Иван Толстой: Разговор о новом, о прошедшем, о любимом. Мой собеседник в московской студии Андрей Гаврилов. О культуре на два голоса. Здравствуйте, Андрей!
Андрей Гаврилов: Добрый день, Иван!
Иван Толстой: Сегодня в программе:
Устные мемуары Ксении Триполитовой - танцовщицы Дягилевского балета
Копать во имя победы – зачем в центре Лондона частные огороды?
«Стихи про меня» - книга Петра Вайля в авторском чтении.
И, разумеется, музыка.
Андрей, что вы принесли сегодня в студию?
Андрей Гаврилов: Сегодня я принес диск, с которого мы сейчас начнем слушать фрагменты, я пока не буду говорить, что это за диск. Скажу всего лишь, что это произведения одесского композитора Вадима Неселовского.
Иван Толстой: Давайте пройдемся по последним новостям, какими она запомнились и обратили наше с вами внимание. Вот мне понравилась такая заметка. Для ФСБ нашли святого покровителя вместо Феликса Дзержинского. Представители Союза православных граждан предложили сделать святого князя Александра Невского небесным покровителем ФСБ, а его слова «кто к нам с мечом придет - от меча и погибнет» - девизом каждого офицера контрразведки. По мнению православной общественности, обретение спецслужбами собственного святого покровителя позволит отказаться от планов возвращения памятника Феликсу Дзержинскому на Лубянскую площадь. Духовным покровителем службы внешней разведки представители Союза православных граждан предлагают сделать архиепископа Шанхайского и Сан-францисского Иоанна (Максимовича). Андрей, как вам нравится эта новость? Вы как-то рассказывали в одной из наших передач, что были свидетелями сноса памятника Железному Феликсу в Москве, на Лубянской площади. И вот теперь, оказывается, хотят вернуть, если не материально, то, во всяком случае, духовно, вернуть покровителя спецслужбам.
Андрей Гаврилов: Я, как всегда, испытываю страшный комплекс неполноценности, потому что я явно что-то не знал в истории и в современной политике. Честно говоря, я никогда не подозревал, что Александр Невский был замечен в сыске или, по крайней мере, в политическом сыске. Наверное, это что-то, что мне еще предстоит узнать. Но мне всегда подобные инициативы не нравятся своей половинчатостью. Ну что такое - делать Александра Невского покровителем? А как же представили других конфессий, которые столь же радостно работают на ФСБ, как, судя по всему, они столь же радостно работали на КГБ? Но разве можно каким-то образом не обращать внимание на их интересы? Я предпочел бы сделать покровителем ФСБ некоторую всеобщую фигуру, понятную всем. Например, птицу железный Феникс, которая воскресает на месте снесенного памятника и становится с каждым днем все более и более железной. Представляете, вместо этого истукана там будет нечто огромное, красивое, хищное, с огромными крыльями, и каждый вечер юные пионеры будут вокруг разводить костер. Вот это символ. А что такое Невский? Победил псов-рыцарей, а дальше что? Кстати, я уже теперь не уверен, он их победил, или я что-то опять в истории перепутал?
Иван Толстой: Возможно, вы в истории что-то перепутали, потому что, кажется, этот Союз православных граждан принимает слова «кто к нам с мечом придет - от меча и погибнет» за подлинные слова князя Александра Невского. Дело в том, что их придумал помощник режиссера, снимавшего знаменитый фильм «Александр Невский». Как известно, новгородский князь никаких подобных слов не произносил. То есть, опять некая фальсификация становится во главе угла.
Андрей Гаврилов: Во-первых, Иван, мы можем только сказать, что эти слова не сохранились. Откуда мы знаем, что он их произносил?
Иван Толстой: Помрежу известно.
Андрей Гаврилов: Но мне опять-таки не нравится лозунг, который каким-то образом урезает права или затрагивает интересы части населения. Я бы предпочел лозунг «кто с мечом к нам придет - от меча и погибнет» отдать, например, союзу футбольных команд России. Или создать какую-нибудь Ассоциацию игр с мечом, и вот им эти слова очень подойдут. По крайней мере, будет надежда у любителей спорта на то, что хоть что-то будет их радовать.
Иван Толстой: Мы с вами можем, конечно, довести до ума и рыночного блеска эти предложения, которые выдвинуты Союзом православных граждан. И напоследок хочу ваше внимание и внимание наших слушателей обратить на самое очевидное и банальное: как вам нравится, что у разведки может быть, по мнению православных, небесный покровитель? Небесный покровитель карательного органа.
Андрей Гаврилов: Иван, я вас умоляю! Как мне нравится подобный романтизм! А то, что батюшки освящают время от времени, например, наши баллистические ракеты? Или то, что какой-то батюшка освящал Музей атеизма? Я вас умоляю! До тех пор, пока церковь, я не говорю про верующих и про религию, но церковь, как институт, является придатком отнюдь не лучшей ветви светской власти, возможно и не такое.
Иван Толстой: Давайте перейдем к менее конфликтным темам. Андрей, что вам хотелось бы вспомнить из прошедшей недели, какие культурные события, какие вехи?
Андрей Гаврилов: Я хотел бы еще раз напомнить нашим слушателям о грустном событии, которое произошло ровно неделю назад. Во вторник на прошлой неделе, во французском городе Экс-ан-Прованс скончался Андрей Михайлович Волконский, замечательный русский композитор. Об этом грустном событии писали много, я просто хочу напомнить, какая нелепая, трудная жизнь бывает у людей или, вернее, была у людей в 20-м веке. Андрей Волконский родился в Женеве, в семье русских эмигрантов, в 1933 году. Его детские сочинения были знакомы еще Рахманинову. В Женевской консерватории его педагогом, в частности, был великий Дину Липатти. После переезда в Париж он учился композиции у Нади Буланже. Казалось бы, будущее, в общем, понятно. Но - Вторая мировая война, и в 1947 году семья Волконских переезжает в СССР, как позже писали, «в наивной надежде найти демократические условия жизни в послевоенный сталинский период». Занятий у Нади Буланже и Дину Липатти, очевидно, московским преподавателям не хватило, и Волконского отправляют в Тамбовское музыкальное училище. Он, правда, закончил его досрочно. После чего он учился в Москве у Шапорина. Шостакович внимательно следил за его судьбой, но известность он получил в СССР исключительно как исполнитель. Он действительно был прекрасным клавесинистом. Можно сказать, что он практически был первым советским клавесинистом. Все это время он руководил ансамблем «Мадригал», ансамблем старинной музыки, они записали 15 пластинок в серии «Тысяча лет музыки». Замечательные пластинки, замечательные издания. Так вот, все это время Андрей Волконский писал свои сочинения, которые были практически запрещены к исполнению.
Я познакомился с творчеством Волконского в 70-е годы, на каком-то странном подпольном концерте, куда меня позвал мой преподаватель французского языка Глеб Иванович Семенов, замечательный знаток культуры, искусства, в том числе, музыки 20-го века. Он мне просто сказал, что это концерт, который пропустить невозможно, и я впервые услышал сочинение Волконского. Это была «Сюита зеркал», знаменитая ныне. Могу сказать, что я не был готов к восприятию такой музыки, но меня поразило то, что есть музыка необычная, отличающаяся от того, что предавало наше радио. Я здесь не имею в виду советские песни, я имею в виду ту классическую музыку, которую передавало наше радио. В условиях советского радио очень легко было познакомиться с композиторами, скажем так, от Моцарта до Бетховена. Но будь то совсем старинная музыка, или будь то новая музыка, это все было нашему слуху непривычно. И помню ощущение того, что я услышал что-то новое, что-то необыкновенное и запомнил, конечно, фамилию Волконский. После 1977 года Волконский смог уже свободно творить, находясь во Франции. Он эмигрировал. Тогда были написаны многие, ныне знаменитые, его сочинения. Такие, как «Клавесин и тар», Immobile, 148-й псалом.
Я люблю музыку Волконского и считаю, что его уход - это огромная потеря. Я, конечно, не говорю уже о человеческой потере, это всегда происходит, когда уходит великий человек, да, впрочем, и любой человек, но то, что наша музыка потеряла великого композитора, без которого, конечно, состоялись бы и Денисов, и Шнитке, и Губайдуллина, они шли чуть позже, но, наверное, им было бы чуть сложнее и, наверное, их путь в музыке был бы чуть-чуть другим. Я хочу процитировать одну фразу Андрея Волконского, которая, как мне кажется, немного объясняет, как он смог в своей творческой жизни объединить и старинную музыку, и самую новую музыку 20-го века. Андрей Волконский говорил:
«Если исполнитель не понимает Шенберга и Веберна, то он не сможет понять Моцарта и Бетховена. Это мое глубокое убеждение. Почему? Шенберг и Веберн довели определенные музыкальные тезисы, изложенные Бетховеном, до их полного завершения и следствия. Существует в математике понятие «раскрыть данное положение». И они это сделали. Артисту не обязательно исполнять в концертах новую музыку, но знать и понимать ее он обязан».
Я бы эти слова отнес и к слушателям музыки. В ближайшее время мы обязательно вернемся к творчеству Андрея Волконского. По моим сведениям, скоро должны выйти диски с его записями, где он играет на клавесине произведения Баха, и с этими записями или с его собственными сочинениями мы, конечно, вас познакомим.
Иван Толстой: Еще немного о русско-французских культурных связях. Устные мемуары Ксении Триполитовой - балерины Дягилевского балета - записывал известный историк моды Александр Васильев. Об этих мемуарах рассказывает наш литовский корреспондент Ирина Петерс.
Ирина Петерс: В подчеркнуто провинциальном, тихом и уютном предместье Вильнюса бывшую балерину знаменитой «дягилевской труппы» Ксению Триполитову каждое лето ждет у себя художник Александр Васильев. Историк не только моды, но и балета, он познакомился с Триполитовой 20 лет назад в Париже, в Гранд Опера. Зная, что Ксения Артуровна - уроженка Вильнюса из местной русско-польской семьи, – ни разу здесь с детства до сих пор не бывавшая, он, как только вернул себе вильнюсскую фамильную усадьбу, сразу пригласил её. Отдохнуть. В покое деревенской жизни, в зелени своего яблоневого сада, в окружении массы редких антикварных вещиц в доме и, главное, с воспоминаниями. Ксения Артуровна надиктовала Васильеву историю своей жизни, и вскоре в одном из московских издательств выйдет эта книжка. Она называется «Маленькая балерина». Помните, у Вертинского?
Я – маленькая балерина
Всегда нема, всегда нема.
И скажет больше пантомима,
Чем я сама.
Правда, сейчас, в свои 93, Триполитова как раз словоохотлива. Хотя рассказывать приходится и о трагичном. Вот, например, как в 1920 году, при подходе большевиков к Вильно, ночью к семье Триполитовых прибежал знакомый польский офицер. «Мы отступаем - сказал он – Если не уедете, то через два часа здесь будут красные, они вас точно расстреляют». Семья погрузилась на телеги и двинулась из Литвы. Думали – ненадолго, оказалось –навсегда… Маленькой Ксюше было тогда пять лет.
Польша, затем - Франция, и там, то, о чем мечтала всю жизнь: балет, дягилевская труппа, знаменитые партнеры.
Дальше – знакомство с будущим супругом, тоже танцовщиком, и -совместные выступления с труппой по всей Европе.
Ксения Триполитова вошла в историю европейского балета, как характерная исполнительница. Оставив сцену, она преподавала в Парижской консерватории. Сейчас, вот уже более 30 лет, она - вдова, живет одна в своей парижской квартире.
Ксения Триполитова: Париж я очень люблю. Сразу он мне очень понравился, стал, действительно, своим городом. Я там всех знаю, живу много лет в одном и том же месте.
Ирина Петерс: Каково сейчас ваше общение с балетным миром?
Ксения Триполитова: Когда приезжает какой-нибудь балет, я всегда бываю на спектаклях.
Ирина Петерс: Балетные школы мира – что на вас производит впечатление?
Ксения Триполитова: Лучшее – это в Петербурге, Вагановская школа. Потом - Лондон, а потом уже – наша Опера в Париже.
Ирина Петерс: Большинства подруг Триполитовой уже нет в живых. Не с кем общаться по-русски со своими в Париже - сетует она – даже мои ученицы, сами уже бабушки.
Ксения Триполитова: А если есть гораздо моложе – они уже старухи.
Ирина Петерс: Сохранение русского языка – это сложно?
Ксения Триполитова: Я окончила гимназию в Польше и лучше всего знаю польский язык, польскую литературу. И только дома, с мамой, с родителями я говорила по-русски. Но потом, когда я попала в Париж, мой муж был русский, с ним я изучила русский язык.
Ирина Петерс: Что для вас означает посещение Вильнюса?
Ксения Триполитова: Было много эмоций, когда я приехала в первый раз после долгого отсутствия. А теперь я тут почти каждый год. Здесь очень красиво, много зелени. Я себя тут очень хорошо чувствую, спокойно.
Ирина Петерс: Наша героиня в свои солидные годы живо интересуется искусством, литературой, не лишает себя удовольствия иногда опрокинуть рюмочку. Удивительное поколение! - не скрывает восхищения Александр Васильев.
Ехал с ней как-то в автомобиле в Париже, – рассказывает он, – нас остановили жандармы, потребовали у Ксении водительские права. Когда увидели, что она родилась в 1915 году, долго смотрели то на неё, то на машину, то на документы. И сказать им было нечего.
Александр Васильев: Я с удовольствием её всегда принимаю, для меня это родной человек. И мне всегда с ней весело. Многие думают, что со стариками грустно. Мне с молодежью грустно! Потому что они ничего сказать не могут – никак, ни про что. Я избегаю общества молодых, потому что это просто потеря времени. А от Ксении я могу очень многое услышать. И я редко видел человека, такого легкого на подъем: она готова лететь в США, ехать автостопом в Польшу, кататься на велосипеде, водить автомобиль… Все-таки очень мало людей на земле в этом возрасте готовы соблюдать все знаки и вести машину. А она ездит. На очень большие расстояния, по пять-шесть часов. Это все-таки удивительно!
Ирина Петерс: В этом году в Театре оперы и балета в Вильнюсе был поставлен спектакль, посвященный Сергею Дягилеву - как дань памяти выдающегося импресарио, изменившего в свое время – благодаря знаменитым парижским сезонам русского балета – взгляд на классический танец. После смерти Дягилева его ученики разъехались по всему миру, создавать свои труппы. Некоторые из них – Немчинова, Обухов, Зверев – уехали в Литву, в Каунас и, можно сказать, заложили основы литовской балетной школы. Руководитель нынешней балетной труппы литовского театра Татьяна Седунова сожалеет, что не смогла нынче в Вильнюсе познакомиться с Ксенией Триполитовой. Пока.
Татьяна Седунова: Легендарные люди! Дягилевская антреприза – там не было постоянного состава. Допустим, Нижинский ушел, начал Фокин, потом появился Лифарь, Мясин, Баланчин… Он был человек очень мобильный, поэтому труппа была в движении, она постоянно изменялась. И уследить за ними было невероятно сложно.
Допустим, я тоже тут вдруг узнала, что бабушка Мясина была из Вильнюса. Он, который у нас ставил «Грека Зорбу», живет в Италии, сам - подданный Америки. Когда сюда приехал, сказал: «Боже, как я счастлив, что приехал в город, о котором мне бабушка рассказывала все мое детство!». Она была княгиня, кстати, знаменитого польского рода. И она, когда он был маленький, говорила: Как бы я хотела, чтобы ты когда-нибудь отвез меня на родину! В жизни все переплетено. Конечно, жалко, что я Триполитову не видела…
Ирина Петерс: Она грозилась приехать на следующий год. Такая бодрая женщина, 93 года – а никогда не скажешь.
Татьяна Седунова: Все эти царские балерины - Кшесинская, Карсавина, Спесивцева – они были невероятно крепкие! Кшесинская умерла буквально недавно, Спесивцева – тоже, Карсавина – тоже. У них была какая-то другая закваска. Может, они ели что-нибудь другое?.. Или дух у них был другой? Но они жили очень долго и сохраняли ум, подвижность. Ну, достаточно вспомнить: есть такая княгиня Безобразова, она живет в Монте-Карло. Собственно, для неё был построен там театр. Она тоже – из Дягилевских сезонов, и - до сих пор ведет уроки. Ей тоже, по-моему, где-то 95 лет. Делает шикарные прически, к ней всегда приходит парикмахер. Она красиво одета. Даже вышла замуж недавно! Они невероятно живучи, что очень приятно.
Ирина Петерс: И вновь - к разговору с Ксенией Триполитовой.
Ксения Триполитова: Я себя не чувствую, что я такая молодая. К сожалению, когда посмотрю – полно морщин, мешки под глазами…
Ирина Петерс: Сейчас полно женщин, у которых с помощью всяких средств гладкие лица, но у них нет той жизни в глазах.
Ксения Триполитова: Да. Но это – такой мой характер. Привыкла, что даже, если какие-то грустные события, нужно быть веселой и как будто со мной ничего не происходило. Единственное у меня богатство – это мой характер, и то, что все вижу в розовых красках.
Ирина Петерс: Вот у вас и шарф розовый!
Ксения Триполитова: Да-да.
Ирина Петерс: Парижанка Ксения Триполитова – на веранде вильнюсской усадьбы своего друга, художника Александра Васильева, который воспоминания нашей героини собрал в книге «Маленькая балерина».
Иван Толстой: Огороды победы. Зачем выращивают овощи и фрукты в центре Лондона, и откуда пошла эта традиция? Рассказывает наш лондонский корреспондент Джерри Миллер.
Джерри Миллер: Турист, праздно прогуливающийся по самому старому общественному парку британской столицы, после наблюдения за сменой караула может пережить потрясение, неожиданно обнаружив - среди газонов, платанов и лебедей - солидных размеров огород. Здесь, ровными рядами на грядках красуются помидоры, капуста, свёкла, морковь. На небольшом возвышении - участок ароматических трав: базилик, таррагон, тимьян, петрушка. Вдоль забора растянуты веером молодые яблони и груши. Правда, выглядит всё как-то старомодно, садовые инструменты, стоящие то тут, то там - явно начала 20-го века, ничего, сделанного из пластика, нет и в помине. А с краю участка вообще нечто необычное, похожее на небольшую землянку с гофрированной сводчатой металлической крышей. Табличка рядом даёт пояснение – это семейное бомбоубежище конструкции Андерсона, из тех, что стояли в задних садиках многих лондонцев, чтобы всей семьёй укрываться от немецких бомбёжек. Вышеописанное - выставка под открытым небом, организованная совместно Музеем Уинстона Черчилля и руководством Сент-Джеймского парка, и называется она «Копай для победы». Британцев, в первую очередь горожан, поощряли самостоятельно выращивать овощи и фрукты в дополнение к скудным пайкам военного времени. Здесь же садоводы-профессионалы рассказывают отдельным посетителям и большим группам, часто школьников, о практических аспектах садоводства и огородничества, о том, как самостоятельно делать компост, как окучивать грядки и, даже, как привлекать в сад столь полезных для борьбы с тлёй божьих коровок – тут есть напоминающая скворечник, но не с круглым отверстием, а с продольными прорезями в передней части, так называемая, «гостиница для божьих коровок»! В конце сентября на этом огороде, прямо в центре Лондона, пройдёт «Праздник урожая» - шеф-повара будут демонстрировать публике, что из выращенных овощей и фруктов можно приготовить.
В те самые уже далекие годы Второй мировой войны в лондонских пригородах впервые появились большие садово-огородные участки, где любой окрестный житель мог за небольшую арендную плату получить надел размером примерно в одну-две сотки. Многие из этих полей-участков сохранились до наших дней, они принадлежат районной администрации и не подлежат продаже застройщикам. Годовая плата за надел составляет примерно 50 евро. Самое удивительное то, что участки эти находятся не за пределами города, а в его черте – а ведь стоимость земли в Лондоне, одна из самых высоких в мире! Есть такой надел и у меня. От моего дома на севере Лондона я добираюсь до участка за 15 минут на велосипеде.
Представьте себе среди жилых массивов большое поле, размером метров 300 на 300. Поле это с четырех сторон окружено рядами обычных лондонских двух-трехэтажных, так называемых, «террасных» домов, так что помимо жителей этих домов да арендаторов земли никто и не подозревает о существовании поля. Пройти к нему можно лишь по узкой тропе, отгороженной от улицы малоприметной запертой на замок калиткой. Поле разбито на несколько десятков одинаковых прямоугольных наделов, заборов между наделами нет, лишь поросшие травой тропинки.
Получил надел – делай с ним, что хочешь. Можно разводить овощи. Желательно, конечно, те, что популярны в Англии. А это - артишоки, ревень, спаржа, капуста брокколи, тыква и бобы... и опять бобы, и опять, и опять бобы. Некоторые арендаторы, у которых, скажем, при доме сада нет, создают на своем наделе аккуратный газон и сажают несколько кустов роз, ставят в центре садовый стол и скамейки и в летние выходные всей семьей здесь проводят досуг. Много у нас на участке и натур артистических, которые сажают на своем наделе, скажем, лишь полевые цветы. Хотя, по правилам, урожай с участка продавать не полагается, некоторые несознательные труженики земли выращивают тюльпаны и нарциссы и поставляют их в ближайшие цветочные лавки. На нашем участке есть один пчеловод, он огородил свой надел высокой живой изгородью, установил там несколько ульев и продает соседям-арендаторам мед. Пару лет назад руководство участков раздавало своим членам инструкции о том, как на своем наделе построить курятник, как разводить кур, с чертежами, все как полагается. Правда, у нас на поле-участке на разведение кур пока никто не решился, возможно, потому, что куры требуют большого внимания, нужно навещать их каждый день. Самый распространённый вид арендаторов – молодые семьи с детьми, среднего класса. Для них огородничество – развлечение, игра в природу. Когда что-то выросло – интерес проходит, результаты - будь то тыквы, помидоры или ягоды – оставляют гнить на корню. Ну а настоящую еду, конечно же, следует покупать в супермаркете.
На полях-участках, подобных нашему, в последнее время в моду входит экологически чистое садоводство. Ну, во-первых, надел следует поливать только дождевой водой. Для этого на участке существуют многочисленные старомодные оцинкованные цистерны-сборники воды. Кстати, поливать шлангом свой надел категорически запрещено, только лейкой. И хорошо, если эта лейка металлическая, а не пластиковая, а совсем здорово – если она чуть-чуть ржавая. Если дождей долгое время нет, а это в Англии большая редкость, то можно использовать водопроводную воду, но лить ее тогда следует не сверху на растение, а по границе надела или грядки, чтобы земля профильтровала воду, прежде чем она достигнет корней растений. Далее, никаких пестицидов, конечно же, применять нельзя. Экологически бдительные садоводы, для борьбы, скажем, с тлей, используют мыльный раствор, чуть ли не каждый листок отдельно им протирают. Другое эффективное средство – это божьи коровки. Некоторые садоводы специально собирают божьих коровок в коробочки в других местах и выпускают у себя на участке. Самое же распространенное в экологически чистых кругах средство борьбы с улитками и слизняками – это обычное пиво. В центре надела устанавливают невысокую открытую, обычно пластиковую банку с пивом, улитки забираются до края и в надежде отведать пива падают внутрь и тонут.
Кроме писаных правил поведения арендатора, есть еще множество неписаных, особый участковый этикет. Ну, начнем с того, что на участке можно говорить с соседями по земле лишь о садоводстве, о том, где лучше покупать навоз, заказывать семена, вспоминать, какие в старые добрые времена были крепкие вилы и лопаты, не в пример нынешним. Такие темы, как работа, доходы, даже семья или отпуск, – это табу. Далее, необходимо быть прилично одетым. На фотографиях 60-летней давности, сделанных на городских садово-огородных участках, подобных нашему, на всех мужчинах - рабочие брюки, крепкие башмаки, светлые рубашки со спущенными рукавами и обязательные фермерские подтяжки. Женщины облачены в длиннополые платья и соломенные шляпы. И хотя в наши дни форма одежды более раскованная, однако, и в самый жаркий день мужчинам оголяться по пояс не позволяется. Да и появление на участке в шортах одобрения не вызовет. Порядки консервативны еще и потому, что многие из арендаторов – люди пожилые, есть даже такие, что арендуют свой надел аж со времен войны! А вот еще правило. Если вам мешает ветка дерева соседа, нависает, скажем, над вашим участком, вы имеете право ее срезать, но обязаны соседу его ветку отдать.
Иван Толстой: Как уже сообщало наше радио, наш коллега Петр Вайль тяжело болен. Мы продолжаем чтение его книги «Стихи про меня в исполнении самого автора.
(Петр Вайль читает отрывок из книги)
Иван Толстой: Андрей, а теперь наша финальная рубрика, ваша персональная. Напомните нам, пожалуйста, какая музыка звучит сегодня в нашей программе.
Андрей Гаврилов: Сегодня мы слушали фрагменты компакт диска квинтета Гэри Бертена « Next Generations ». Мы слушали пьесы, написанные пианистом этого квинтета Вадимом Неселовским. Вадиму Неселовскому пока только 30 лет, но он уже несколько лет играет в квинтете Гэри Бертена. Вадим учился несколько лет музыке в Одесской консерватории, затем в Высшей музыкальной школе германского города Эссена. Джазовое образование он получил в Бостоне, в прославленном колледже Беркли, в первом в мире специализированном джазовом учебном заведении. Там молодой одессит произвел такое впечатление, что вице президент колледжа Гэри Бертон пригласил Вадима в свой ансамбль « Generations » – «Поколения». Вадим, он, правда, называет себя Дима, теперь много гастролирует с этим ансамблем, и не так давно он выпустил альбом собственных сочинений, записанных его собственным коллективом. Этот альбом мы еще как-нибудь представим нашим слушателям, а пока мы слушаем альбом « Next Generations », который официально издан Гэри Бертоном и его квинтетом. В составе этого квинтета Джулиан Ланж – гитара, Люк Кертис – бас, Джеймс Уильямс - барабаны, Вадим Неселовский - фортепьяно (и он же автор произведений, которые мы слушаем) и, конечно, Гэри Бертон – виброфон.