Иван Толстой: О культуре – на два голоса. Мой собеседник в московской студии Андрей Гаврилов. Здравствуйте, Андрей!
Сегодня в программе:
Кто позаботится о внучках Иосифа Бродского?
Благотворительность в России – что ей мешает?
Русские художники в Мурнау
Paris - Plage – летний отдых на берегу Сены
И, разумеется, музыка.
Андрей, что мы будем слушать сегодня?
Андрей Гаврилов: Сегодня мы будем слушать музыку питерского ансамбля « Doo Bop Sound» . А почему именно их, я скажу чуть позже.
Иван Толстой: Жилищные проблемы есть у каждого из нас. Я не знаю ни одного человека, кто мог бы сказать про себя, что он абсолютно доволен своей квартирой. Ну, может быть, Пол Маккартни или султан Брунеи. Но с ним-то я как раз и не знаком. Жилищные проблемы возникли в Петербурге у внучек Иосифа Бродского. Я решил, что это дает повод нам с вами, Андрей, поговорить о некоторых проблемах. Но сначала послушаем, что случилось. Репортаж подготовила наш петербургский корреспондент Татьяна Вольтская.
Татьяна Вольтская: 11-летняя Пелагея, 19-летняя Прасковья и Дарья, который 21 год - внучки поэта Иосифа Бродского - живут в Петербурге, на Петроградской стороне, в коммунальной квартире на Большой Пушкарской 7. Их мама - Римма Щипина, была женой Андрея Басманова, сына Иосифа Бродского и Марины Басмановой.
Квартирный вопрос настиг их так же, как он настигает едва ли не каждую петербургскую семью. Говорит Римма Щипина.
Римма Щипина: Мы живем с моей мамой, Ниной Андреевной, с двумя собаками и одной кошкой - пять человек. Квартира у нас в лучших традициях - три небольших, от 9-ти до 13-ти метров, комнаты в коммунальной квартире, которая на текущий момент приватизирована. Дом расселяется, как аварийный. Первоначально, на пять человек нам предлагалась двухкомнатная квартира, около 70 метров, на Богатырском проспекте, что для меня было не очень удобно в силу того, что я - актуальный кормилец семьи, у мамы - кардиология, и мне удобнее на нескольких своих работах вертеться все-таки вокруг дома.
Татьяна Вольтская: Римма, вам приходится столько работать. А помогает ли вам ваш бывший муж, Андрей Басманов?
Римма Щипина: Сам Андрей не берет на себя даже труда занести денежки, которые у нас исчисляются по среднестатистической заработной плате Петербурга - я не получаю довольно давно этих алиментов, с полгода, наверное. Но, время от времени, от милостей и щедрот семейства, иногда какие-то бывают подарки – долларов пятьсот. Но не часто.
Татьяна Вольтская: Вернемся в квартире. Почему вам предложили сначала двухкомнатную квартиру на пятерых?
Римма Щипина: Первоначальные расчеты исходили из тех посылок, что предоставляемое нам жилье должно быть эквивалентным по стоимости той площади, которую мы занимаем. Но это была не вполне корректная и точная интерпретация Жилищного кодекса и Закона о жилищной политике Санкт-Петербурга. Районная администрация, к ее чести, пересмотрела параметры предлагаемого нам жилья. То есть, на текущий момент нам предлагается в том же районе, но уже трехкомнатная квартира. Одна из комнат соединена с кухней аркой, поэтому в этой комнате жить уже, увы, нельзя, не реконструировав ее. В предложенном варианте не учитывается мамина льгота, как инвалида, и моя льгота на дополнительный метраж, как кандидата наук и члена Международной ассоциации искусствоведов.
Татьяна Вольтская: Римма, чего хотели бы вы сами?
Римма Щипина: Насколько я юридически понимаю ситуацию, я имею право, по количеству комнат и по метражу, претендовать на 120 метров. К Матвиенко первоначально ходатайство было любезно составлено литературной общественностью Петербурга. Получилась ситуация печальная, с одной стороны, и радостная, с другой.
Татьяна Вольтская: Радость состояла в том, что губернатор дала добро на трехкомнатную квартиру, максимально приближенную к центру. Печаль в том, что в поспешном ответе чиновников все-таки не были учтены льготы Риммы Щипиной и ее матери. Ответ был столь поспешен, что даже опередил само ходатайство, подписанное историком Яковом Гординым, писателем Даннилом Граниным, актером и поэтом Владимиром Рецептором и представителем Фонда Создания Литературного Музея Иосифа Бродского Михаилом Мильчиком. Кроме того, за потомков Иосифа Бродского ходатайствовали Валентина Полухина и Даниель Вайсборд, возглавляющие Фонд поэтов под покровительством принца Майкла Кентского.
Римма Щипина: Я надеюсь, во-первых, что не будет встречной негативной волны и прессинга, по отношению ко мне и моим детям, на самом низшем уровне власти.
Татьяна Вольтская: О том, какую квартиру предоставят семье, говорит главный специалист жилищного отдела Петроградского района Лидия Бородина.
Лидия Бородина: Трехкомнатная квартира жилой площадью 54,5 метров, общая - 94, 7 метров.
Татьяна Вольтская: А будут ли учтены льготы Риммы Щипиной и ее матери?
Лидия Бородина: Какие льготы? По договору мены ей предоставляется в собственность квартира!
Татьяна Вольтская: Ситуацию Риммы Щипиной и ее семьи комментирует адвокат Владислав Лапинский, представляющий Центральную коллегию адвокатов Петербурга.
Владислав Лапинский: Жилищный кодекс имеет статью 49-ю, часть вторую. В ней сказано, что льготы по жилым помещениям применяются в том случае, если эти льготы предусмотрены федеральными законами. Прямого указания на эти нормы в новом законе нет, однако, если чиновники хотят их учитывать, они могут их учитывать на основании тех постановлений, которые были изданы до введения силу этого Жилищного кодекса. Получается двойственность. С одной стороны, этих законов прямых нет, с другой стороны, их можно учитывать, если чиновники этого хотят.
Татьяна Вольтская: Предоставят ли чиновники внучкам Бродского дополнительную площадь по льготам матери и бабушки?
Владислав Лапинский: Могут предоставить, а могут и не предоставлять.
Татьяна Вольтская: Послушаем еще одного чиновника - начальника Отдела расселения аварийного фонда Администрации Петербурга Надежду Лебедеву.
Надежда Лебедева: Ей дали квартиру на всю семью по норме. Выше, чем законодательство разрешает, оснований предоставлять нет. Доложили губернатору. У нас нет возможности предоставлять выше, чем нам законодательство дает. Извините, но это нецелевое расходование бюджетных средств.
Татьяна Вольтская: Итак, чиновники не спешат толковать закон в пользу потомков поэта. Тем не менее, председатель правления Фонда Создания Музея Иосифа Бродского Михаил Мильчик исполнен сдержанного оптимизма.
Михаил Мильчик: К счастью, в апреле месяце вышла новая Жилищная программа администрации Петербурга, точнее, дополнения и поправки к Жилищной программе. Там очень четко сказано, что жилье, если расселяется дом, должно быть предоставлено в соответствии с жилищными нормами, без какой бы то ни было доплаты. И теперь мать внучек Бродского снова обратилась к руководству города с просьбой о том, чтобы они санкционировали выполнение декларируемых норм. Ответа пока нет.
Татьяна Вольтская: Похоже, чиновники перестраховываются?
Михаил Мильчик: Они хотят получить санкцию со стороны городской администрации на соблюдение этих норм. Сами они выполнить это положение не решаются.
Татьяна Вольтская: Михаил Исаевич, у вашего фонда денег нет, но ведь в США есть Фонд «Литературное наследство Иосифа Бродского». Как вы думаете, не мог ли бы он как-то помочь потомкам поэта?
Михаил Мильчик: Я за тот фонд отвечать не могу, поскольку я не имею к нему прямого отношения. Я думаю, что у них там тоже с деньгами не очень. Но распорядитель того Фонда в конце августа должна быть в Петербурге, и тогда можно будет задать ей этот вопрос.
Татьяна Вольтская: Остается ждать решения петербургских чиновников. А времени почти нет. В доме сегодня всего шесть не расселенных семей. В день нашего с Риммой Щипиной разговора, она с дочками проснулась от того, что в подъезде тушили пожар. За последнее время - девятый по счету. Людей торопят с выселением даже в такой наглядной форме. Чиновники же со своими решениями не спешат.
Иван Толстой: Вот такая проблема, Андрей, у петербургской семьи. Как вы понимаете, я предложил этот репортаж только потому, что речь идет о внучках Иосифа Бродского. Если бы разговор шел о простых людях, я, наверное, и не поднял бы эту тему. И, понятно - у этой темы есть некоторая социально-моральная зыбкость. Вы чувствуете, наверное, ее Андрей. Что вы по этому поводу думаете?
Андрей Гаврилов: У меня по этому поводу двойственное чувство, я не знаю даже, с чего начать. Во-первых, мне безумно жалко всех людей, которых выселяют с насиженных мест, под предлогом, часто справедливым, часто надуманным, о необходимости реставрации или ремонта зданий. И мне точно так же жалко родственников Бродского, как жалко любых других людей, которые оказываются в этой ситуации. Меня восхитило, как чиновники мгновенно овладели новым вариантом новояза. Вы заметили, да? «Нецелевое расходование бюджетных средств», «не выше, чем по закону полагается»…. Я просто упивался, слушая этих дам, хотя, вполне возможно, они говорили справедливые вещи. Но вот язык, язык… Великий и могучий Орвелл! С другой стороны, я, честно говоря, не очень понимаю, при всем сочувствии семье Бродского…. я совершенно не представлю себе внутрисемейных отношений, и очень далек от того, чтобы сейчас в них лезть (алименты, пенсия, выплаты – сейчас мы это оставляем за бортом)… но я не очень понимаю, честно говоря, почему государству, в лице госпожи Матвиенко или питерских органов власти, и этой семье не помогают те, кто нам первый приходит в голову. Что это за история про принца Кентского? Я никогда не думал, что современные принцы столь нищи, что проблема внуков величайшего поэта не может быть решена. Но это вопрос не столько к питерским властям, сколько вокруг наследства поэта, одного из величайших поэтов современности. Мне не понятно, что происходит, если девять поджогов в доме, но мне и не очень понятно, где милиция или МЧС. И это не имеет отношения к внукам или семье Бродского. Я не очень понимаю, если это действительно так происходит, почему там не дежурит пост тех, кто обязан там дежурить? Хотя я прекрасно помню, как в Москве подобным образом решались проблемы, и я помню, как держал круговую оборону, например, Алексей Баташов, наш знаменитый джазовый деятель. Все бывало. Но это ведь касается не только родственников Бродского, но и всех тех, кто в этом подъезде оказался в подобном положении. А что касается родственников Бродского, повторю еще раз: наверное, есть какие-то фонды, какие-то организации в мире, которые занимаются и наследством Бродского, и гонорарами Бродского. Я не думаю, что они очень большие. Одно дело - всемирное почтение и уважение, другое дело - деньги на стол. И я не думаю, что это главная задача, на которую должны тратиться деньги, но все-таки как-то сообща эту проблему можно решить. Я не знаю, что такое отец этих девушек, я не знаю его отношений с их матерью, я совершенно не знаю отношения Бродского к этой проблеме, но я думаю, исключительно из общечеловеческих соображений, что на прямой вопрос Иосифу Бродскому, хотел бы он, чтобы у его внуков с жильем все было в порядке, он наверняка ответил бы «да». И если эта воля не была выражена юридически, наверняка она морально присутствует. Я не знаю, что тут сказать, это грустная история, хотя в чем-то я противник того, чтобы, например, праправнук Пушкина получал какие-то особенные льготы только потому, что кто-то когда-то помнил чудное мгновенье.
Иван Толстой: Да, Андрей, я согласен, что поднятая этим репортажем тема очень многоликая, очень многогранная. Прежде всего, я хочу отвести какие бы то ни было упреки от Майкла Кентского. Это человек, который занимается широкой благотворительностью, помогает русским поэтам и тому фонду, той организации, которая создана благодаря стараниям Валентины Полухиной и Дэвида Вайсборда в Англии. Я вообще бы не стал ставить вопрос так, что какие-то заграничные фонды и благотворители должны помогать кому-то на российской территории. По-моему, внутри своей страны должны существовать (это, по-моему, норма не только законодательная, но и этическая), свои благотворительные организации, которые будут помогать своим гражданам, и это совершенно естественно, что государство должно такие принимать законы, чтобы помогать было удобно. Я совсем не такой идеалист и не думаю, что благотворительная помощь сколько-нибудь выгодна тем людям, которые ее оказывают. Конечно, благотворительность это всегда трата средств. Но с точки зрения налогового законодательства, давать кому-то деньги, передавать какие-то фонды, всячески поддерживать кого-то должно быть облегчением налогового бремени, не более того. Это не избавление от чего-то, а это всего лишь смягчение некоего налогового бремени для человека. Зато такой благотворитель получает в ответ, если не увековечение своего имени, то, по крайней мере, хорошее и доброе отношение к себе со стороны общества, что совершенно нормально. Вот я и хотел бы поставить вопрос не том, почему иностранные жертвователи не дают денег внучкам знаменитого, великого поэта, лауреата Нобелевской премии, не о том, почему организация, которая занимается наследственными и авторскими правами Бродского, не поддерживает эту семью. Как мы слышали из репортажа Татьяны Вольтской, какие-то 500 долларов время от времени поступают. Я совсем не хочу усомниться в возможностях этого фонда и совсем не хочу подвергнуть его критике. Это не мое дело, я об этом ничего не знаю. Я только хочу спросить того, кто нам мог бы ответить на этот вопрос: почему не поддерживают российские фонды, российские благотворители и, шире, почему у нас такое законодательство, что благотворительность не работает или работает так плохо?
Андрей Гаврилов: Мне представляется, что это тот редкий случай, когда можно совершенно спокойно обращаться с соответствующими вопросами (я не говорю запросами, а именно вопросами), к зарубежным фондам. Во-первых, потому, что Иосиф Бродский не только российский поэт, во-вторых, все-таки он такого уровня был поэт, когда национальность или гражданство отходят на второй или на третий план. Я не идеализирую никого, но просто есть писатели, поэты, деятели культуры и искусства, которые принадлежат своей родине, своему искусству, своему культурному слою. Бродский, с моей точки зрения, один из немногих людей, который решительно и спокойно, даже не заметив этого, перешагнул эту границу. Поэтому так же, как спасать Акрополь, предположим, должны не только греки, или Анкор Ват - не только кампучийцы или жители Мьянмы, точно так же заботиться о наследии, я сейчас говорю не о родственниках, а вообще, о проблеме, должно все человечество. А что касается меценатства, то мне кажется, что у нас сейчас очень опасный в стране период, когда возможно выборочное снижение налогов в зависимости от того, кого ты поддерживаешь. Зачем далеко ходить за примерами? Мы же видим, как огромные и очень престижные коллекции возвращаются сейчас в Россию. Это делается с помпой, с шумом. Наверняка те, кто это делают, будь то яйца Фаберже или коллекция картин, которые будут выставляться в Константиновском дворце, имеют какие-то льготы, освобождение от каких-то неприятностей, или, по крайней мере, они преуспевают в своем желании выслужиться. Я очень боюсь, что это снижение налогового бремени для меценатов приведет к тому, что очень легко будет диктовать, кому помогать. Мне бы хотелось, чтобы меценатство все-таки, прежде всего, шло от души.
Иван Толстой: Андрей, я совсем не могу согласиться с вами, что меценатство должно идти от души. Ничего ни от чьей души я не жду. Я могу отвечать только за себя. Если мне захочется подать нищему - я подам, если мне не захочется - не подам. Тут движение только собственной души можно исследовать и анализировать. А что думают другие люди, подавая или нет, меня совершенно не интересует. Я не верю в такой альтруизм, совершенно чистый, слева направо и сверху вниз, без зазора. Человек помогает потому, что он получит какую-то встречную благодарность, хотя бы словесную. Его имя может быть где-то увековечено, что-то названо его именем - библиотека, больница, какой-то клуб, какой-то стадион. Это совершенно естественно, это в духе человеческих характеров, человеческих амбиций и гонора, и это нужно принять за норму. У меня такое впечатление, что только в России считают, что благотворитель не искренен, поэтому его благотворительность не может быть предметом общественной признательности. По-моему, это какой-то наш, российский, славянский выверт душевный. Нужно быть благодарным за то, что человек на что-то дал деньги, а государство должно обеспечивать законы, чтобы эти деньги передавались. Вот тебе снижение налогов, ты не столько должен заплатить, а столько, если ты передашь. А вот куда ты будешь предавать, между прочим, это тоже предмет регулирования. Если ты передаешь на каких-то конкретных сирот, на калек, в клинику, на исследование раковых заболеваний, на покупку одного аппарата искусственной почки, то тогда тебе особая скидка. Если ты передашь на закупку яиц Фаберже свои деньги, тогда тебе меньше скидка, потому что всем понятна глубочайшая разница между этими поступками.
Иван Толстой: К концу июля Париж пустеет. Парижане массово покидают невыносимо жаркую столицу. А тем, у кого нет времени или средств для настоящих летних каникул, предлагается городская альтернатива. Она называется Пари-пляж-2008. Рассказывает наш парижский корреспондент Эммелайн Кардозо.
Эммелайн Кардозо: В течение месяца - с 21 июля по 21 августа - городские власти предлагают жителям Парижа множество бесплатных развлечений на берегу Сены. Кафе, площадки, скамейки покрыли еще недавно гранитные и хмурые набережные, тысячи тонн песка вывалены в огромные песочницы накануне торжественной церемонии 21 июля, которая – по замыслу устроителей - совпала со вступлением Франции в должность председателя Евросоюза.
Элегантные голубые плакаты зазывают на пляж уже с набережной, а при виде дорожки, усаженной миниатюрными пальмами, устоять невозможно. Список развлечений, предлагаемых публике на променаде Жорж Помпиду, впечатляет: помимо огромных песочниц, тут еще и бассейны, библиотека, мини-гольф, пинг-понг, фехтование, танцплощадка, игра в шары, и так далее.
Большая часть посетителей предается излюбленному хобби парижан: глазению друг на друга. Одетые не в пляжные костюмы, а в повседневную одежду, парижане рассаживаются вдоль променада и, медленно попивая кофе или лимонад, презрительно, но стильно оглядывают прохожих.
Больше всего мне понравились не аттракционы и не спортивные развлечения, а гигантские многоместные раскладушки, расположенные под деревьями у самой воды. Тут можно разлечься с семьей или с большой компанией и насладится вечерним солнцем и свежим ветерком, приходящим с воды. Однако замечу сразу: несмотря на огромную толпу, искупаться в самой Сене никто не отваживается: городская река не внушает ни малейшего экологического доверия.
Пари-пляж, с его оборотом более чем в 3 миллиона человек, является чудом городского планирования, поскольку, несмотря на число людей, места хватает всем. Даже на батуте. Копенгаген, Брюссель, Берлин и Амстердам - только робкие подражатели, последовавшие парижскому примеру за последние семь лет. Но при этом Париж не почиет на лаврах, и каждый год расширяет программу развлечений. В этом году главным нововведением является полное оборудование водоема Вилет, который стал второй площадкой Пари-пляжа. Оборудованный еще при Наполеоне Третьем, водоем Вилет является огромным открытым бассейном в быстро развивающемся районе Парижа, на его окраине.
Список развлечений, предлагаемых здесь, делает поездку на границу города стоящей того. Катамараны, ясли с полуприрученными барашками и овечками (радость детворы и многих взрослых), уроки тай-ши, мини-яхты. Повсюду всевозможные услуги - включая еду, напитки, обслуживание инвалидов, полицейский участок и фонтанчики с питьевой водой. Как раз на примере этих фонтанчиков главная национальная компания по водному обслуживанию - Eau de France (О де Франс) - пытается отучить французов от дорогостоящей привычки пить минеральную воду из бутылок. Ибо вода из-под крана в Париже невероятно чиста.
Пари-пляж превзошел все мои ожидания. Это не только безопасная программа, но великолепно продуманная, оборудованная и очень веселая.
Иван Толстой: Чтобы закончить тему благотворительности, которую мы начали в первой половине программы, я хочу предложить вашему вниманию беседу с экономистом Ириной Ясиной.
Ирина Ясина: Эта проблема слишком велика, чтобы ее так быстренько охватить. Давайте остановимся на отдельных ее моментах - поддержке людей, которые уже на пенсии, но которые когда-то были знаменитыми, были кумирами. У нас в стране нет отработанной системы, когда старый актер получает от каждой демонстрации фильма с его участием какие-то деньги. И эти люди просто бедствуют. Нормальной системы поддержки им нет от государства, потому что они получают мизерные пенсии, а многие из них, если они инвалиды, совсем пожилые люди, если они не имеют обеспеченных родственников или друзей, просто глубоко бедствуют. Мы в свое время делали большую программу помощи и пожилым актерам, через Дом актера имени Яблочкиной, и программу помощи пожилым писателям. Понимаете, в Советском Союзе были все эти Союзы - кинематографистов, писателей - которые все это делали. А современная ситуация такова, что эти люди оказались брошенными. Им как-то нужно более продуманно и более системно помогать, а не так, что кто-то вдруг оказался рядом и протянул руку. Потому что их много, и они несчастны.
Иван Толстой: Вы говорите о проблеме помощи каким-то определенным социальным категориям – работникам культуры, вышедшим на пенсию. А можно задать вопрос гораздо более общий. Почему на законодательном уровне не разработан, наконец-то, сколько же лет проходит, второй десяток идут эти разговоры, почему нельзя разработать такую налоговую систему, когда благотворительность снижала бы некоторое налоговое бремя для людей богатых, и заставляла бы их предпочитать оказывать эту благотворительность. Я совершенно не хочу сказать, что кто-то должен от широты душевной этим заниматься. Нет, сделать эту систему просто более выгодной и подтолкнуть человека разумным образом вносить куда-то деньги.
Ирина Ясина: Вы абсолютно правы. Именно таков цивилизованный путь. Но есть такое ведомство как Министерство финансов, которое как огня боится предоставления любых льгот, поскольку в нашей стране есть крайне негативный опыт того, как этими льготами пользуется кто угодно, примазывается туда много людей. Мы можем вспомнить общества слепых, афганцев, Национальный Фонд спорта… Сколько там махинаций было! Я думаю, что именно с этим связана очень жесткая оппозиция Минфина, потому что они просто боятся бесконечного количества нарушений. Что не является оправданием. Эту позицию можно принять, но ее невозможно поддержать. Потому что, конечно, благотворительность нужно поддерживать на институциональном уроне, это не может быть только, как вы правильно говорите, от широты душевной. Человек должен понимать, что он еще какие-то льготы получает. Кстати, еще один интересный парадокс. Население-то уверено, что те предприниматели, которые оказывают помощь, они все-таки получают льготы. Сколько раз мне приходилось слышать: «Ну конечно, ему потом это с налогов списывают!». Ему ничего не списывают, в нашей стране он это все делает из прибыли после налогообложения. Но почему-то народ считает, что, тем не менее, это каким-то образом выгодно. Кончено, этот вопрос надо решать, поднимать на самом высоком уровне, и уже прекращать думать, что обязательно под хорошее дело подпишется 99 процентов негодяев.
Иван Толстой: Ирина Евгеньевна, скажите, а у вас есть личное предложение для исправления этой ситуации? То есть, видели ли вы страну, где это идеально реализовано?
Ирина Ясина: В Европе, практически везде, это сделано очень хорошо. В Западной Европе, по крайней мере. В США это отложенная, замечательная система, которая существует не первое десятилетие, по-моему, даже не первый век.
Иван Толстой: И ведь там финансисты Министерства финансов нисколько не напуганы тем, что будут злоупотребления в этой области, наверняка они есть?
Ирина Ясина: Может быть, когда-то, в конце 19-го - в начале 20-го века, действительно, были какие-то махинации. Но, тем не менее, через это надо пройти. И, выявляя какие-то махинации, пытаться исправить ситуацию, не отменяя самого принципа. Конечно, нужно в этом направлении двигаться. Я просто не знаю, кто бы из наших властьимущих выступил инициатором такого благородного дела.
Иван Толстой: Андрей, прежде чем мы двинемся дальше, что, с вашей точки зрения, заслуживало бы упоминания в нашей программе?
Андрей Гаврилов: Я бы, прежде всего, сказал, что 29 июля это день, когда можно вспомнить замечательного писателя Владимира Дудинцева, которому бы исполнилось 90 лет. В чем-то это для меня абсолютно удивительный писатель, написавший два романа, два сборника рассказов, одну повесть, и я до сих пор помню ощущение абсолютного ожога на коже, когда я впервые начал читать «Не хлебом единым». Это было, разумеется, не в 1956 году, тогда я еще такие книги не читал, но я помню, мне было лет 12-13-14 максимум, когда я нашел на полке у родителей эту книгу, не очень понял, почему такое странное название, открыл и оторваться уже не мог. Ничего подобного в жизни не читал. И сейчас очень странно, вроде бы, дела давно минувших дней, однако, когда я говорю имя Владимир Дудинцев, я невольно для себя выстраиваю какую-то странную цепочку: Вавилов, Тимофеев-Ресовский, Данилов, Сутягин, и дальше начинаются мысли, которые уже к культуре имеют не самое прямое отношение. Но, если уж говорить о Дудинцеве, и снова вспомнить Бродского, которому мы посвятили так много времени в первой части нашей программы, то не могу не отметить сообщение, пришедшее по интернету. Нам не удастся от него оторваться, тем более, что мы и сами его кормим нашей программой - все, что мы говорим, потом выкладывается в интернет. Сообщение о том, что, по статистике, 37 процентов россиян вообще сейчас не читают книг, 52 процента никогда не покупают книг, и только 23 процента, меньше четверти, считают себя активными читателями. Хотя 50 процентов населения нашей страны признались, что за последний год не прочли ни одного художественного произведения. Это к вопросу об уважении к наследникам писателя и к юбилею Владимира Дудинцева. Я не знаю, кстати, зарубежной статистики, может быть, столь поразившие меня цифры это всемирное явление, но все равно мне от этого немного грустно.
Иван Толстой: На юге Германии, в живописном альпийском городке Мурнау, земля Бавария, открылась выставка под названием «100 лет тому назад. Кандинский, Мюнтер, Явленский, Веревкина». На этой выставке представлено около ста работ этих художников-экспрессионистов, причем несколько картин из частных коллекций показаны впервые. Кроме портретов, ландшафтов и различных зарисовок посетители могут познакомиться также с многочисленными фотографиями, сделанными художниками в период с 1908-ого года до начала Первой мировой войны. Послушайте репортаж нашего мюнхенского коллеги Александра Маннхайма.
Александр Маннхайм: Летом 1908-го года, в поисках тихого уютного уголка, где можно было бы пофилософствовать и одновременно насладиться природой, из Мюнхена в окрестности деревеньки Мурнау приехали Василий Кандинский, Габриэле Мюнтер, Алексей Явленский и Марианна Веревкина. Историки до сих пор не едины во мнении, кто же первым подал идею обосноваться именно в Мурнау. Но, как бы то ни было, с конца июля-начала августа этого года художники, воодушевленные сказочными видами, альпийскими лугами, изумительно голубым и чистым небом, великолепной грядой гор, развивают здесь бурную творческую деятельность. Деревенька Мурнау, расположенная в 70 километрах от Мюнхена, превращается в своего рода дачное ателье этой группы. А уже через год подруга Кандинского, Габриэле Мюнтер, принимает решение купить здесь большой участок и трехэтажную виллу, которая приглянулась Василию. По мнению Кандинского, именно в Мурнау произошел резкий перелом в его восприятии искусства. Здесь Кандинский начинает писать свой труд «О духовном в искусстве», в котором он изложил фактически свое кредо, свое видение абстракционизма. В Мурнау зарождаются и воплощаются в жизнь и другие идеи художников-экспрессионистов. Сюда, в течение последующих лет, приезжают и живут подолгу многие друзья и знакомые этой команды. В те годы отношение местного населения к «пришельцам», мягко говоря, было не очень благожелательным. В католической деревеньке появление странных индивидуумов, нигде не работающих, все время праздно гуляющих с мольбертом и палитрой в руках, да еще живущих вместе холостых мужчин и женщин, вызывало подозрения и кривотолки. Вскоре виллу, стоявшую на отшибе, окрестили «русским домом», а иногда крестьяне осуждающе называли «домом терпимости». Но, времена меняются. Сейчас «Русский дом» превращен в музей Габриэле Мюнтер и Василия Кандинского. Неподалеку от этой виллы открыт новый музей, находящийся в помещении замка. Вот в этом-то музее (Schlossmuseum) как раз на днях и открылась уникальная выставка, посвященная творчеству четверки упомянутых художников в период с 1908-го до осени 1914-го года. Примечательно, что на открытие выставки прибыли не только известные немецкие деятели искусства, но и многие политики, в том числе президент Германии Хорст Кёлер и премьер-министр земли Бавария Гюнтер Бекштайн.
Открытие выставки было воистину праздничным, с торжественными речами, с концертом, с угощениями. Выдался, как по заказу, прекрасный солнечный день и, пожалуй, не только мне показалось, что с особой силой и выразительностью засверкали местные пейзажи, нарисованные сто лет назад Кандинским, Мюнтер, Явленским, Веревкиной. Свои экспонаты предоставили музеи Швецарии, Швеции, Италии, Финляндии, а также частные коллекционеры. Одну картину прислала даже Третьяковская галерея, причем очень удачно подобранную. Это датированное 1908-м годом полотно Василия Кандинского, на котором яркими красками изображен замок, где проходит нынешняя выставка. Не удивительно, что именно эта картина украшает обложку хорошо оформленного каталога. Кроме пейзажей, портретов и различных эскизов, нынешняя экспозиция имеет большое собрание фотографий, сделанных художниками. На многочисленных снимках запечатлены не только виды Мурнау и окрестностей, но также и местные люди, с которыми они ежедневно общались. Для некоторых горожан Мурнау эти фотографии стали достоянием фамильной гордости. Ведь на снимках они узнают своих прабабушек и прадедушек. О русских в Мурнау теперь говорят только с восторгом. Предлагаю Вам послушать отрывок из моей беседы с президентом ФРГ Хорстом Кёлером:
Хорст Кёлер: Я восхищен этой выставкой и очень рад, что именно мне довелось ее открыть. Ведь мы отдаем сейчас дань не только возникшему тогда новому направлению и прорыву в искусстве. Это просто неоценимое сокровище. Для нас счастье, что они выбрали именно Мурнау. Одновременно у нас перед глазами предстает творчество художников, пришедших к нам из другой культуры, в поисках нового света, новых идей. Ведь трое из этой группы – выходцы из России. По-моему, как раз их творчество красноречиво говорит о том, что культуру и искусство нельзя запереть в национальных границах. Прекрасно и то, что мы не можем однозначно сказать, идет ли здесь речь о русском или немецком искусстве – это европейское искусство.
Александр Маннхайм: Среди почетных гостей, приглашенных на открытие выставки, я заметил Генерального консула Российской Федерации в Баварии, Александра Карачевцева. На мой вопрос, какие мысли ему навевает то обстоятельство, что немцы празднуют приезд в Мурнау сто лет назад русских художников, он ответил:
Александр Карачевцев: Вот здесь 4 человека, а ведь в конце 19-го, начале 20-го века, до Первой мировой войны в Мюнхене проживало, работало и любило порядка 50-ти русских художников. Именно Мюнхен в то время был центром всего нового и, отнюдь, не Берлин. С Мюнхеном мог, может быть, Париж немного состязаться. Ну, а сегодня это замечательный праздник – праздник обогащения друг друга. Россияне и баварцы ментально действительно очень близки. Это нормальное, совершенно правильное событие. Это здорово! Меня оно радует как гражданина, как Генконсула.
Я испытываю необыкновенное чувств гордости, что Майя Плисецкая и Родион Щедрин живут в Мюнхене. Владимир Войнович тоже живет здесь, правда, в последнее время больше в Москве. Значит, там ему интереснее творить. Владимир Кунин живет в Мюнхене. Недавно я узнал, что неподалеку от Мурнау, в Гармише, живет Фридрих Незнанский. Меня радует, что здесь живут и работают такие замечательные представители нашего народа. Это продолжение того что было. Был какой-то перерыв. Я надеюсь, что он закончился.
Александр Маннхайм: Премьер-министр земли Бавария, Гюнтер Бекштайн, фактически разделяет мнение Генерального консула Александра Карачевцева о духовной близости баварцев и россиян.
Гюнтер Бекштайн: Я думаю, что россияне, как и мы, баварцы, очень эмоциональны. По характеру мы, в самом деле, хорошо подходим друг к другу. Нынешняя выставка определенным образом знаменует собой не только новый период отношений между Россией и Германией, но и во всем мире. Период «Холодной войны» канул в лету. Ведь только подумать, в конце 19-го века, начале 20-го люди, а особенно представители творческой интеллигенции, перемещались почти также свободно, как это практикуется сейчас в Европейском Союзе. Хорошо, что закончился длившийся десятилетиями период ограничения свободного передвижения граждан. Открытость и общение будут только способствовать процветанию европейской культуры.
Иван Толстой: А теперь, Андрей, ваша персональная рубрика. Расскажите, пожалуйста, во всех подробностях о музыке сегодняшней программы.
Андрей Гаврилов: С легкой ностальгией по парижскому пляжу. Я помню, когда впервые увидел в Париже это явление - летние пляжи на берегу Сены - я был просто потрясен и, признаюсь, провел на них, валяясь, немало времени. Так вот с легкой ностальгией по парижскому отдыху переходим к фестивалю в Монтре. Фестиваль в Монтре в этом году прошел в 42-й раз. Это один из самых знаменитых в мире джазовых фестивалей. Трудно представить себе, кто из звезд джаза или рок и поп музыки на нем не выступал. Еще в 67-м году там выступали молодые « The Rolling Stones », в этом году из этого жанра там играли « Deep Purple », Пол Саймон и Леонард Коэн. Фестиваль в Монтре воспет, кстати, в песне « Deep Purple ». Если говорить о джазе, то наверняка нет ни одного, сколько-нибудь известного джазового музыканта, который не был бы в Монтре, и не освятил бы своим присутствием джазовую сцену этого города. В этом году на фестивале в Монтре были и представители нашей страны. Были два коллектива, которые там выступили. Это был джазовый оркестр из Новосибирска под руководством Владимира Толкачева, кстати, замечательный оркестр, мы как-нибудь обязательно о нем поговорим - слава богу, у них есть диски, их можно купить и послушать. И, кроме того, там выступал секстет из Петербурга « Doo Bop Sound» . Своим названием они обязаны пьесе Майлза Дэвиса, и Майлз Дэвис во многом определил творческий почерк этого коллектива. Уже несколько лет этот ансамбль вызывает интерес у любителей современного джаза. Современные ритмы, современная электроника, вкус (слава богу - легкий), фанка, все это делает группу непохожей на все то, что мы можем услышать на отечественной джазовой сцене. Ее руководитель Алексей Попов - один из создателей этого коллектива, и один из аранжировщиков, в тех случаях, когда группа играет не свои мелодии. Мы слушали сегодня фрагменты из их последнего студийного альбома « Tribute to Miles », и сейчас мы послушаем пьесу, которая принадлежит перу одного из создателей ансамбля Алексею Никонову, которая называется «МН- factor ».