услышали.
Анна Качкаева: Подождите!
Слушатель: Я сказал, что это мародерство – говорить постоянно «врачи и учителя». У нас много других профессий. И не только Ксения Собчак.
Анна Качкаева: Хорошо. А какие профессии? Вот давно мы про слесаря и про рабочую династию ничего не видели.
Слушатель: А очень интересно жить слесарям?
Владимир Ханумян: Я прошу прощения. Вы знаете, на самом деле, о профессиях никто фильмов никогда не снимает. Это в советское время снимали. А снимают фильмы о человеческих историях. И собственно говоря, мы и попытались сегодня как раз об этом поговорить, потому что просто об учителях – ну, это бессмысленно просто.
Анна Качкаева: Мы не имели в виду профессиональную принадлежность.
Владимир Ханумян: Речь не об этом идет. Речь идет совершенно о другом. Если вспомнить фильм «Доживем до понедельника», я не буду говорить о самом фильме и о зарплатах учителей. Я просто был тогда, может быть, не очень взрослым еще. Но я очень хорошо помню, какой резонанс этот фильм получил в стране. О нем говорили абсолютно все. Вот о чем идет речь. То есть снимать такого рода фильмы и сериалы, о которых люди будут... которые затронут души людей. Вот о чем мы попытались сегодня поговорить. А как это сделать? Ну, это сложный вопрос, и вряд ли мы сегодня с Аней ответим на него. Это вопрос, так сказать, тех людей, которые непосредственно снимают все фильмы и сериалы. И это, конечно, мера таланта, мера вовлеченности в жизнь страны, в жизнь людей, и мера ответственности, если хотите.
Анна Качкаева: А от Игоря я как раз бы хотела услышать, как бы он повел этот разговор. Но он уже положил трубку, к сожалению. Ну, ничего. Может быть, напишет.
А вот Александр нам пишет: «Прочитанная вами цитата (имеется в виду цитата из статьи Сергея Болмата) между тиранией и плохой работой очень ущербна. Это только по Ясину (имеется в виду, видимо, Евгений Григорьевич) американцы хорошо живут...». Ну, не только по нему, на самом деле. «...так как хорошо работают». На самом деле, за счет печатания доллара они хорошо живут. «А у русского работника отдача в три раза больше, чем у западного». Александр так считает. Вот это по той самой поговорке: чего ж ты такой бедный, если такой умный?
И это тоже вопрос еще стереотипов, как рассказывать об индивидуальном успехе. И это тоже, наверное, одна из ценностей, про которую так и не научились за 20 лет разговаривать.
Владимир Ханумян: Абсолютно согласен. И думаю, что одна из вообще важнейших, наверное, в повестке дня идей или вопросов – это, извините за выражение, «пропаганда» труда. Потому что мы привыкли...
Анна Качкаева: Любого, хорошего, честного.
Владимир Ханумян: Внутреннего усилия людей. Вот труд не физический имеется в виду, а то, чем бы человек ни занимался, оно требует внутреннего усилия. Даже когда мы говорим о гражданском обществе, без конца говорим, и все хотят, чтобы оно откуда-то пришло. На самом деле, гражданское общество – это всего лишь усилия каждого отдельного человека, внутренние усилия. Труд, связанный и с повседневной деятельностью. И даже такие простые вещи, как восприятие произведения искусства, например, - это тоже труд. Но вот понимание этого, оно как бы в обществе отсутствует, поскольку в советское время, понятно, многое было девальвировано, и в постсоветское время, и очень многое, с точки зрения массового сознания, доставалось людям просто так. И только-только самое молодое поколение, самое последнее поколение наших с вами соотечественников начинает осознавать, что просто так ничего не достается.
Анна Качкаева: Не бывает. Но телевизор опять про это не говорит.
Владимир Ханумян: Да, согласен.
Анна Качкаева: Он пока только утешает, развлекает...
Владимир Ханумян: На мой взгляд, проблема со всеми этими персонажами гламурными – это та же история, что все достается просто так, не за заслуги, не потому, что люди работают, не потому, что они репетируют, если говорить конкретно о звездах эстрады, телевидения или кино, не потому, что они много работают, а просто вот потому, что им повезло – они попали в какую-то «тусовку», и все у них хорошо. Вот эту парадигму тоже, на мой взгляд, было бы очень важно изменить.
Анна Качкаева: Наталья Михайловна, здравствуйте.
Слушатель: Здравствуйте. По-моему, разговоры вот об этом ни к чему не приводят. Все упирается в общую культуру. И вот лично я очень люблю канал «Культура», программы Артема Варгафтика, лекции Непомнящего о Пушкине, музыкальные шедевры. Вот недавно «Травиата» с Нетребко и Виллазоном – это великолепно было! К юбилею Алексея Германа... Это такие поучительные вещи. И фильмы. К сожалению, очень поздно многие идут фильмы. Или фильмы Бергмана. Нужно просто культуру насаждать – и тогда само по себе уже человек высокой культуры не будет просто смотреть Собчак.
Владимир Ханумян: Вы абсолютно правы. Мы не говорим о разговорах на телевидении, мы говорим о том, что должны быть такого рода фильмы, программы, передачи, которые в результате (то, о чем вы говорите) повысят культуру, повысят компетентность, повысят эмоциональную зрелость наших с вами сограждан. Вот об этом речь и идет, вы абсолютно правы.
Анна Качкаева: Да. И для этого нужны усилия, потому что вы их явно имеете и прикладываете. Потому что канал «Культура» надо захотеть смотреть.
Я благодарю Владимира Ханумяна. Всего доброго!