Конгресс дураков и Слава Полунин




Марина Тимашева: В Москве с 4 по 7 сентября – снова «сНежное шоу» Славы Полунина. Буква «С» пишется маленькой, «Н» - большое. Выходит, что шоу – нежное. Спектакль будут на сей раз играть в музыкальном детском театре Наталии Сац. Вряд ли Слава может сосчитать, сколько представлений сыграно за долгие годы жизни его театрального шедевра, в каком количестве городов и стран, на каких сценах. О том, что помнит, он рассказывает очень живо и увлекательно. Вот гастроли в Новосибирске.



Слава Полунин: Я много лет не видел снега в Новый Год. Несколько лет подряд нас просили привезти «Снежное шоу» на Гавайи. И мы несколько лет подряд встречали Новый Год на Гавайях, где дети, трогая снег, говорили: «Это вот такой снег?». А у нас - бумажный. А елку мы купили за бешеные деньги, и нам привезли ее на самолете. Поэтому мы решили, что хватит, и поехали в Новосибирск. Нам сказали, что оперный театр – хорошее место. Приехали мы в оперный театр, открыли рот и не могли его долго закрыть. Стадион! Как там выступать, что с этим делать? Нигде ничего прицеплять нельзя, потому что все в аварийном состоянии. Ну, что-то мы как-то отделили, сделали какое-то местечко. Вроде ничего, публика довольна. А мы довольны, тем более. И встречать Новый Год мы решили так. Попросили нас пустить в костюмерную оперного театра. А там, по-моему, с 30-х годов так и осталось все, что туда попадало. Какой красоты и каких вещей там только нет! Я надел белые колготки и сказал себе, что, наконец-то, я вспомню свою пантомиму начала 70-х годов. Мы все оделись с ног до головы и встречали Новый Год в таких замечательных костюмах. Конечно, это запомнится надолго.





Марина Тимашева: Замечу, что теперь Новосибирский театр оперы и балета теперь в полном порядке, там был ремонт, и, ежели Полунин пожелает, он увидит здание в полном его нынешнем великолепии.




Слава Полунин: После этого мы полетели в Чикаго, и неожиданно увидели точно такой же зал, как в Новосибирске. Это знаменитый зал Чикаго, самый знаменитый зал 30-х-40-х годов. Они просто взяли и сделали копию с какого-то Версальского дворца у себя в Чикаго, тоже, мол, не лыком шиты. В нем играют мюзиклы, по 200 человек на сцене. И мы начали бороться с этим залом. Мы отрезали тканью четверть этого зала, чтобы публике было уютно в этом пространстве. Потому что ощущение какого-то стадиона. И как здесь делать спектакль, который такой тонкий, где нужно, чтобы были видны глаза? Очень было сложно. Успех у нас был, но удовольствия от этой работы мы не получили совершенно. Вот эта история произошла. А потом мы начали ждать зал в Нью-Йорке. Условно, есть столько-то залов в Нью-Йорке, и когда кто-то решается свой спектакль поставить на длительное время, ты попадаешь в эту очередь. На какое-то шоу вот хуже, хуже стали продаваться билеты, сейчас упадет. Нет, выстояло, опять пошли билеты. Все опять ждут. Ага, вот там сейчас вроде сказали, что такой-то продюсер уже больше не в состоянии сводить концы с концами, рухнуло шоу и вот все бегут туда. Слава богу, в августе мы нашли замечательный зал на Юнион сквер. Это вообще такое место в Нью-Йорке, где новое, альтернативное, дух, культура, где молодые, где демонстрации. Очень хорошее место, где действительно реальный театральный дух. И я позвонил художнику Бархину и говорю: «Можешь прилететь и сделать из этого кошмара что-то камерное ?». Мы построили новые стены, построили новый купол. То есть мы декорациями самого спектакля практически одели весь зал. И такого уютного зала у меня никогда в жизни не было. Публика очень сложная. Первый спектакль я пытался играть, как я играю всегда. И чувствую, что что-то у нас не получается. Я на всю катушку, но не чувствую, что мы «поем» вместе. Начал я нюхать носом и разбираться, что же мне делать и что вообще происходит. Стало понятно: там, где чувства, ответного дыхания из зала нет. Я начал вырезать все места, которые построены были на чувстве. Потом я понял, что там, где идет лирический кусок, замедление, уменьшение действия и больше атмосферы… То есть, публика следит внимательно и вдруг начинает остывать, раскидываться в кресле. То есть пришлось вырезать все замедления, все чувственные места, все атмосферные места. Осталось только действие. Спектакль стал похож на американский боевик. Я подумал: ну что, ну другая публика, другие люди, по-другому чувствуют и другого хотят. И мы начали в этом направлении искать для себя какие-то интересные вещи. Вот у меня было время, когда я занимался театром «Лицедеи». Там больше было действия, игры, праздника. Я взял и развернул в эту сторону. Мы начали импровизировать, и образовались такие поля импровизации, когда мы играем с публикой. Публика обожает играть, в контакт входит мгновенно. Обычно мы прилично относимся к публике, тихо, аккуратно, внимательно. Там мы поняли, что этого недостаточно, публику нужно просто брать обеими руками и встряхивать ее, с ней заниматься основательно. Я, когда говорю тихо по телефону, они сразу остывают. Я должен говорить громко, потому что им нужна энергия жизни, как молодому человеку, который только в жизнь входит. Это молодая нация, которая требует энергии. Без нее она не представляет, как можно жить, вот так безвольно, тихо. Поэтому Саша взял в руки женские ноги Нью-Йорка, и сколько он отмассировал женщин - это смешно и страшно. Он берет ноги, задирает их кверху, снимает башмаки, носки, чулки, все, что есть. Вокруг ор, визг, истерика! Муж рядом сидит, а Саша говорит: «Можно помассировать?». Муж не знает, что сказать: «Можно…».




Марина Тимашева: Саша – это Саша Фриш, один из актеров, занятых в «сНежном шоу», а рассказ про массаж ног, надеюсь, все вы поняли, что это происходило не на улицах Нью-Йорка, а во время спектакля, иначе от обвинения в сексуальных домогательствах полунинским клоунам было бы не отвертеться. А теперь вслед за Полуниным совершим вояж в Амстердам.



Слава Полунин: У меня огромное количество друзей там живет, но я ждал несколько лет театра. Потому что мне все время предлагали театры каре. Почти круглые, почти цирковые. И они неуютные, в них нет такой атмосферы. И вдруг появился новый театр. Это бывший пакгауз. Мы проработали в нем месяц. Самое потрясающее воспоминание это Новый Год в Амстердаме. Мы на крышу вылезли, потому что Джанго Эдвардс, мой любимый клоун, его квартира рядом с крышей. Мы вылезли на крышу, и это невозможно: весь Амстердам закупает пиротехнику, и всю ночь это сплошная стена огня, которая несется из города к небесам. Там веселье, народ пляшет, танцует. Оторваться невозможно было от этого, потому что ощущение какого-то языческого праздника, когда все танцуют и прыгают вокруг костров. Это, конечно, осталось такое на памяти!



Марина Тимашева: Вот удивительный человек Полунин – с восторгом говорит даже о том, что у всякого столичного жителя вызывает с некоторых пор один только ужас – о новогодних пиротехнических забавах. Но, может, в Амстердаме все это и впрямь воспринимается иначе. А мы вернемся к спектаклю и его зрителям. Сильно ли они изменились, на взгляд Полунина?



Слава Полунин: На моих спектаклях не поменялись. Может быть, мои спектакли находятся в каком-то таком пространстве, в котором люди не меняются. То есть мечты, детские воспоминания, надежды, одиночество, поиск близкого, и так далее. Все эти вещи абсолютны и не меняются со временем. Для меня было неожиданно, когда я приехал через много лет, долго не был в России, когда я вернулся, я почувствовал то же самое, что у меня было, когда я уезжал на свои длительные гастроли по миру. Мы находимся все на том же месте. Я все время держусь за какие-то вещи, которые считаю самыми важными, самыми нужными для человеческого существования. Можно сказать: «ну что, он призывает вернуться к своим детским мечтам или понятиям каким-то». Все равно остается главное. Чем занимается любой настоящий театр? Для меня магическая часть нашего театрального действия более важна, чем социальная или осознаваемая. Потому что магическая часть нас соединяет с бесконечностью, с нашими друзьями, с нашим прошлым, с нашим будущим. То есть там, где театр становится ритуалом, необходимостью быть вместе для того, чтобы осознать себя: кто мы, зачем мы и куда?



Марина Тимашева: Ну вот, нам снова предоставляется возможность побывать вместе на «сНежном шоу», но этим дело не ограничится. Спектакль Полунина – только часть масштабной акции, которая называется «Конгресс дураков». Он проходит в Москве с 4 по 15 сентября. Об этом, важнейшем событии я разговариваю с правой рукой Полунина, официально - заместителем художественного руководителя Центра Натальей Табачниковой.


«Конгресс» - слово чрезвычайно ученое, а тут по всей Москве висят афиши и на них написано «Конгресс дураков». Какие проблемы собираются обсуждать дураки на своем конгрессе, и как это будет выглядеть?



Наталья Табачникова: У нас как-то так общество устроено, что все очень любят работать и обсуждать проблемы трудовой деятельности, но совершенно никто не обсуждает проблемы праздника. Поэтому, конечно, придется проводить конгресс. Более того, мы решили провести его в театре Натальи Сац именно потому, что напротив нас находится, как вы понимаете, Московский Государственный Университет. Потому что мы надеемся, что ученые силы к нам подтянутся и очень помогут нам в решении наших насущных проблем. Конгресс призван объединить всех наиболее ярких и интересных клоунов сегодняшнего дня.



Марина Тимашева: Сольные спектакли везут в Москву амстердамский король дураков Джанго Эдвардс и клоун-провокатор Лео Басси, а также «Маски-шоу»




Наталья Табачникова: Пригласили их с замечательным спектаклем «Ромео и Джульетта». В составе этой группы есть замечательней поэт Борис Барский, который переписал текст Шекспира и эту трагедию превратил в такую дурацкую трагедию или в комедию, как хотите. Выяснилось, что очень много в этом сюжете нелепостей и смешного. И в последний день на малой сцене будет сольный спектакль человека, которого московская публика совсем не знает, зовут его Томаш Кубинек, он чех по происхождению, но всю жизнь живет в Канаде и Америке. Очень известный клоун, один из наиболее интересных, на сегодняшний день, в Северной Америке. Когда-то он работал вместе с Бориславом Поливкой в Чехии, но, в основном, он играет собственное сольное шоу и иногда с номерами выступает в гала-концертах, что и будет происходить здесь. Потому что все эти люди, помимо того, что они будут играть свои сольные спектакли, они будут участвовать в гала-концерте. Это тоже уникальная ситуация, потому что люди это все очень ангажированные, это, в основном, артисты, работающие в «Винтергардене» или в « Cirque du Soleil » вытащить их из творческого процесса не всегда возможно. Вот то, что нам удалось сейчас собрать эти 8-10 человек клоунов из Канады, Америки, Испании, Франции, в общем, Европы, я очень надеюсь, что это будет уникальное собрание.




Марина Тимашева: Специально для выступления в гала-концерте приедет на один-единственный вечер Андрей Жигалов, по образованию цирковой клоун, всем известен по фильмам «Облако-рай» и «Коля Перекати-поле». А режиссер всего действа – Гарри Черняховский.



Наталья Табачникова: Человек, имя которого, надеюсь, вы еще помните, но уже много лет не живущий в нашей стране, хотя он, наверное, лучший кабаретный режиссер, которого вообще знала история отечественного театра последних 30-ти лет. Художник всего этого тоже человек, который уже давно не живет в России –Петр. На сегодняшний день, лучший мультипликатор Скандинавии. Но в силу того, что он изначально театральный художник, мы его пригласили и он делает оформление всего пространства не только сцены, но и пространства вокруг. Это тоже отдельная тема. Как вы знаете, когда Слава делает проекты, он не любит, чтобы хоть пядь земли оставалась неохваченной. Поэтому «Конгресс дураков» начинается в метро «Университет». Там будет прогуливаться наш любимый верблюд Шурик, который обычно ходит у нас в перьях, а в этот раз будет ходить в другом виде, не скажу в каком, и по ходу следования к Университету будут там придуманы всякие штучки. И когда люди подойдут к театру, я надеюсь, что они будут просто потрясены. Пока что на картинках это выглядит потрясающе. Дело в том, что у театра Сац в воздухе будет припаркован настоящий летучий Корабль Дураков. Он будет висеть в воздухе, причем, вниз головой. Кроме того, до входа в здание тетра сделано Поле Чудес, где граждане могут спокойно закопать свои сбережения в любых количествах, и получить сертификат о том, что они закопали денежки. Что вырастет? Там что-то вырастет. Я не буду разглашать тайну. Там предполагается работа такой замечательной организации «Дуртурбюро», которая предложит вам туры в разные точки земного шара, и так далее. Конечно, зрители, которые придут, должны быть готовы абсолютно ко всему. Как минимум, к тому, что им поставят на лоб печать «Конгресса дураков». Теперь принято ставить печати. Обычно, правда, на руку, но мы решили, что «Конгресс дураков» на руке это не солидно. На лбу должна быть печать.



Марина Тимашева: Ну, нас этим не удивишь. Мы в очередях стояли, номера писали на всех местах.



Наталья Табачникова: Но не на лбу. Кроме того, очень важная вещь. У Конгресса есть дресс-код официальный. Обязательно должно быть что-нибудь желтенькое в туалете. Желательно, конечно, вообще желтый костюм. Потому что желтый цвет очень созвучен дуракам. Солнечный такой, радостный, сумасшедшие дома обычно желтого цвета бывают. Какой-нибудь желтый галстук или носок. Без желтого вас просто не пустят. Можно покраситься в желтый цвет, можно сделать себе желтые веснушки. В общем, кому как хочется.



Марина Тимашева: Вопрос более серьезный и теоретический: чем все-таки отличается клоун от шута? В моем сознании клоуны это люди, которые работают в цирке. Для того, чтобы люди понимали, это Карандаш, это Олег Попов, уже имя Енгибарова известно не многим, боюсь. То, что происходит в цирке и то, что мы называем клоунами, не имеет почти никакого отношения к тому, что делают, например, Джанго Эдвардс или Лео Басси, да и, впрочем, к тому, что делает сам Слава Полунин. В чем разница между клоуном, в традиционном нашем понимании этого слова, и шутом или дураком?




Наталья Табачникова: Это вопрос довольно сложный, потому что это такая терминологическая штука. В какой-то традиции, скажем, индийских племен или в Мексике, даже шаманы назывались клоунами. То, что мы привязали жестко это слово к коверным, это просто, видимо, издержки нашего социального опыта или развития нашей культуры. На самом деле это слова, которые можно в каком-то смысле считать синонимами, то есть шут, дурак, клоун, если понимать клоунаду более широко, если понимать клоунаду как способ мышления, как мировоззрение, как умение увидеть жизнь какой-то иной и жить по другим законам. То, что Трауберг называл «мир наизнанку» - вот это клоунада. И поэтому совершенно не важно, где она базируется - в цирке или картинах Дали, или мы, например, в том числе, делаем несколько выставок в театре. Есть художник Владимир Архипов. Он собирает невероятные предметы, которые люди изобрели в быту. Например, лопата, соединенная с костылем. Он много лет коллекционирует эти вещи.


Но, конечно, все эти грани очень размыты. Во всяком случае, мы для себя установили, что Слава, конечно, прежде всего, клоун. Это такое всеобъемлющее мировоззренческое понятие, которое позволяет человеку взглянуть на мир без шор каких бы то ни было.



Марина Тимашева: Наташа, а вот то, что делает Эдвардс или Лео Басси, там очень много того, что в шекспировских пьесах отводилось шуту. То есть человеку, который, скрываясь за маской драчка, простофили, имеет возможность говорить в глаза то, чего не может позволить сказать себе человек в костюме и при галстуке.



Наталья Табачникова: Карандаш когда-то говорил, что клоунада это то искусство, которое точнее всего чувствует и воплощает время. Лео, конечно, очень остро чувствует время, его проблемы и ищет всегда эти проблемы. Про него известно огромное количество всяких баек, с ним лично происходивших, потому что его как магнитом тянет к таким местам и ситуациям, в которых социальная или даже политическая проблема может быть вскрыта, благодаря вмешательству такого клоуна, такого шута, такого человека, который не боится быть осмеянным. Ведь то же самое делают дервиши – «снизойди ко мне, и я открою тебе правду». Примерно тот же принцип у дураков и шутов. Это на самом деле мудрость, которая позволяет им выглядеть глупо и быть осмеянными ради того, чтобы что-то людям сказать важное. Это огромное мужество и фантастическое мастерство. Но вот Лео, конечно, в этом смысле, что он, что Джанго, они очень провоцируют публику на конфликт. Но, в результате, они оба люди такого невероятного обаяния человеческого, что в какой-то момент вот летят арбузные ошметки в зал, которые Лео разбивает, или Джанго обнажается, первая реакция бывает очень агрессивная, но в финале спектакля их публика просто обожает и готова с ними лобызаться и приходить еще и еще. Это какое-то свойство человеческое. По этому поводу Слава всегда рассказывает, что Райкин ему говорил: «Ты имеешь право смеяться только над теми вещами, которые очень любишь». Мне кажется, что это очень важная формула, и все клоуны такого масштаба очень добрые, нежные люди. Потому что, скажем, с Лео Басси у меня была история. Мы были на одном фестивале, попали в аварию, у нас была разбита машина вдребезги. И Лео был первым человеком, который взял ведро (он нас не знал, мы не были знакомы), вышел на свой спектакль следующий и сказал: «Наши коллеги попали в беду, пожалуйста, помогите». И принес нам ведро денег. Вообще для совершенно незнакомых людей. Просто потому, что такая корпоративная этика существует и такое человеколюбие. По внешним проявлениям бывают и жесткие, и острые, и агрессивные, а на самом деле очень добрые и мягкие люди.




Марина Тимашева: Помимо всех прочих радостей, Конгресс дураков представляет мастер-классы Феруччо Солери- актера, который всю свою жизнь играет Арлекина в театральном шедевре Джорджо Стреллера «Слуга двух господ».