Ефим Фиштейн: Когда в самом начале российско-грузинской войны Вахтанг Кикабидзе отказался от ордена Дружбы и проведения юбилейного концерта в Москве, в российской прессе развернулась настоящая информационная война. В программах телевидения, в газетах, в интернете высказывалось «мнение народа», клеймящее позором еще недавно популярного артиста. Олег Панфилов встретился с Вахтангом Константиновичем в Тбилиси. Слушайте первую часть интервью в цикле репортажей «Лица новой Грузии».
Олег Панфилов: Дом Вахтанга Кикабидзе на улице Тициана Табидзе знают все, и если вы, как я, потерялись, любой мальчишка отведет вас к Бубе. 70-летний актер по-прежнему себя так зовет – Буба, и на приглашение ответить на вопросы Радио Свобода отозвался охотно. Пока я подсоединял шнуры к микрофонам, Вахтанг Константинович говорил о российской политике, о том, что совсем не ожидал такого поворота событий, вспомнив поговорку о том, что рыба гниет с головы. Впрочем, слушайте сами. В первой части интервью Вахтанг Кикабидзе рассказывает о том, в чем, по его мнению, причина российско-грузинской войны.
Какая рыба и с какой головы?
Вахтанг Кикабидзе: Я вообще рыбак сам заядлый, и в основном рыба ловится летом, а летом ее как раз есть опасно. И мы всегда проверяем с головы. Почему я эту фразу сказал, что рыба гниет с головы, потому что мне вот уже 70 лет, и сколько я себя помню, народ никогда ни о чем не спрашивали. Кто-то в политике что-то нагадит, уйдет – через какое-то время народ начинает понимать, что надо его ругать, и все на него сваливают и сваливают. Потом приходит второй, третий… Такой страны, как наша была, аналогий в мире нет. Потому что каждый, кто уходил, он свое оставил. Поэтому просто образ менялся.
Удивительный случай. Я снимался в фильме, долго снимался, «ТАСС уполномочен заявить». Утром уходил на съемку, поздно приходил. Приходишь в номер, что-то поешь, надо поспать, рано надо вставать. Включаешь телевизор, и я обратил внимание, что на всех каналах играют симфонические оркестры, один, второй, третий, четвертый… Притом одна передача идет, один и тот же дирижер, одна и та музыка. Три дня играет, играет, играет… Потом я позвонил свои друзьям умным, евреям, говорю: «Что происходит, объясните». Они говорят: «Скончался Брежнев». Я говорю: «Ну, понятно, что, допустим, музыка классическая…» «Нет, они, - говорят, - сейчас у них идет разборка, кого надо поставить на его место». И так и произошло все. И то, что сейчас происходит, меня это абсолютно не удивило.
Олег Панфилов: Ведь вас люди любили…
Вахтанг Кикабидзе: Я сейчас не о себе говорю, это вообще отдельный разговор. Я поехал в Гори, у нас там маленькая квартирка, на море, чтобы своих забрать. Это было 8-е число августа. И вдруг дочка мне оттуда звонит: «Ты до Гори доехал уже?» Я говорю: «Нет». «Разворачивайся, - говорит, - и обратно езжай. Сейчас начали Гори бомбить». Это представить было невозможно. Единственное, что это близко от Южной Осетии, и все может быть. И я поехал буквально, наверное, через минут 10-15 после бомбежки. И начался этот ужас. Потом позвонили, что в Кахетию сбросили бомбы. И вот началась такая непонятная… ну, интервенция. Когда говорили «фашистские интервенты» - это интервенты, и у меня слово было какое-то, связанное с фашистами с детства. Но там у нас маленькие тоже были, поэтому я не мог рискнуть через Ахацехи везти их – там плохая дорогая очень, 8 часов, и не знаю, что там происходит, 8-9 часов надо было ехать. Мы там застряли.
И я к морю месяц не подходил близко даже, все время сидел или у телевизора, или кто-то звонил. Прилетали какие-то журналисты, кстати, из Москвы тоже, через Стамбул, РЕН ТВ приехало. Потом начались звонки, что, якобы, «вы прочтите, что о вас пишут в интернете, как вы могли сказать такую фразу: «Надо покончить с Россией»?» Я говорю: «Я этого не говорил». Эта газета у меня в доме лежит, и я сказал, по-грузински это так звучит (говорит по-грузински): «Побыстрее надо отойти от России». «Но это, - говорят, - передала грузинская журналистка какая-то». Неправильный перевод, но потом я с ним начал разбираться, вообще фраза такая была, очень неприятная. Я что сейчас так долго говорю.
То, что произошло, я не удивился, в Осетии и в Абхазии, но то, что это произошло по всей Грузии, я до сих пор не могу поверить. Потом я все это объездил, смотрел, где было. И как-то не укладывается в голове, потому что мой отец в 1942 год в Керчи погиб, начнем с этого. Потому что он был не военнообязанный сотрудник, журналист, но он сам ушел на фронт. Мама рассказывала, что он пришел и сказал: «Мне стыдно ходить по улице» - и сам пошел.
Потому что, наверное, хуже эмблемы – серп и молот – ничего нельзя придумать. Я имею в виду чисто визуально. Это же надо придумать, этот рисунок, сделать. Когда мы ездили за границу, и нас спрашивали там после концертов, подходили какие-то журналисты (я, в общем-то, все пять континентов объездил), и морщились, когда мы говорили, что мы из Советского Союза. И было обидно, потому что моя страна, почему-то никто ее не любит, все боятся. 24 часа мы слышали в молодости, что главный враг наш – Америка, что это загнивающий запад, что жевачку жевать нельзя, часы носить нельзя…
Правильно, что говорят, что нет худа без добра, все-таки это какой-то умный человек в свое время придумал эту фразу. Если сейчас у нас мозгов хватит, у этой маленькой страны, тогда мы будем, наверное, выбирать из этой ситуации. Ужасные вещи здесь происходили. Я все время говорю, самое страшное, когда дом изнутри ломается. Естественно, я принимаю нормальную оппозицию, как, допустим, гражданин страны. Черное надо черным называть, а белое – белым.
Я не люблю больных людей. Когда ГКЧП произошло, у меня первый был порыв – поехать в Москву и встать там около Белого дома почему-то. Меня дома удерживали, никто же меня туда не звал. Я помню вот эту толпу, которая подошла к телевидению. Они все друг на друга похожи, вот эти люди. Там национальности разные как будто, там какие-то больные лица, глаза сумасшедшие. И когда смотришь на такого человека, ты не можешь понять, что он что-то разумное, дельное может хотеть или сказать, или предложить.
Олег Панфилов: Вы не обращали внимания в метро в Москве, когда продают люди газету «Правда» или «Завтра», они все друг на друга…
Вахтанг Кикабидзе: …похожи, да. И вот сейчас в домах у нас всех разговоры об этом: как вообще все произойдет, как это будет. Все мои близкие друзья говоря одно и то же, что надо как-то, чтобы народ сплотился. Я не уважаю людей, которые ничего не хотят видеть. Мне много чего не нравится в политике, но это мое личное дело, и если мне не нравится, если я человек и гражданин, уважающий себя, я должен это сказать в лицо тому, кто виноват в этом, в принципе. Я никогда не буду на площади стоять и орать, матом ругаться в микрофон. Я всегда говорю, что мы проигрываем информационную войну. Ну, здесь нужны большие средства, естественно.
По роду своей работы, страна маленькая, артисту работать тяжело, а я кроме того, что я делаю, ничего не умею делать, поэтому мне очень часто приходилось все эти годы ездить. Но я никогда не ходил в гости в дом, если я знаю, что кто-то меня там не любит, понимаете, я так устроен. И когда Кобзон написал, что «когда Бубе было трудно, мы его взяли, мы его…» - никто меня никуда не брал, я сам приехал и сам жил, за свои средства. И если бы не хотели, никто билетов не покупал бы на концерты. Просто в России меня любили, и я это знал. Я говорю: «Дай я попробую…» Я пять лет, когда звиадовские дела начались, и когда это немного успокоилось, тогда я жене сказал: «Поеду я. Большая страна, там примут. Поеду в Таджикистан, Казахстан, в Прибалтику, буду работать, гастролировать и кормить семью. Так и произошло. Первый день – было 60 процентов в Москве, потом – 80, потом уже аншлаги были. Если человек профессионально делает свое дело, он везде будет работать.
Как, говорят, Кикабидзе смог отказаться от ордена Дружбы народов? У меня трое внуков, и я клянусь внуками, у меня даже в голове не было, что это такой ажиотаж вызовет, честное слово. Просто при том факте, что мне звонили из Москвы, пришла телеграмма от Медведева, что «вас наградили», и через несколько дней начались эти дела – нормальный человек как мог взять эту награду? И я сказал: я не хочу, потому что у меня много российских... У меня есть, допусти, орден Чести, я его никуда не выбросил, потому что… А орден Дружбы – одной рукой дают, а второй бьют – это уже совсем по-другому выглядит. И пошло-покатилось…
В принципе, я сейчас без работы. Но они не учли то, что, вот, мол, его надо наказать, у него такая была территория для работы большая, - сейчас я еду в Литву, потом еду на Украину, потом еду в Казахстан. Работы-то много, просто жить надо так, чтобы себя уважать, наверное.
Олег Панфилов: Вы как-то сказали в интервью, что вам перестали звонить друзья из Москвы, из России. Я говорил с Ирмой Сохадзе, и она сказала, что «да, мне тоже». У нее стали печальные глаза…
Вахтанг Кикабидзе: Есть замечательная такая музыкантша Манана Доиджашвили, она лектор консерватории, виолончелистка. Я недавно с ней разговаривал, и она сказала: «Буба, то, что Георгиев приехал дирижировать в Южную Осетию, меня это не удивило…» Меня тоже. «Но как, - говорит, - мог Башмет поехать?!» Я спросил здешних музыкантов, которые с ним дружат и очень часто работали, я говорю: «Кому-нибудь Башмет звонил?» Ни разу.
Наверное, я, может быть, такой дурак и неправильно воспитан, но когда среди моих друзей у кого-то все нормально, я могу их годами не видеть, но когда что-то у них начинается, я сразу первый прибегаю, стою рядом, звоню. Даже были такие, которые в российское время занимали большие должности, потом их начали снимать с работы, вот как раз тогда я к ним и приходил. Потому что есть мировоззрение, есть дружба, это очень важно. Звонили мне из Москвы мои товарищи, один – у него двойное гражданство, российское и английское, и он мне звонит: «Бубочка, вот там, в Лондоне, квартира. Бери своих, вот ключи, поезжай, там живи». Из Киева звонят: «Езжай, машина стоит, квартира стоит. Не хуже будешь, чем в Тбилиси». Приятно, когда делают… Вчера позвонил один очень популярный эстрадный певец (я не буду сейчас фамилию называть) и сказал: «Вахтанг Константинович, я горжусь, что я имею право вам позвонить. И если я вам нужен…» Я говорю: «Спасибо огромное. Я рад, что ты мне просто позвонил, я твой голос услышал – это уже хорошо». Жить сложно, в этом весь фокус. А у меня все нормально.