Пражская весна в поэтических отражениях




Марина Тимашева: 21 августа 68-го года, ровно 40 лет назад, эксперимент по построению «социализма с человеческим лицом» был оборван войсками Варшавского договора, введенными в Чехословакию.



Александр Галич:



Над кругом гончарным поет о тачанке
Усердное время - бессмертный гончар.
А танки идут по Вацлавской брусчатке
И наш бронепоезд стоит у Градчан!
А песня крепчает - "Взвивайтесь кострами!"
И пепел с золою, куда ни ступи.
Взвиваются ночи кострами в Остраве,


В мордовских лесах и в казахской степи...



На севере и на юге –


Над ржавой землею дым,


А я умываю руки!


А он умывает руки,


Спасая свой жалкий Рим!


И нечего притворяться –


мы ведаем, что творим!




Марина Тимашева: Вы слышали песню Александра Галича в его исполнении. И только что вышла книга Александра Шубина «Диссиденты, неформалы и свобода в СССР», мы подробно поговорим о ней в следующем выпуске, а пока скажу, что события «пражской весны» в книге неоднократно упоминаются, и автор полагает, что они оказали серьезное воздействие на общественную жизнь в России: «переломным стал момент ввода войск в Чехословакию» (163), «именно в августе 1968 г. движение чётко проявило себя не просто как правозащитное, а именно диссидентское, «инакомыслящее»…, диссиденты стали отрываться от видных прогрессистов» (214). И так далее. Но это политика. А на культуру Пражские события как-то повлияли? С этим вопросом я обращаюсь к Илье Смирнову.



Илья Смирнов: Сплошная весна на календаре: недавно мы в программе отмечали 40-летие Молодежной революции, кульминацией её стала так называемая Парижская весна http://www.svobodanews.ru/Transcript/2008/05/01/20080501104559363.html. Две революции на западе и на востоке Европы, обе формально неудачные, но в долгосрочной перспективе вполне успешные. И сегодня трудно обсуждать события 68-го года как в Париже, так и в Праге, абстрагируясь от последствий, от новейшего исторического опыта, который на многие тогдашние вопросы дал жёсткий и неромантичный ответ.


Что касается отечественной культуры, то на неё «Молодежная революция», вроде бы, безмерно от России далёкая (нам бы ваши проблемы) – повлияла неизмеримо сильнее. Через рок-музыку, через моду. А вот воздействие географически и социально куда более близкой Пражской весны – несколько произведений (по пальцам можно пересчитать), естественно, неопубликованных. Евгений Евтушенко, Александр Твардовский:


Что делать нам с тобой, моя присяга,


Где взять слова, чтоб рассказать о том,


Как в сорок пятом нас встречала Прага


И как встречает в шестьдесят восьмом.


http://magazines.russ.ru/znamia/2003/10/tvard-pr.html


Ещё добавляют Галича «Можешь выйти на площадь, Смеешь выйти на площадь…», но там прямых отсылок к теме нынешнего юбилея нет, кроме датировки: «мы жили в Дубне, когда начались все августовские события 68 года. И ровно 22 числа я написал песню под названием «Петербургский романс» (Цит. по: Новиков В.И. Александр Галич. В кн.: Авторская песня. М, АСТ, Олимп, 1997, с. 153).



Александр Галич:



Мальчишки были безусы,


Прапоры и корнеты


Мальчишки были безумны


К чему им мои советы?!



Лечиться бы им, лечиться,


На кислые ездить воды -


Они ж по ночам:


"Отчизна!


Тираны! Заря свободы!"



Полковник я, а не прапор,


Я в битвах сражался стойко.


И весь их щенячий табор


Мне мнился игрой, и только.



И я восклицал: "Тираны!"


И я прославлял свободу,


Под пламенные тирады


Мы пили вино, как воду,



И в то роковое утро,


(Отнюдь не угрозой чести!)


Казалось, куда как мудро


Себя объявить в отъезде.



Зачем же потом случилось,


Что меркнет копейкой ржавой


Всей славы моей лучинность


Пред солнечной ихней славой?!



...Болят к непогоде раны,


Уныло проходят годы...


Но я же кричал: "Тираны!"


И славил зарю свободы!



Повторяется шепот,


Повторяем следы.


Никого еще опыт


Не спасал от беды!



О, доколе, доколе,


И не здесь, а везде


Будут Клодтовы кони


Подчиняться узде?!



И все так же, не проще,


Век наш пробует нас -


Можешь выйти на площадь,


Смеешь выйти на площадь,


Можешь выйти на площадь,


Смеешь выйти на площадь


В тот назначенный час?!





Илья Смирнов: Пожалуй, песня Галича


http://www.ruthenia.ru/60s/galich/peterburg_romans.htm – единственная, получившая через самиздат сколько-нибудь серьёзное распространение, а куда более конкретную и злую, прямо про Брежнева, песню Юлия Кима «Я сам себе Ильич» – её я, честно признаюсь, в советские времена вообще не слышал http://www.bards.ru/archives/part.php?id=6188 .



Юлий Ким:



Я сам себе Ильич,


не путайте с тем самым,


с тем вышел паралич,


он у меня счас замом.


И вечером, и днем,


всегда он наготове,


любой вынаю том


и подпираю брови.



Мои брови жаждут крови,


моя сила в них одних,


как любови от свекрови


ждите милостей от них.



Могу "Шумел камыш",


могу предаться блуду,


могу что захотишь


вещать с трибуны люду.


Ох, жаль апрель не тот!


Вот мне б с броневика-то...


Без слов за пулемет


и - тр-р-р, ложись, ребята!



Мои брови жаждут крови,


подпевай, не прекословь,


распевайте на здоровье,


пока я не хмурю бровь.



Доставай бандуру, Юра,


конфискуй у Галича.


А где ты там, цензура-дура?


Ну-ка, спой, как давеча.


Эх, раз, еще раз,


еще много-много раз,


еще Пашку,


и Наташку,


и Ларису Богораз!




На слёте московского КСП в 1978 году слышал другое произведение авторской песни – «Десант на Запад», в современных песенниках значится как «афганская песня», хотя очевидно, что написана раньше и по другому поводу.


Когда рассвет спугнул с порога ночь,


по улицам шагали наши парни


И только крики: «Убирайтесь прочь!"


Неслись из окон буржуазной псарни.


http://pesenki.by.ru/russian/gavan/songs/0830.shtml



В лагере, где как раз происходила встреча коммунаров с их далёкими идейными родственниками из клуба «Антарес» – а КСП, напомним, активно использовался для коммуникации разных неофициальных группировок – там эта песня была исполнена и вызвала конфликт: стоит ли петь такие песни и как вообще относиться к событиям в Чехословакии? Большинство сошлось на том, что к Пражской весне надо относиться хорошо, к ее подавлению – плохо, а исполнитель песни просто выпил лишнего. Почему? Потому что Дубчек строил живой, небюрократический социализм, как Маркс замышлял. А подавили это прогрессивное движение чиновники, тупая номенклатура, та самая, которая и нам здесь не дает жить. Очень характерный, кстати, образ из стихотворения Евтушенко: «Четки чиновничьих скрепок
в гусеницы превратились». http://www.ruthenia.ru/60s/evtushenko/tanki.htm Вот логика вольнодумной молодёжи того времени. А номенклатура отвечала так: вы дети наивные, демократический социализм – это драпировка, стоит чуточку уступить, как из-под нее полезет крайняя реакция и вместо советских появятся натовские войска. Данная версия, она излагалась обычно топорно и неталантливо, бюрократическим языком (см. http://www.seva.ru/oborot/archive/?id=826 ), и особого доверия не вызывала – нас пугают чем-то таким, чего просто быть не может


Дискуссия, как видите, политическая. Но опосредованно, через политику, эти события оказали воздействие на художественную культуру, потому что силовое решение чехословацких проблем – оно и в нашей стране рубило перспективы общественного диалога, той самой «конвергенции», за которую ратовал А.Д. Сахаров на первом этапе (Шубин, с. 160 и далее) и которую успешно реализовали китайцы. Соответственно, в литературе и искусстве с начала 70-х и далее до Перестройки включительно - всё меньше веры в то, что «завтра будет лучше, чем вчера», меньше здоровой энергии, и всё больше пессимизма, чёрного юмора, отстранённости от собственной страны, в которой всё равно ведь ничего не изменишь:


«А ты удивлена, отчего я здесь проездом –


Милая, ты знаешь,


Мне кажется, это ты не всерьез»


Сравните, например, Высоцкого с Башлачевым или даже с Гребенщиковым, которого мы только что цитировали, «Карнавальную ночь» и «Гараж», ранних и поздних Стругацких.


С таким настроением вы даже слоника не продадите, не говоря уже о перестройке огромной страны. Так что август 68-го аукнулся-таки в 91-ом.



Александр Башлачев:


«Вот тебе медовая брага, ягодка, злодейка, отрава,


Вот тебе, приятель, и Прага, вот тебе, дружок, и Варшава.


Ну, вот и посмеемся простуженно, а о чем смеяться неважно, если по утрам очень скучно, а по вечерам очень страшно»