Иван Толстой: Разговор о новом, о прошедшем, о любимом. О культуре – на два голоса. Мой собеседник в московской студии Андрей Гаврилов. Здравствуйте, Андрей!
Андрей Гаврилов: Добрый день, Иван!
Сегодня в программе:
Парижский кинофестиваль под открытым небом
Еще одна кинотема: русские эмигранты в западных фильмах 20-х годов
Из истории Олимпиад: амстердамские соревнования 1928-го года.
И, конечно, музыка. Что вы нам принесли сегодня. Андрей?
Андрей Гаврилов: Сегодня я принес музыку, про которую мы говорили в одной из прошлых наших передач. Мы будем слушать биг-бенд под управлением Владимира Толкачева. Это сибирский биг-бенд, который недавно выступил на фестивале в Монтре. Это ни в коем случае не является его высшим достижением - это просто самая свежая новость об этом биг-бенде.
Иван Толстой: Начнем программу с темы, которая у всех на устах. Военный конфликт на Кавказе. Реакция деятелей культуры, о которой не пишут (или почти не пишут) ни в российских газетах, ни в интернете. Народная артистка России и Грузии Нина Ананиашвили осудила военную операцию России на территории Грузии, обвинив Россию во «вмешательстве во внутренние дела Грузии». С возмущением о действиях московского руководства высказался и актер Олег Басилашвили. «Мне жаль, что я дожил до сегодняшнего дня», – говорит кинорежиссер Георгий Данелия.
В адрес Радио Свобода в понедельник поступило коллективное письмо группы русских зарубежных писателей. Оно озаглавлено
«Остановить агрессию».
Приведу несколько цитат: «Идет стрельба, и гибнут люди, - говорится в письме. - Президент Грузии обвиняет Россию в агрессии. Президент России обвиняет в агрессии Грузию. Рассудить, кто прав просто: где идет война, на чьей территории? На территории России? Тогда агрессор – Грузия. На территории Грузии? Тогда агрессор – Россия. И это однозначно, все отговорки – демагогия. (…)
Момент истины – это надо осознать. Истина в том, что Россия на наших глазах, на глазах всего мира возвращается к сталинизму. То, что теперь происходит в Грузии, своим коварством напоминает сталинскую агрессию 1939 года против Финляндии. Тогда СССР тоже пытался обвинить в агрессии Финляндию. Но не Финляндия претендовала на какие-то чужие территории, а, наоборот, огромный СССР предъявил территориальные требования к маленькой Финляндии и пошел на нее войной. Так и в наши дни: у Грузии к России никаких территориальных претензий нет, Россия же, разыгрывая карту внутринациональных проблем, доставшихся Грузии достоянием от прошлых, в частности советских, времён, старается лишить её единства, её исторического прошлого, в конечном счёте, создать на Кавказе новые очаги нестабильности». (…)
Как не вспомнить сейчас и о 1940 годе, когда, под бодрые марши и громогласные призывы о мире, о достоинстве человека, были захвачены страны Прибалтики, оторваны области от Румынии, поставлены на колени, загнаны в лагеря миллионы людей… «и далее везде». Так и в наше время можно будет ждать продолжения по всем возможным направлениям. Так что всем надо насторожиться и соединить свои усилия для обуздания его имперских амбиций, причем неотложно, решительно и в долговременном аспекте. Огромная ответственность за сохранение мира на планете лежит нынче главным образом на США и ЕС, да и на всех других государствах тоже. Политикам – в частности, европейским и американским, не повторить печальный опыт «умиротворения» агрессора подачками, а общественности – время бить в колокола. Пожар рядом».
Подписи под письмом:
Владимир Батшев, Игорь Шестков, Эдуард Корицкий, Вячеслав Демидов, Игорь Гергенрёдер, Леонид Борич, Генрих Шмеркин (Германия), Владимир Марамзин, Виталий Амурский (Франция),
Семен Ицкович, Ефим Макаровский, Семен Резник, Рудольф Фурман, Евсей Цейтлин, Виктор Фет, Константин Преображенский (США).
Иван Толстой: Я перечислил темы, о которых сегодня пойдет речь. Хотите ли вы, Андрей, к ним что-то добавить?
Андрей Гаврилов: Наверное, к темам глобальным - нет, но за прошедшую неделю было несколько новостей, которые повергали меня то в состояние изумления, то в состояние тихого восторга. И я бы, конечно, хотел о них упомянуть. Например, не так давно господин Сильвио Берлускони должен был выступать перед своими избирателями. Очевидно, он и выступил. Это не важно. Я думаю, что политические деятели выступают так часто перед избирателями, что новостью это быть не может. Но новость заключается в другом. Господин Берлускони должен был выступать на фоне картины Тьеполо - знаменитая картина-аллегория «Время раскрывает истину». Ну вот, может быть, истину время и раскрывает, но помощники Берлускони сочли, что картина непристойна. Напоминаю, это 18-й век. Поэтому обнаженная грудь дамы, изображенной на картине, была тщательно прикрыта, она была закрашена. Честно говоря, я не поверил своим глазам, когда это прочел. И понял, что, в очередной раз одно из важнейших событий в мире искусства прошло мимо меня. Я мечтаю, если есть видеозапись, посмотреть, как они это делали, чем закрашивали. Взяли у уличных художников смывающуюся краску, заклеили навсегда или заретушировали? Я даже не могу себе представить, что творилось в голове этих бюрократов, когда они принимали такое решение.
Все-таки бюрократизм это понятие интернациональное. Почему я думаю, что это понятие интернациональное? Потому что нечто схожее пришло с берегов Невы, из вашего и из моего родного города. После того, как питерские власти стали подвергаться критике со всех сторон за то, что считается уничтожением облика города, я имею в виду высотки, которые должны появиться в Питере буквально со дня на день, один из питерских чиновников предложил закрыть верхние этажи тряпками цвета неба. Серыми тряпками, которые, по его мнению, соответствуют серому небу Петербурга. В качестве какого-то довода или объяснения своей идеи он вспоминал то, что во время войны так уже делалось, чтобы верхние этажи зданий были не видны. Я, Иван, честно говоря, иногда испытываю такое ощущение, что все-таки режиссеры фильма «Люди в черном» были абсолютно правы и пришельцы уже живут среди нас, потому что их образ мышления, как мне представляется, простому, обычному человеку просто непонятен. Вы можете себе представить Питер, где у высоток верхние этажи затянуты тряпками? Что бы под словом «тряпка» они не подразумевали.
Иван Толстой: Да, Андрей, я тоже читал об этом. Только мне кажется, что предложение было не совсем серьезное. По-моему, никто не заметил сарказма и салтыков-щедринства этой идеи. А автор идеи – не чиновник, а бывший депутат Законодательного собрания Петербурга Михаил Толстой, мой родной брат. И я никогда не поверю, что в его предложении не было доли шутки. На мой взгляд, тут много сарказма, уже хотя бы потому, что торчащие несколько этажей – не самая большая драма города, гораздо страшнее – это стеклянная газпромовская игла, которая, увы, будет возведена.
Андрей Гаврилов: Вы знаете, Иван, я знал, что это Михаил Толстой, я не хотел бросить камень ни в него, ни в вас и, честно говоря, меня совершенно не интересовало его предложение, но если бы вы внимательно посмотрели реакцию по разным сайтам, его предложение, которое, наверняка, было издевательством, оно-то понравилось.
Иван Толстой: В этом безумие!
Андрей Гаврилов: Конечно. И когда я говорю, что есть люди, образ мыслей которых мне не понятен, я имею в виду не столько человека, который может бросить идею для того, чтобы какую-то безумную мысль довести до еще более безумного логического конца, я имею в виду тех, кто слушает это, кивает, хлопает себя по лбу и говорит: ну надо же, а старик-то прав, что же мы сразу-то не подумали! Страшно шутить, вы понимаете, потому что вашу шутку могут воспринять как руководство к действию.
Иван Толстой: Между прочим, очень похожая история по своей нелепости и салтыков-щедринству произошла в Москве, где было выдвинуто предложение организовать вагоны первого класса в метро для вип-персон. Более того, в этом проекте предлагалось, чтобы они ехали бы несколько быстрее остальной части состава. Потому что важные люди, кончено же, спешат. Автор этого предложения - известный дизайнер Артемий Лебедев.
Московское издательство «Русский путь» выпустило большое исследование Рашита Янгирова «Рабы немого». Подзаголовок у этой книги такой: «Очерки исторического быта русских кинематографистов за рубежом. 1920-1930 годы». Эта книга создавалась в течение многих лет. Рашит Янгиров - автор многочисленных статей в периодике, в сборниках и в разных альманахах, справочных изданиях, писал и об эмигрантах, и конкретно о киноэмигрантах, и сейчас его исследования объединены в один большой том в 500 страниц. Я раскрою оглавление и прочту чуть-чуть из него:
«Мы - дрожжи в тесте. Пути и судьбы русских кинопредпринимателей». Отдельные главы посвящены Паулю Тиману, Роберту Перскому, Александру Ханжонкову, Александру Дранкову и Владимиру Венгерову.
Дальше главы такие: «Берлинский перекресток русской и зарубежной кинематографии», «Эмигранты - это те, кто идет в статисты, или Киностатист, как зеркало русской революции». О Берлине, о Париже и о Голливуде. «Амальгама двух чуждых друг другу стихий. Русский вклад в фильм «Наполеон», «Голливудский мираж Ивана Мозжухина», и затем большая глава под названием «Мама, и это все русские! Эмигрантское кино или кинематограф эмигрантов». Я позволю себе такую пространную цитату из книги, чтобы было понятно, как она построена, о чем идет изложение и какие проблемы затрагивает Рашит Янгиров. Итак, из главы «Мама, и это все русские!».
«В последние годы лексикон отечественного киноведения пополнился новыми терминами: эмигрантское кино, русская зарубежная кинематография, кинематограф изгнанников, кинематографическое зарубежье и так далее. Эти словообразования позволяют манипулировать фактами, биографическими сюжетами, эстетическими, морфологическими и новыми квазихудожественными характеристиками для создания эффектной мнимости, муляжа некоего космополитического организма, который никогда не существовал в исторической реальности. Во всяком случае, современники не догадывались о его существовании. В начале 20-х годов режиссер, профессионально знавший изнанку кинодела, констатировал, что «попытки продолжить на чужбине кинематографическое дело в привычных русских размерах разбивались, прежде всего, об отсутствие достаточных материальных средств, в то время как европейская кинематография переживала расцвет капиталистического развития. Силы получались неравные и русская кинематография, не успев расцвесть, увядала, не будучи в силах выдержать конкуренции богатых и прекрасно обставленных иностранных кинематографических предприятий. При подобном состоянии российской кинематографической промышленности в условиях эмигрантского существования не удивительно, что большинство русских кинотруженников устремилось в иностранную кинопромышленность».
«На исходе десятилетия, - продолжает Рашит Янгиров, - когда судьба русского зарубежного кинотворчества определилась, опытный продюсер признался: «Жизнь последних лет научила нас многому, выработала в нас большой диапазон чуткости, многогранности переживаний, смелости и решительности в делах. А это все качества наиболее необходимые кино. Результат наших мытарств и скитаний из страны в страну пригодился. По всему миру признали русских кинорежиссеров и артистов, во всех странах пользуются уважением русские кинохудожники и директора. Но не могу я себе представить объединение русской зарубежной кинематографии, выявление ею своего национального лица. Мы - дрожжи в тесте, но не материал из которого оно делается. К тому же, благодаря своей легкой приспособляемости к окружающим нас условиям, нашему умению быстро ориентироваться и умело браться за дело, мы, впитывая в себя чужие черты быта и нравов, сами не замечая этого, теряем свои особые национальные качества, вкусы, потребности, взгляды и самую манеру работать. Национальное искусство может жить только на ровной земле».
И, наконец, последний отрывок из книги Рашита Янгирова.
«В невоспроизводимости отечественного киностиля за границей были убеждены и художественные критики. Определяя характеристики зарубежного инобытия русской экранной школы, один из них констатировал: «О русской кинематографии вне России можно говорить только условно. Кинематография творится совокупностью разновидных сил: воображения автора сценария, искусства режиссера, таланта исполнителей, мастерства фотографа и даже свойств природы, когда в фильме роль играет пейзаж. Кинематография только в том случае бывает национальной, когда все творящие элементы, гармонически завершающиеся в фильме, отражают характерные для данной нации художественные черты и придают произведению особый отпечаток. Идеальной русской фильмой была бы такая, в которой счастливо сочетался бы русский по духу сценарий (хотя бы он касался Новой Зеландии или Папуасии), характерные представители русского актерского искусства, режиссерская выдумка, так или иначе связанная с русской школой построения зрелища и, пожалуй, русская техническая сноровка, которую нелегко определить, но нетрудно почувствовать. Разумеется, такая совершенно русская фильма может создаться только на русской почве органически, преемственно. Русская кинематография за границей может быть поэтому только русско-французской, русско-немецкой, русско-итальянской в зависимости от страны производства и господствующих в ней художественных вкусов, традиций, технических навыков. Не поддаваться влиянию среды просто немыслимо. Но и, вдобавок, еще опасно. Искусство не может висеть в воздухе, не обрекая себя на страшную, мертвящую безликость, не имея возможности быть русским вполне, русское экранное искусство непременно должно временно привиться к чужому стволу, питаясь им и обогащая его, ибо величайшее заблуждение думать, что безликое международное рыночное производство может иметь какую-нибудь художественную ценность. Никакие технические ухищрения и трюки не спасут такое производство от конечного краха. Ничто так не мстит творцам, как созданная ими пустота».
И не могу не сделать последней реплики. Книга великолепно, изящно оформлена художником Евгением Вельчинским. В книге есть редчайшие фотографии, в частности, из собрания Андрея Корлякова, который часто принимал участие в наших программах на Радио Свобода. Фотографии воспроизведены просто великолепно, с необычайной для российских изданий четкостью.
Андрей, я знаю, что вы очень любите историю кино и следите за ней, за современным и за старым кино. А насколько близко знакомо вам кино русских эмигрантов?
Андрей Гаврилов: Конечно, не так, как автору книги, или вам, Иван, после того, как вы эту книгу прочли. Разумеется, намного меньше. Хотя, конечно, было бы забавно, если бы когда-нибудь кто-нибудь продлил эту тему вплоть до нашего времени, как с серьезной стороны, например, творчества Калика или творчество Славы Цукермана, автора одного из моих самых любимых фильмов «Жидкое небо», так и со стороны более шутливой для того, чтобы напомнить современным зрителям о российских или, скорее, русских корнях многих известных звезд. Я не говорю даже про Юла Бриннера или Кирка Дугласа, но мало кто помнит уже, что Роже Вадим на самом деле Роже Вадим-Племянников, великий и неподражаемый Жак Тати - это Жак Татищев. А если уже говорить серьезно, то я с большим интересом прослушал все, что вы читали, замечательные фамилии, великие имена. Как не вспомнить, например, что героиня «Девушки с коробкой» Барнета или «Белого орла» Протазанова вынуждена была покинуть в свое время советскую Россию точно так же, как и героиня «Медвежьей свадьбы» и «Станционного смотрителя» Вера Малиновская. Здесь можно, наверное, очень много копать, и я думаю, что автор книги все это поднял.
Я хотел бы только остановится на одной фамилии просто потому, что я очень люблю этого режиссера. Видеть его картины не очень просто у нас. Это Александр Алексеев, который родился в 1901 году, а умер относительно недавно, в 1982 году. Он ученик Судейкина, он создатель совершенно фантастической техники мультипликации, которая получила название игольчатой мультипликация. Это техника, при которой на плоскости выстраивается в квадрат от пятисот тысяч до миллиона иголок, которые могут менять свою высоту. Они выступают примерно на 30-50-60 миллиметров над этой поверхностью. И по воле режиссера (сейчас, наверное, это делается технически, потому что опыты в этом жанре продолжаются, раньше это делалось вручную), так вот, по воле режиссера они меняют свою высоту и, меняя освещение, режиссер может достигать совершенно невероятных эффектов, придавая черно-белой мультипликации глубину, какую-то непонятною размытость черного и белого цветов, так что полное ощущение, что ты смотришь нечто намного более богатое по цвету, чем просто черно-белую гамму. И, конечно, его «Ночь на Лысой Горе» или «Картинки с выставки», да, в общем, и «Нос» по Гоголю, который был сделан значительно позже, это, с моей точки зрения, абсолютные шедевры. Я очень надеюсь, что они тоже в этой книге упомянуты и что, рано или поздно, они будут намного более доступны зрителю, чем сейчас. Потому что я могу говорить об Александре Алексееве, но я не знаю, где посоветовать его посмотреть, кроме как попробовать половить полупиратские ДВД у торговцев, но не совсем попсовой кинопродукции.
Иван Толстой: Из истории Олимпийских игр. О том, что происходит сегодня в Пекине каждый слушатель, зритель и читатель может узнать, включив телевизор или посмотрев об этом в интернете. И поэтому мы не будем этим занимать внимание наших слушателей. А вот, что происходило 80 лет назад, когда в Амстердаме состоялись Олимпийские соревнования? Рассказ об этом подготовила наш корреспондент в Нидерландах Софья Корниенко.
Софья Корниенко: На официальном плакате Олимпийских игр 1928 года работы художника Йоса Роверса изображен мужчина-атлет в белой одежде на беговой дорожке Олимпийского стадиона в Амстердаме. Мужчина в белой одежде - в неестественной позе, словно он потерял равновесие, ориентацию в пространстве. Словно он сам и есть воплощение интербеллума.
(Звучит олимпийская песня тех лет. «А ну-ка, мальчик, соберись: Олимпиада! Подумай о нашей репутации, о гордости нации»).
Впервые после Первой мировой войны в Олимпийских играх в Амстердаме приняли участие спортсмены из Германии и сразу заняли второе место в командном зачете. На первом месте были американцы. «Летающие финны», побившие рекорды в беге на длинных дистанциях стали третьими. Всего в играх 28-го года участвовало 46 стран, в том числе прибалтийские государства - Эстония, Латвия и Литва. С амстердамских Игр начался тотальный триумф латиноамериканского футбола. Многое произошло тогда впервые в истории современных Олимпийских игр. Например, именно с амстердамских Игр пошла традиция зажигать Олимпийский огонь. Правда эту почетную миссию, которая теперь возлагается только на многократных чемпионов, в 28-м году исполнил сотрудник местной энергетической компании. Первая эстафета с передачей Олимпийского огня состоялась уже на фото и киногеничных риффеншталевских Играх в Берлине.
В Олимпийских играх 1928 года в Амстердаме, в состязаниях по легкой атлетике и гимнастике впервые принимали участие женщины. До этого женщины на Олимпийских играх появлялись только в бассейне и на теннисном корте. Человек, возродивший олимпийскую традицию из древнегреческого пепла, француз барон Пьер де Кубертен считал женщину не более чем красивым цветком у мужчины на шее, причем обязательно красивым, подчеркивает автор новой книги об Олимпийских играх в Амстердаме под названием Model voor de toekomst («Модель для будущего») Рууд Пау. Однако после парижских Игр 24-го года де Кубертен ушел в отставку, и Международный Олимпийский Комитет возглавил бельгиец Анри де Байе-Латур. Под давлением феминистических движений в программу Игр вошло пять легкоатлетических дисциплин, в которых приняли участие представительницы прекрасного пола – бег и эстафета на 100 метров, бег на 800 метров, прыжки в высоту и метание диска. Сохранилась запись с воспоминаниями покойной уже участницы соревнований по метанию диска Берендины Декенс. Из ее воспоминаний становится ясно, что отборочный процесс квалификации на Олимпийские игры проходил проще. В частности, Декенс пригласили на отборочный тур потому, что она работала учительницей гимнастики.
Берендина Декенс: В отборочном соревновании я приняла участие в обычной, уличной обуви. И меня отобрали. Тренер нам не полагался. Мне дали ядро, копье и диск домой, сказали: «На, тренируйся!» И еще дали книжку, где было нарисовано, как правильно все это метать. Свои орудия я сама везла в Амстердам на Олимпиаду. На стадион я явилась в черном балетном платьице, синих гольфах и белых тапочках на резинке.
Софья Корниенко: Если не считать, что запущенный Декенс диск чуть не убил человека, то сначала с участием женщин в легкоатлетических соревнованиях все шло хорошо. Пока не дошло до бега на 800 метров... Когда победительница, немка Лина Радке и прибежавшая второй японская спортсменка Кинуе Хитоми на линии финиша оглянулись, то увидели картину, скорее напоминающую линию фронта. Нетренированные соперницы, многие из которых были спринтершами и перед этим участвовали в забеге на сто метров, лежали на траве вдоль беговой дорожки, ни живые – ни мертвые. Господа-противники женского присутствия в легкой атлетике улыбнулись в усы, и вскоре были сделаны оргвыводы, что дамские организмы к бегу на дистанции, превышающие 200 метров, не приспособлены. К забегу на 800 метров женщин допустили лишь в 1960 году, и то очень неубедительным большинством. Ведь среди членов Международного Олимпийского Комитета оставались еще очевидцы кошмара 28 года.
Помимо женщин-легкоатлеток был на Играх 28-го года и еще один дебютант, вернее – дебютантка – «Кока-Кола». Тысячу ящиков нового напитка привезли в Амстердам на пароходе. Почти всю партию колы осушили американские спортсмены, но кое-что досталось и юным зрителям Олимпиады. Вспоминает Вим Схуваарт, которому в августе 28-го было 10 лет, а теперь, соответственно, девяносто.
Вим Схуваарт: Я жил недалеко от Амстелского моста и часто ходил смотреть соревнования по гребле. А в районе Слотена на окраине стояли красавицы яхты из Англии и Америки. И вот там я впервые в жизни попробовал «Кока-Колу»! Настоящую! В 28-ом году.
Игры 1928 года можно назвать последними по-настоящему скромными, любительскими соревнованиями. Спальные залы для большинства спортсменов были оборудованы в классах городских школ, еду готовили в чем-то наподобие полевых кухонь – в общем, спортсмены удовлетворялись малым. При этом директора школ, поначалу боявшиеся впускать такие толпы иностранцев в классы на ночлег, остались довольны. За все время Олимпиады в городе было разбито лишь одно окно и сломан один стул. Звездная роскошь начала просачиваться в мир спорта уже на следующих Олимпийских играх 1932 года, которые проводились в Лос-Анджелесе, под боком у Голливуда.
Зато уже в Амстердаме вошли в моду так называемые «спортивные демонстрации», слишком хорошо знакомые нам по более поздней кинохронике сталинско-гитлеровских «делай раз – делай два». В хронике 28-го года в этих живых скульптурах еще не прослеживается характерной для этого спортивного жанра отсылки к человеческому телу как материалу, сырью, инструментарию. Участницы в коротких, но пышных юбках еще угловатые, по-мальчишески, как это было модно в 20-е годы.
Снова и снова прокручивая на экране компьютера отцифрованные немые кадры со шрамами начавшегося разложения кинопленки, я вглядываюсь в эти прозрачные лица и пытаюсь представить себе, что с ними случилось. Что было дальше с этими пышущими здоровьем детьми интербеллума? Чью сторону они приняли? И в какую сторону изменились их лица? Судьба некоторых олимпийских чемпионов 28-го года мне известна. Например, победитель марафонского забега алжирец Ахмед Эль Оуафи, который принес золотую медаль команде Франции, всю оставшуюся жизнь провел в ужасной бедности и погиб во время алжирской войны за независимость в 1959 году. Югославский гимнаст Леон Штукель в 1946 году попал в тюрьму после прихода к власти в Югославии коммунистов, однако дожил до 101 года и даже встречался с президентом США Клинтоном как самый пожилой олимпийский чемпион в мире. Победитель забега на 100 и 200 метров, канадец Перси Уилльямс, которого в 28-ом носила на руках вся команда, всю жизнь прожил с мамой и покончил с собой в начале 80-х. Победительница в метании диска полячка Халина Конопачка, которая вдобавок завоевала титул «самой красивой спортсменки» на играх 1928-го года, после Второй мировой бежала в США и стала писательницей. В один из последних дней войны, в 1945 году, чемпионка в беге на злополучные 800 метров немка Лина Ратке потеряла полученную из рук королевы Нидерландов золотую медаль в бомбоубежище в городе Вроцлаве. Медаль вернулась к ней 11 лет спустя.
Иван Толстой: Андрей, мы движемся дальше. Есть ли какие-то новости, с которыми вы бы хотели нас познакомить?
Андрей Гаврилов: Может, они не столь значительны, но, по-моему, они заслуживают определенного внимания. Например, в Москве открывается выставка человека, который в свое время получил псевдоним, который после этого стал именем нарицательным. Роберт (Рино) Бариллари - человек, которого Феллини вывел в своем фильме под фамилией Папараццо. После этого, понятно, слово папарацци стало известно всему миру. И вот именно этот Роберт Бариллари и стал первым папарацци в истории современного человечества. Именно он в свое время поймал в неподходящий момент самого Феллини, за что и был выведен в «Сладкой жизни». Я, честно говоря, не уверен, что так уж интересно подсматривать вместе с этим персонажем за теми, кого он снял. Мне просто было интересно то, как имя собственное вошло в языки всего мира и стало именем нарицательным.
А если говорить о более значительных вещах, то я бы хотел упомянуть о том, что произошло недавно в художественной жизни Башкирии. А именно, Ринат Валигамси, получивший Госпремию России в области литературы и искусства, обнародовал свою версию жизни Ленина. Очень часто Митьки по-доброму издеваются над нашей историей, придумывая разные забавные вещи, в вдогонку к ним Курехин с Гребенщиковым придумывали названия песен типа «Переход товарища Кутузова через товарища Суворова», но, по-моему, все их опусы бледнеют перед тем, что сделал этот башкирский художник. Он пофантазировал на тему «Ленин жив и живее всех живых». А именно, он представил себе и показал на полотнах Ленина деревенским мужичком, сидящим в фуфайке на завалинке своего дома, покуривающим табачок. Ленин, по его версии, после Второй мировой войны скрылся в Латинской Америке, консультировал там Кастро и Троцкого, а в последние дни своей жизни провел с семьей в Цюрихе, где держал антикварную лавку. Первое, что напрашивается, конечно, «Ленин в Цюрихе», но, боюсь, это немножечко из другого культурного пласта. Художник создал двадцать один фотоколлаж, где показал Ленина мусульманином, сказав, что любой человек имеет право избрать религию по своему вкусу. По-моему, это очень интересный эксперимент. Надеюсь, он пройдет тихо и не вызовет никаких яростных возражений у кого бы то ни было. Мне было бы жалко этого башкирского художника.
Иван Толстой: Андрей, помните один из эпизодов в романе «Дар» Владимира Набокова, где приезжему, в качестве шутки, показывают какого-то метиса в соседней ложе в театре - с седыми волосами, необыкновенно возбужденного, с ярким взором. Его под локоть толкают: «Знаешь, кто это?». «Нет, не знаю». Он с 40 лет в России не был. «Это же Пушкин!». Тот посмотрел, удивился: «А, да, действительно», - и отвернулся, стал разговаривать о чем-то своем., - Странная идея, говорит Набоков, увидеть вдруг пожилого Пушкина, так сказать, в осенние годы своей зрелости, но все еще гениального и плодоносящего, сама по себе эта идея не может человека впечатлительного оставить спокойным.
Андрей Гаврилов: При всем при этом башкирский художник был не первым. Я помню международную книжную ярмарку в Москве еще в советский период, когда какие-то наши большие друзья, по-моему, из Вьетнама, привезли выставку «Ленин глазами вьетнамских детей». Вы знаете, у этого стенда было очень много народу постоянно, потому что дети, естественно, изображает мир так, как они видят его вокруг себя. И вот они попытались изобразить Ленина, как если бы он был мудрецом из соседней вьетнамской деревни, с соответствующим разрезом глаз, цветом кожи, одеждой. Там Ленин учит вьетнамских детей. Пушкин и Сталин, как в старом анекдоте. Так что такие попытки уже были, они всегда вызывают восторг зрителей.
Иван Толстой: В Париже прошел кинофестиваль под открытым небом. Это и есть его название: Paris – plein air . На фестивале побывала наша корреспондентка в Париже Эммелайн Кардозо.
Эммелайн Кардозо: После месяца, проведенного в Париже без парижан, уехавших отдыхать, мне как туристу хотелось попробовать чего-нибудь новенького. Для этой цели как раз подошел фестиваль Cinema en plein air - Кино на открытом воздухе, на пленэре. Мероприятия проходят на окраине города, в парке Вилетт. Девиз фестиваля - 18-го по счету - "Звезды никогда не умирают". Цитата взята из названия знаменитого французского кино-сборника, вышедшего в 1957 году. По мнению организаторов, эта фраза напоминает, что и 50 лет спустя понятие "звезды" мало изменилось. В сопроводительной брошюре, распространяемой на фестивале, написано: "Звезду делает не эфемерная слава, а некое молчаливое согласие между зрителями, которое увековечивает актеров и актрис... Фильмы, которые мы подготовили в этом году, - очередное подтверждение того, что, родившись, звезда светит вечно."
В нынешнем году в ряду крупнейших кинозвезд появилась еще одна – рукотворная - гигантский надувной экран (между прочим, крупнейший в Европе), с цветной подсветкой изнутри. На нем-то и появились Марлен Дитрих, Пенелопа Круз, Элизабет Тейлор, Бриджит Бардо, и будут многие другие. "Крёстной" фестиваля была выбрана Хавсия Херци, получившая недавно премию "Сезар" как лучшая дебютантка года.
Подбор фильмов достаточно разнообразен. Тут представлены работы и немецких, и испанских, и американских режиссеров, не говоря уже о французских. Для пущей экзотики один из вечеров посвящен японскому кино. Но больше всего публике нравится черно-белая голливудская классика: «Лаура», «Иметь и не иметь», «Сильвия Скарлет»... А для любителей современного кинематографа есть и своя изюминка: французский фильм 59-го года «Plein Soleil», переделанный сорок лет спустя в «Талантливого Мистера Рипли». Роль, сыгранная тогда молодым Аленом Делоном, досталась в современном ремейке Мэтту Дэймону.
Итак, полторы тысячи зрителей собирались каждый вечер на лужайке парка, кто с закусками, кто с вином, а кто просто с пледом. Время просмотра указывалось по старинке - "после заката", ибо звезды, как и погода, бывают капризны. Но главное, что радовало в этой картине, это то, что все происходило в 19-м аррондисмане, на самой окраине Парижа, в иммигрантском районе, куда коренной француз обычно не захаживает - и притягивали всех не модные стеклянные новостройки, а прекрасные старые фильмы.
Иван Толстой: Андрей, а теперь давайте прейдем к вашей персональной рубрике. Познакомьте нас, пожалуйста, поподробнее с тем, что мы слушаем сегодня.
Андрей Гаврилов: Итак, как я уже говорил, мы слушаем биг-бенд Владимира Толкачева, биг-бенд из Сибири. Владимир Николаевич Толкачев родился в 1951 году, в 1971 году он окончил музыкальное училище по специальностям баян и саксофон. Честно говоря, я не знаю другого такого музыканта, который бы закончил музыкальное училище или школу по такому странному сочетанию инструментов. Широкой публике он стал известен на знаменитом фестивале Новосибирск-77, где участвовал в музыкальном импровизационном трио – Беличенко, Толкачев, Панасенко. Вскоре образовался знаменитый квартет «Хомо Либер» - присоединился пианист Юрий Юкечев, потом, в силу разных причин, этот квартет наоборот сократился до дуэта Юкечев-Толкачев, и именно в таком составе «Хомо Либер» выпустил две пластинки за границей в то лихое время, когда делать это было не безопасно. А сейчас Владимир Толкачев, который по-прежнему прекрасно себя чувствует в самых разных жанрах и направлениях джазовой музыки, руководит биг-бендом, получившим самые высокие оценки у самых разных критиков. Например, Джеймсон Парк в газете «Манчестер Метро» в июле этого года писал: «Биг-бенд Владимира Толкачева считается одним из лучших биг-бендов России. Я могу сказать, что это вообще один из самых лучших бендов, которые я когда-либо слышал. Это настоящий биг-бенд со стилем, присущим великим бендам прошлого». Сибирская фирма «Ермателль», которой руководит и вдохновляет Сергей Беличенко (о его книге, посвященной джазу, мы говорили некоторое время назад), так вот фирма «Ермателль» - единственная фирма грамзаписи в России, которая выпускает пластинки сибирского джаза, вернее, компакт-диски сибирского джаза, выпустила два альбома биг-бенда Владимира Толкачева, и вот сегодня мы слушаем музыку с первого диска, который называется «Мундир генерала». Мы слушали на протяжении сегодняшней программы фрагменты из их варианта знаменитой пьесы «Чаттануга-Чу-Чу», а сейчас мы послушаем пьесу под названием «Игра окончена». Биг-бенд Владимира Толкачева, диск «Мундир генерала».
Адрес программы: svoboda - radio @ mail . ru