Что потеряла Россия в войне против Грузии?

Ирина Лагунина: «Российские действия в Грузии не только нарушают международные нормы и принципы, но также и демонстрируют как и до каких пределов можно надругаться над понятием «гуманитарная интервенция». Они ясно показали, что злоупотребление правом на защиту может вылиться в карательную, а не гуманитарную интервенцию и как одностороннее и непропорциональное применение силы государством, преследующим свои – весьма спорные – цели, может привести к встречной волне этнических чисток и масштабным человеческим страданиям». Это – фразы из комментария политолога из Оксфордского университета Натали Уайлд для Радио Свобода. О том же говорят и международные юристы. Моя коллега Хезер Маэр беседовала с членом американской национальной комиссии по военным полномочиям, бывшим президентом Американского общества международного права Энн-Мари Слотер. Являются ли действия России нарушением международного права?



Энн-Мари Слотер: Поскольку действия перешли за границу Южной Осетии и Абхазии на собственно грузинскую территорию и поскольку российские военные на этой территории остаются, то действия России становятся простой агрессией против другого государства, что является нарушением устава Объединенных Наций. Россия используется силу против политической независимости и территориальной целостности другого государства. Так что по поводу всего этого будет еще немало споров – в какой момент была пересечена эта черта. Ведь в какой-то степени Россия реагировала на применение силы в том регионе, где у нее находились миротворцы, так что изначально это выглядело как самооборона, защита своих граждан или даже защита международных сил. И конечно, это, возможно, в рамках права. То есть изначальный ответ, возможно, в рамках права. Но как только мы отходим от изначальных действий Грузии и ответа на них России и приближаемся к «преподнесению Россией урока Грузии» - а выглядит все именно так, - мы начинаем иметь дело с агрессией. А агрессия – это нелегальное использование силы против территориальной целостности и политической независимости другого государства. Это нарушение статьи 24 Устава Организации Объединенных Наций.



Ирина Лагунина: Эксперты по международному праву, как, впрочем, и политики, и военные Запада, согласны с тем, что действия России в Грузии – это никакая не миротворческая операция и тем более уж не гуманитарная интервенция. Это вторжение и война. Но кто определяет, что силовые действия государства – это именно война. Но эту тему мы беседуем с профессором Института стратегических исследований Военного колледжа США Стивеном Блэнком.



Стивен Блэнк: Сложный вопрос, потому что большинство войн в 20 веке, да и в нынешнем были необъявленными. Последнее объявление войны, которое приходит на ум – это объявление войны Гитлером против Советского Союза, а затем против США в декабре того же года. Но Япония, например, не объявляла войны. Ни к Корее, ни во Вьетнаме война не объявлялась. Не объявлял ее и Саддам Хусейн, оккупировав Кувейт, и мы потом ее тоже не объявляли. Так что кажется, сама идея объявления войны осталась на обочине.



Ирина Лагунина: Но российское руководство заявляет, что проводит миротворческую операцию или гуманитарную интервенцию, или защищает своих граждан на территории соседнего государства…



Стивен Блэнк: Но это – война. Российские военные могут называть этот, как угодно, но это – война.



Ирина Лагунина: И какие характерные признаки войны есть в этих действиях России?



Стивен Блэнк: Вооруженный конфликт, который проводят организованные группы людей против других групп людей – будь они гражданские или военные. Клаузевиц называет войной столкновение двух оппонентов, в котором каждая сторона пытается подчинить противоположную своей воле. Так что это – война. Утверждение, что это миротворческая операция, - это явная ложь.



Ирина Лагунина: Но где грань? Где проходит основное отличие?



Стивен Блэнк: Отличие в данном случае волне определенное. Если бы российская армия остановилась в Южной Осетии, то это была бы операция по принуждению к миру. А тот факт, что они вторглись и захватили территорию Грузии, показывает, что это никакая не миротворческая операция, а хорошо рассчитанная провокация, и что цель ее – преподнести Грузии и всем остальным урок. Более того, размах операции и ее скорость показывают, что операция планировалась задолго до вторжения. Так что они могут называть это, как угодно, но это – война, это вторжение на грузинскую территорию.



Ирина Лагунина: Некоторые мои коллеги заметили также, что и российская армия вела себя в соответствии с задачами военного времени. Они не только захватили территорию, они немедленно приступили к уничтожению военной инфраструктуры страны.



Стивен Блэнк: Они разрушают и гражданскую инфраструктуру Грузии, они перекрыли границу с Азербайджаном. И они заявляют, что останутся в каких-то буферных зонах. И пока НАТО не предпримет что-то, пока союз будет ограничиваться коммюнике, они не сдвинутся с места. Они будут накладывать вето на любые резолюции ООН. Потому что истинная цель этого всего – уничтожить Грузию как самостоятельно управляемое государство и лично Михаила Саакашвили. Они не уйдут, пока он не падет. Я абсолютно в этом уверен.



Ирина Лагунина: Вот вы сказали, что пока НАТО что-то не предпримет. НАТО уже что-то предпринимает. Но вот заявление министра иностранных дел России Сергея Лаврова.



Сергей Лавров: России не больше, чем НАТО, нужно сотрудничество взаимное. Думаю, что даже нашим натовским партнерам поддержка со стороны России, скажем, в том, что касается проведения операции в Афганистане, гораздо более нужнее. Тем более что в Афганистане, по большому счету, решается судьба Североатлантического альянса – способен он выполнять те цели, которые выдвигаются в рамках его трансформации, или нет.



Ирина Лагунина: Понятно, что Сергей Лавров намекает на то, что через российскую территорию в Афганистан идут грузы невоенного характера, о чем стороны только что договорились перед саммитом НАТО в Бухаресте в апреле этого года. Стивен Блэнк, ваша реакция.



Стивен Блэнк: Россия ничего не выиграет от того, что террористы возьмут под контроль Афганистан, давайте будем здесь откровенны. Это во-первых. Во-вторых, Россия ничего не выигрывает от того, что США прекратят переговоры по контролю за вооружениями. России это оружие так же не нужно, как и США. В-третьих, их тоже беспокоит, что Иран обзаводится все новыми и новыми ракетами, хоть Россия и продает Ирану оружие. Но Россия ничего не получит для себя, если прекратится сотрудничество по иранскому вопросу. И последнее, попытки запугать Европу вызовут ответную реакцию. Если вы хотите подтолкнуть Европу к новому витку вооружений или к новой «холодной войне», то вы проиграете. Так что в долгосрочной перспективе они потеряют больше, чем приобрели.



Ирина Лагунина: А можно уже сейчас сказать, что потеряла Россия в этой войне против Грузии?



Стивен Блэнк: Они потеряли уверенность Европы в том, что Россия будет пользоваться исключительно искусством дипломатии. Они полностью проиграли в том, что касается создания в Европе системы противоракетной обороны. За последние две недели из России стал убегать капитал. И они будут нести потери и дальше, потому что страна породила серьезные подозрения относительно своих целей и средств. Россия теперь будет сталкиваться с намного более серьезной оппозицией Запада. Думаю, и Европейский Союз примет намного более жесткий тон. И инициатива Дмитрия Медведева о создании какой-то новой организации по безопасности в Европе, конечно же, уже мертва, потому что ни одна европейская страна не даст России право голоса в определении европейской безопасности, если это такой вот голос. Да, они могут уничтожить Грузию, они могут задержаться на Кавказе, он это не принесет той выгоды, на которую они надеялись. Может быть, сначала это будет не так заметно, но со временем счет за эту операцию дойдет и до Москвы. Я также не исключаю, что западный мир может выработать совместный план действий, чтобы понизить цены на энергоресурсы. Тогда это ударит по России напрямую. Они думают, что могут использовать нефть и газ, чтобы шантажировать Европу и подкупать оппозицию, и Европа все равно сядет с ними за стол переговоров. Ну, может быть, и сядет, но это будут совершенно другие переговоры.



Ирина Лагунина: Стивен Блэнк, профессор Института стратегических исследований Военного колледжа США. Мнение, которое он изложил, - это его личное мнение и оно может не совпадать с позицией института, в котором он работает. С первого января председательство в Европейском Союзе займет Чешская Республика. Моя коллега Оксана Пеленска спросила премьер-министра Чехии Мирека Тополанека, каковы, на его взгляд, должны быть первые шаги Европы в отношении Грузии.



Мирек Тополанек: Мы хотим, чтобы в район были направлены международные силы. Мы считаем, что Россия полностью не справилась с ролью миротворца в буферной зоне, и мы хотим, чтобы целостность грузинской территории, включая Южную Осетию и Абхазию, была сохранена. Мы также хотим выступить с предложением своего рода плана Маршалла – не только для Грузии, но и для всего региона, который был дестабилизирован этим конфликтом, включая Армению и Азербайджан. Мы – один из самых крупных инвесторов в Грузию, и наши инвестиции сейчас под угрозой. Грузия – это горло, по которому в Европу текут газ и нефть. Здесь планируется создать трубопровод Набукко. Так что ситуация угрожает нашей стратегической безопасности. Чехия не стоит в стороне в этом конфликте. Мы весьма четко выразили наше отношение. В этом есть параллель с 1968 годом. Это практически та же страна, Россия с тем же интересом – не дать государству, которое, как она думает, входит в сферу ее интересов, покинуть эту сферу. Это была позиция советского руководства, и сегодняшняя российская позиция с ней схожа.