Людмила Алексеева: «В Ингушетии нет оппозиции, есть народное недовольство»

Президент Ингушетии Мурат Зязиков (справа) заявил, что спецслужбы, похищающие людей, подчиняются Москве

Глава Московской Хельсинкской группы Людмила Алексеева приехала в Ингушетию для встречи с президентом Муратом Зязиковым и представителями общественных организаций. В интервью Радио Свобода правозащитница заявила, что глава республики уверен: убийство владельца оппозиционного сайта «Ингушетия.ру» Магомеда Евлоева – трагическая случайность:


- С кем из руководства республики вам удалось встретиться? Какие мнения о происходящем в Ингушетии вы от них услышали?


- Я разговаривала больше двух часов с президентом Зязиковым, после того, как я поговорила с президентом, оказалось, что собрались буквально все представители руководства Ингушетии, я этого никак не ожидала. Я всюду задавала два вопроса.


Если анализировать ситуацию, то убийства и нападения главным образом совершаются на милиционеров и чиновников, то есть, похоже, что существует бандитизм, существует какое-то подполье. С другой стороны, есть доклады и «Мемориала», и Народного собрания Ингушетии (такой общественный орган, который не желает признавать власть). В этих докладах говорится о нападениях сотрудников министерства внутренних дел, спецслужб, ОМОНа на мирных жителей - и захваты, и задержания. Как это сочетается? С одной стороны, убийства милиционеров, с другой стороны, те же самые милиционеры расправляются непонятно почему с заведомо мирными гражданами, ни в каких противоправных действиях не замешанными. Президент подтвердил, что основные нападения - это на милиционеров, на чиновников. Он считает, что существует террористической подполье в республике, что руководство умеренных протестных действий (сбор подписей относительно нелегитимности выборов и прочее) непосредственно связано с террористическим подпольем и даже получает от них деньги. А что касается того, почему калечат и убивают мирных граждан в спецслужбах - Зязиков сказал, что ни МВД, ни спецслужбы, ни прокурор ему не подчиняются, они подчиняются непосредственно Москве. И почему они бесчинствуют, он не может объяснить, не может этого остановить.


Второй вопрос, который я задавала - относительно гибели Магомеда Евлоева. Я спросила, верят ли они, что это трагическая случайность? Я-то ни одного человека не знаю, кто бы верил в случайность его гибели. Президент сказал, что он уверен, что это трагическая случайность. Прокурор ответил очень конкретно, он сказал, что создана следственная группа, которая подчиняется не ему, а представителям Генеральной прокуратуры. Этой группе известны имена всех сотрудников МВД, которые находились в машине вместе с Магомедом Евлоевым, и что из расследования не исключаются и другие версии, а именно - политическое убийство, заказное убийство.


- С представителями оппозиции вы уже встречались?


- Мне не хочется называть это оппозицией, потому что оппозиция - это термин политический, оппозиция - это партии. Здесь партий нет, здесь есть народное недовольство и разные группы, которые это недовольство пытаются каким-то образом озвучить. Я им каждый раз говорю: вы уверены, что вы оппозиция? у вас что, есть оппозиционные партии? Нет. У вас что, есть сепаратистские намерения, вы хотите выхода Ингушетии из состава России? Ой, что вы, конечно, нет. Тогда почему вы оппозиция? Называйте себя движением, народным движением. Они соглашаются. Поэтому я скажу, что я встречалась с людьми, с представителями разных общественных групп. Некоторые из них оформлены, некоторые не оформлены, но тем не менее они составляют общественные группы. Скажем, родственники пропавших без вести после захвата их органами власти. Самая яркая фигура - Машкарип Аушев, который освободил своего племянника и сына, когда их захватили, он собрал большой митинг, и люди кинулись к тому месту, где их держали в заточении, и власти их выпустили. Я разговаривала с женщинами. Есть благотворительные женские организации, есть женщины-журналистки. У них нет специальной женской организации в Ингушетии, но они очень активные – даже те, кто ни в каких организациях не состоит. Это удивительно, но я это наблюдала и в Чечне, и в Ингушетии: женщины очень наблюдательны, они очень здраво, очень эмоционально, очень заинтересованно рассуждают обо всем, что происходит и в России, и в их республике. И знаете, какой мотив звучал, буквально все это говорили? Мы настолько подавлены и настолько травмированы исчезновениями людей и гибелью, особенно молодежи, что частные проблемы уже отходят не только на второй, а на десятый план. У нас много социальных проблем, но мы о них не думаем, мы готовы голодать, мы готовы утратить имущество, мы готовы к переселениям, но мы не готовы терять своих сыновей, мужей. И вот, как это раньше было в Чечне, когда там были похищения, точно так же говорили: «все что угодно, лишь бы только людей не похищали», сейчас так говорят в Ингушетии.


Сегодня я буду встречаться с беженцами из Северной Осетии, из Пригородного района. Это ингуши, их беженский стаж - 16 лет. Их возмущает, что весь мир говорит с сочувствием о недавних беженцах из Южной Осетии и из Грузии, которые, конечно, заслуживают и сочувствия, и помощи. Но они говорят: а как же мы, которые уже 16 лет беженцы и не можем вернуться в свои дома?