Интервью с Павлом Маркеловым


Марина Тимашева: Закончив разговор с директором театра «Самарт» Сергеем Соколовым, я передам слово Сергею Хазову. Он общался с молодым и очень талантливым актером «Самарта», выпускником московского училища имени Щепкина, Павлом Маркеловым. Павел Маркелов за последний сезон сыграл: Хлестакова в «Ревизоре» и студента Дона в спектакле «Здесь живут люди» по пьесе Атола Фугарда.




Сергей Хазов: Актеру Павлу Маркелову двадцать восемь лет, из них семь лет он играет в своем первом и единственном, на сегодняшний день, театре - «Самарте». Павел Маркелов - лауреат губернской премии «Самарская театральная Муза» за роль Петра Егорыча Мелузова в спектакле «Таланты и поклонники» по пьесе Александра Островского. Это уже третья «Самарская театральная Муза» в коллекции призов Павла Маркелова. Победителя определяют опросом театральных критиков и простых зрителей. Павел плотно занят в репертуаре – только в прошлом сезоне у него было две значительных премьеры - в спектакле «Здесь живут люди» по одноименной пьесе южноафриканского драматурга Атола Фугарда, где актер играет мизантропичного студента, и Хлестаков в «Ревизоре» Николая Васильевича Гоголя. С разговора о разности и общности двух актерских работ, двух спектаклей, поставленных на сцене самарского Театра Юного Зрителя или, как его привычно называют сегодня «Самарта», режиссером Александром Кузиным, мы и начали беседу с актером Павлом Маркеловым.




Павел Маркелов: Работы - принципиально разные. Они разные и для режиссера, который ставил эти спектакли, и для актеров, занятых в них. Изначально, конечно, это разные драматурги - Гоголь и Фугард - их даже невозможно сравнивать и сопоставлять, потому что это два разных мира. При этом в них, наверное, при желании, можно найти что-то общее, что-то любопытное, какой-то парадокс человеческого бытия, человеческого существования, человеческой природы. Столкновение с такой драматургией это очень серьезное испытание для театра, для режиссера, который берется это сделать, и для актеров, которым достаются такие роли. «Ревизора» было гораздо страшнее делать. Наверное, человек, впервые прыгающий с тарзанкой, когда привязывают твои ноги к палке, и ты прыгаешь с моста вниз головой, наверное, этот человек испытывает то же самое, что я испытал, взявшись за роль Хлестакова. Это был очень долгий страх, очень серьезная проверка на такое слабо профессиональное. Я помню первые репетиции, когда ты просто не знаешь, как к этому подойти. И настолько сильны какие-то школьные стереотипы, кроме всего прочего, это школьные произведения, которые читали по ролям в классе, на уроке литературы, читали с большим или меньшим выражением, и вот это самая большая опасность в работе с классикой - попасть в пошлость, в штамп, в банальность. Это вообще самая большая проблема любого искусства - общие места. А классика расставляет плотное кольцо из капканов этих общих мест. Хочется надеяться, что мы как-то смогли выкрутиться, в этом смысле. А что касается Фугарда, то, в этом смысле, конечно, гораздо проще и легче браться, безответственнее. Если в городе Самара найдется немало людей, которые уже видели каких-то «Ревизоров», то тех, кто видел Фугарда, в Самаре, наверное, не найдется или найдутся единицы, которые видели его в каких-то других городах. Мне кажется, что драматургия немножко устарела, что касается Фугарда, в отличие от Гоголя, который не устаревает никогда. Все-таки Фугард, в этом смысле, послабее драматург. Хотя он говорит тоже, вроде бы, о вечном, но это вечное у него как-то преломлено именно в своей эпохе. Это такой запоздалый или поздний экзистенциализм. Не пика, не буйного, а такого золотого века экзистенциализма, такого немножко спокойного, примирившегося с какими-то вещами. То есть, сильно компромиссный. В любом случае, мне кажется, что настроение этой драматургии немножко устаревшее. При этом остаются вещи не изменяемые. Такой человек-коробка, такой пенал, человек в футляре. Что-то в этом, конечно же, есть, это такой тип. Времена меняются, а тип остается. На мой взгляд, я случайно вывел такую теорию, наблюдение сделал, во время этой работы, чем удивил всех своих коллег. Потому что там 4 действующих лица, и эти 4 человека представляют четыре вида темперамента. Это, так или иначе, западная литература, там все гораздо проще в том смысле, что там есть история теоретики психологии, Фрейд. Мы сейчас с этим только знакомимся в популярном использовании. Западный автор, очевидно, будучи выросшим на этих вещах, на этих теориях, для меня очевидно, что он это имел в виду. Мой герой там просто бездействует. Это не сопротивляющийся тип. Там важнее, сопротивляемся ли мы той безнадежности, которую начинаем осознавать в этой жизни, или не сопротивляемся мы ей. Имеет ли смысл сопротивляться или нет этого смысла. Это, мне кажется, гораздо важнее, потому в чеховских мотивах этого футляра, там, хотя экзистенциалисты опирались на Чехова, но, мне кажется, что у Чехова все гораздо изощреннее, более запутано, более болезненно, нежели это может себе Фугард представить в своих пьесах. В принципе, пьеса достаточно ясная, достаточно понятная, как говорят простые зрители - про жизнь. Все очень жизненно. Допустим, моя мама, посмотрев этот спектакль, моей племяннице, своей внучке, сказала: «Вот видишь, а если б она родила ребенка, то у нее бы не было этих проблем». То есть это показатель того, что там общедоступные проблемы содержатся и люди разного уровня образования смогут в них что-то для себя любопытное найти. В этом смысле имеет большую приятность столкновение с такого рода пьесами, потому что ощущение, что ты совершаешь добрый гуманистический акт по отношению к зрителям.





Сергей Хазов: Павел, Вы играете на одной сцене вместе с одной из лучших, на мой взгляд, российских актрис – Розой Хайруллиной. Это экзамен – существовать вместе с такой актрисой?




Павел Маркелов: Нет, сейчас уже не экзамен, сейчас уже я получаю колоссальное удовольствие. Да, какое-то первое время, когда приходилось работать с Розой, я себя чувствовал просто мальчишкой рядом с ней и, естественно, определенный ученический и экзаменационный момент во всем этом был. Есть такой страх несоответствия. И случилось это особенно на Фугарде, когда мы с Розой практически вдвоем целый спектакль находимся на сцене и общаемся друг с другом. Это удивительный партнер и актриса, и я начал получать исключительное удовольствие от общения с ней за эти два часа, которые мы проводим на сцене. Роднее, ближе, необходимее человека в этот момент для меня нет. Это тоже общие места, общие слова, но я счастлив, что имел счастье испытать это удовольствие в своей жизни - чувство соавторства. И мне очень приятно, когда я могу быть помощником для Розы. Допустим, в «Ревизоре», если продолжать сравнивать эти два спектакля, тем более, что они выпускались буквально параллельно, если я там занимаю яркую, лидирующую позицию, но там это и понятно - роль Хлестакова такова, что там невозможно быть на втором месте, она так написана автором, то в Фугарде я нахожусь в тени, на втором плане. Меня спросили, сознательно ли я это делаю, на что я ответил, что, конечно же, сознательно. Во-первых, не имеет смысла соревноваться с Розой Хайруллиной в том, кто круче, ярче и интереснее. Это бессмысленно. Это действительно большая актриса. А, во-вторых, моя актерская школа утверждает, что чем больше ты поможешь своему партнеру, тем более выиграешь сам. И этот спектакль - однозначный пример этого. В нем главной моей задачей было помочь Розе, создать ей максимально необходимые условия для создания своей роли. Где-то сопротивление актерское, где-то необходимая поддержка, потому что только в этом случае мы все вместе и выиграем.





Сергей Хазов: Сейчас Павел Маркелов работает над новыми ролями, но рассказывать о творческих планах не спешит. Словно сохраняя тайну, которая должна быть между актером и зрителем до той поры, пока не начнется спектакль.