Владимир Бабурин: Позавчера, 11 ноября, президент России Дмитрий Медведев внес в Государственную Думу законопроекты об изменении сроков полномочий президента и парламента, а также о ежегодном обязательном отчете правительства перед нижней палатой Федерального Собрания. Как мы уже говорили, о готовящихся поправках сам Дмитрий Медведев заявил в своем послании Федеральному Собранию. По его мнению, было бы целесообразно увеличить срок полномочий президента до шести лет, а депутатов – до пяти.
Завтра, в пятницу, Государственная Дума рассмотрит эти документы в первом чтении. Хотя первоначально сообщалось, что рассмотрение законопроектов будет проходить сразу в трех чтениях.
Председатель Государственной Думы России второго и третьего созывов Геннадий Селезнев назвал своевременным внесение президентом Дмитрием Медведевым в Госдуму законопроектов об изменении сроков полномочий президента и парламента. «Дело в этом случае, скорее, не в скорости, с которой были подготовлены документы, а в том, что этот вопрос, действительно, назрел». И напомнил, что сама тема увеличения сроков полномочий президента и парламента обсуждалась достаточно давно. Сами эти полномочия очень короткие, по существу, не успевают пройти одни выборы, как начинается подготовка к другим, а само затишье между ними длится лишь два года.
Сегодня Геннадий Селезнев в студии программы «Время гостей».
Геннадий Николаевич, вы не помните, когда вы последний раз были в этой программе?
Геннадий Селезнев: Я, наверное, был...
Владимир Бабурин: ...почти год назад. Это было 26 ноября, когда Совет Федерации утвердил дату проведения президентских выборов. И тогда, в том числе, мы с вами занимались исключительно конспирологией и говорили: «Есть ли все-таки у президента Путина форточка или щелочка, чтобы выскочить? Что он сделает вот в эти пять дней?». И даже на своем сайте вы тогда написали, что у президента Путина есть возможность участвовать в президентских выборах, и толковали две статьи закона «О выборах», где статья 6-ая гласила: «Лицо, занимавшее должность президента и досрочно прекратившее исполнять...». Такой вариант был, что, может быть, он станет депутатом Государственной Думы. То есть мы потратили на это почти час. А сколько времени потратили на это политики, политологи, журналисты...
Геннадий Селезнев: Сотни часов.
Владимир Бабурин: Да, сотни часов. А оказывается, никаких сложностей не надо и все можно решить достаточно просто.
Геннадий Селезнев: Да. Но вы знаете, что был период, когда вообще разговоры о том, чтобы что-то менять в Конституции, их даже никто не мог поднимать. Потому что все говорили, что «Конституция наша молодая, ей всего-навсего в этом году исполнится 15 лет», и опять о ней заговорили. Поэтому когда теперь встает вопрос и об изменении закона о членах Совета Федерации, и о продлении сроков для Государственной Думы и сроков для президента, придется, кроме выборных законов, принимать еще и конституционные законы.
Но в том раскладе, какой мы сегодня имеем и в Государственной Думе, и в Совете Федерации, эта, казалось бы, длинная процедура, она займет очень короткое время. Меня тоже поразило, когда представители «Единой России» заявили, что «мы все эти законы примем сразу в трех чтениях». Ну, это поразительно! Законы, как правило, поступают с некоторыми, так скажем, шероховатостями и недоработками, и вместо того, чтобы спокойно их обсудить, дать времени месяц для того, чтобы для второго чтения собрать поправки, вот опять какие-то включают реактивные скорости. Тем более, оснований для включения реактивных скоростей никаких нет. Как-никак президент Медведев еще только начал свою работу как президент. Государственная Дума... в декабре исполнится год, как она только-только отработала один год. Поэтому впереди есть время им отработать свои сроки. И вот те законы, о которых идет речь, если бы они обсуждались в течение двух-трех месяцев, это была бы нормальная процедура. Выслушали бы все мнения, убрали бы все неясности, все разночтения, что часто бывает в законах, и спокойно приняли бы.
Но здесь есть такое ощущение, что что-то такое, как будто бы, впереди нас ждет. Досрочный роспуск парламента, досрочный уход президента – масса появляется версий. А для чего вдруг впопыхах начинают приниматься новые законы о пяти годах для Думы и о шести годах для президента?..
Владимир Бабурин: Действительно, думскому Комитету по конституционному законодательству (я слушателям нашим напомню, кто, может быть, не знает, насколько в «пожарном» порядке это все принималось) хватило всего лишь 10 минут для того, чтобы рекомендовать Государственной Думе принять поправки в Конституцию. Ну, журналистов, естественно, это заинтересовало. Прижали в угол господина Косопкина, полномочного представителя президента в Государственной Думе. А он отвечал, что это рвение чиновников, в том числе и его собственных чиновников из аппарата. «Их внесли, - объяснил господин Косопкин, - лишь бы провести скорее, чтобы они тут не лежали». А дальше был совершенно замечательный ответ: «Я – солдат». Потом, правда, вот не знаю... По вашему мнению, Геннадий Николаевич, все-таки решили соблюсти хоть какие-то приличия, сказали: «Ладно, ну не сразу в трех чтениях, а постепенно будем принимать»?
Геннадий Селезнев: Вы знаете, когда-то ведь должно быть и стыдно – стыдно перед своим обществом, стыдно перед всем миром, когда речь идет о столь принципиальных вещах, как законы, связанные с изменением Конституции, принимать с пометкой «молния». Я повторяю, нет никаких сегодня ситуаций, чтобы эти законы шли в таком первоочередном порядке.
Формулировку «я - солдат» я часто слышу от этих людей, которые готовы, как говорится, выполнить любой приказ командира, не задумываясь о его последствиях. Это самая легкая отговорка. Но, к сожалению, у нас сегодня депутаты стали в Государственной Думе солдатами – или солдатами, или представителями других силовых структур, но все щелкают каблуками. Когда что-то поступает из Кремля, из Правового управления президента, все сразу же наперебой кричат: «Быстрей! Быстрей! Быстрей!». Хотя есть обыкновенная процедура, регламент Думы не изменялся в том плане, что в первоочередном порядке рассматриваются законы, внесенные президентом, вторая очередь – законы, внесенные правительством, ну и дальше - депутатские законы, законы Совета Федерации. Все, казалось бы, ясно. Но на любой закон, хотя бы неделю дайте ему побыть в комитете, дайте как-то хоть прочитать его что ли, а не просто так.
Я, будучи в прошлой Государственной Думе, приходил на заседания комитета, который возглавлял Мартин Шаккум. И у него была такая классная фраза (он, правда, потом от нее отказался): «Так, политсовет партии «Единая Россия» решил этот закон рекомендовать к принятию. Каково мнение комитета?». И когда две трети комитета – «единороссы», то, конечно, все поднимают руки «за». Даже еще не прочитав, даже еще ничего не проанализировав. А ведь у каждого депутата есть советники, специалисты в той или иной области. А особенно тогда, когда шли эти жилищные законы, это был какой-то кошмар. Ведь эти законы тогда подписали все.
Владимир Бабурин: Геннадий Николаевич, у половины депутатов (по крайней мере, у половины) были тогда еще и конкретные избиратели.
Геннадий Селезнев: Да, это уже дело, как говорится, казалось бы, ясное. А тем более, когда речь шла и о Градостроительном кодексе, и вообще о блоке всех законов. Ведь их внесли и подписали все, начиная с Бориса Грызлова. То есть они хотели зафиксировать внимание всех, что вот они являются инициаторами этих законов, которые впоследствии стали выправляться поправками, изменениями. Но главным было вскочить первыми, поднять знамя, что вот такая фракция, которая радеет за интересы граждан, она сегодня вот такую инициативу проявила.
Я думаю, что они сейчас еще одну страшную инициативу проявят. И уже об этом разговор пошел. Внесут закон об обязательном страховании жилья. Если сегодня это дело добровольное, то скоро появится закон. Уже идет зондаж общественного мнения, как к этому отнесется общество. Сегодня поговорят, а завтра примут.
Владимир Бабурин: Геннадий Николаевич, вы знаете, вот возвращаясь к формулировке «я – солдат», интересно, люди, которые ее произносят, хоть раз вспомнили, что, пожалуй, впервые она была, причем многократно, произнесена на Нюрнбергском трибунале.
Геннадий Селезнев: Да-да. Но я думаю, что они об этом не знают и не помнят. Потому что в Думе сегодня сидят депутаты, которые, не гнушаясь ничем, как я помню, в канун почти что Дня Победы вдруг решили изменить знамя Победы. Вот если они солдаты, о чем они думали в тот момент, когда единодушно голосовали, чтобы убрать серп и молот со знамени победы? Это же вообще всем было не понять. Это что, был какой-то гипноз, на них «наехал» Кашпировский или Чумак какой-нибудь святой водой залил, вернее, кощунственной водой? Голосовали просто как механические кнопки. Я задавал вопрос (я тогда был просто депутатом): «Ребята, вы что, очумели?! Что вы делаете?». «Нам приказ». Вот это опять те же самые солдаты. Но потом этих же солдат остановил маршал Путин, который сказал, когда к нему пришла группа ветеранов во главе с Валентином Ивановичем Варенниковым, и просто в ужасе говорит: «Я не понимаю, что творится. Что за зуд – изменить знамя Победы?!». И это партия власти пробивала через Государственную Думу. Ему пришлось уже вотировать данный закон. И вообще, по-моему, отправили его в корзину. Хотя я не исключаю, что пройдет 10-15 лет, ветеранов Великой Отечественной войны почти не останется, и снова эта идея вынырнет.
Владимир Бабурин: Слушатель Никитин: «Прежде чем продлять свои полномочия, действующей власти необходимо сначала оправдаться об обнародованных злоупотреблениях в сфере экономики и объяснить, например, куда испарились 6 процентов акций «Газпрома». Видимо, ознакомился господин Никитин с докладом Немцова и Милова.
Геннадий Селезнев: Вы знаете, я, честно говоря, этот доклад не читал. Я об этом слышал уже в комментариях. А что конкретно в самом докладе... Сегодня очень много вопросов. Ведь на последнем заседании Государственной Думы, когда докладывался бюджет, по-моему, Светлана Петровна Горячева задала вопрос Кудрину: в каких ценных бумагах в Соединенных Штатах Америки находятся деньги нашего Стабилизационного фонда? Ушел от ответа министр финансов, сказал, что в надежных ценных бумагах. Но механизмы, в какие ценные бумаги вложены, а мы знаем, что это были банки, связанные с американской ипотекой, он ничего не назвал. Он не назвал, под каким процентом деньги провалялись столько лет, почему российская экономика не могла получить этих денег, чего боялись. Как говорится, боялись, что разворуют эти деньги. Но этого надо не министру финансов бояться. Это надо прокурору заниматься своими делами.
Мы знаем массу примеров во всех странах мира о так называемых «меченых деньгах», когда деньги бюджета могли тратиться по конкретным совершенно пунктам назначения, когда их можно было легко проконтролировать. Вот сейчас, видите, придумали должности финансовых комиссаров. Теперь Центробанк своих представителей закрепит за каждым банком, которые получают бюджетные деньги, для того, чтобы их финансировать в экономику. Чтобы не было такого, чтобы сегодня банки скупали более дешевые активы тех компаний, которые или разоряются, или разорятся завтра, и опять же не давали кредитов для тех предприятий, которые сегодня просто вопиют: «Дайте денег!». Потому что обычные банки сегодня дают кредит под 23 процента, причем «короткий» кредит. Ну и какое же предприятие, с каким же надо быть «жиром», чтобы взять такой дорогой кредит?.. Вот государство и выделяет эти огромные миллиарды рублей, чтобы были разумные кредиты, и это надо контролировать. Точно так же можно контролировать, используя тех же, как говорится «цэбэшных» комиссаров, чтобы деньги не размещать на счетах чужих компаний и в каких-то сомнительных ценных бумагах.
Мне кажется, что еще грядет тот час, когда или депутатская комиссия по коррупционным расследованиям, она к этому вопросу обязательно вернется. Потому что речь идет о триллионах рублей, которые под мизерный процент или под какие-то сомнительные обещания хорошо их вернуть, загнали эти деньги за границу.
Владимир Бабурин: Вы знаете, показывала всегда российская практика, что как только раздавался окрик из Кремля (ну, теперь из Белого дома) от господина Путина, тут же буквально, два-три дня – и уже по всем каналам докладывали о том, что сделано. Вот по поводу банков уже почти неделя как Путин высказался. И пока тишина.
Геннадий Селезнев: Да, пока тишина. И пока не слышно тех самых комиссаров Центробанка, которые контролировали бы того же господина Грефа, которые контролировали бы этот наш Сбербанк, который больше всех получает денег, которые контролировали бы деньги «Газпромбанка», который тоже получает огромные суммы, действительно, на что они конкретно идут. Или на выплату процентов по кредитам, что они задолжали, или же, действительно, для финансирования нашей экономики, сферы науки и так далее, и тех, кто, действительно, сегодня всерьез нуждаются. Ведь может произойти серьезный коллапс, если те деньги... А Кудрин говорит: «Вот банки даже не выбирают те деньги, которые мы выделяем». А почему они не выбирают? Ну, может быть, потому, что они считают, что у них своих денег достаточно, в том объеме, в котором запрашивает экономика деньги, они все равно дать не могут. Они сейчас опять смотрят, какое предприятие останется на плаву. То есть как бы идет подготовка к новому виду рейдерства. Сейчас, когда упадут цены на все наши ценные бумаги, на акции, да того же Сбербанка... Ведь тогда же Министерство финансов и все говорили, что это народное акционирование. Навыпускали дорогих акций, люди их напокупали, опять поверив государству. И что в результате?.. Сегодня, по-моему, говорят, что цена этих акций уже стала 30 процентов от того номинала, когда они продавались. Сегодня найдется новый Бармалей, который имеет запас денег, он скупит эти акции по дешевке, ну, 30 процентов или 100 процентов, а потом будут созданы условия, чтобы, по крайней мере, процентов за 60 эти акции можно было бы снова пустить на рынок. Появятся новые олигархи, которых мы пока не знаем, но года через три-четыре мы о них заговорим.
Владимир Бабурин: Екатерина из Москвы пишет насчет продления срока: «Вероятно, торопятся – тюрьмой запахло». Ну, хоть и из Москвы, но все-таки, видимо, не очень хорошо Екатерина в российских реалиях ориентируется.
Геннадий Селезнев: Екатерина, вы понимаете, что идет речь не о сегодняшних выборах, а идет речь о будущих выборах, которые придут для депутатов Государственной Думы через три года, для президента почти через четыре года. Вот тогда этот новый закон вступит в силу. А сегодня никто никому и ничего не продляет.
Владимир Бабурин: Кстати, для правки основного закона... а ситуация в России сегодня такова, учитывая и вертикаль власти - президент, премьер, конституционное большинство в нижней палате парламента, в общем, никаких политических препятствий для внесения, собственно говоря, вот таких поправок, которые предложил господин Медведев, в Конституции не существует. Но вчера, когда это все решалось как-то очень быстро – 10 минут в комитете, какие-то очень странные проговорки допускали и господин Косопкин, полномочный представитель президента в Госдуме (я его уже упоминал), и председатель Конституционного комитета Госдумы господин Плигин. А сказали они следующее, что, возможно, существуют некие юридические препятствия, потому что некоторые нормы действующего закона «О порядке принятия и вступления в силу поправок в Конституцию» противоречат самой Конституции. Вот чем именно противоречат, как журналисты их ни пытали, так они и не признались. По-моему, Плигин сказал: «Ну, закон плох, но это - закон».
Я полез в Интернет, чтобы освежить в памяти события 1998 года, когда, действительно, вы тогда были председателем Госдумы, и в очень жестком противостоянии президентской администрации и Государственной Думы принимался этот закон. Депутаты как раз тогда были заинтересованы... ну, не конституционное большинство, но значительная часть Думы...
Геннадий Селезнев: Набиралось 226.
Владимир Бабурин: ...да, контролировала фракция коммунистов, они были заинтересованы в ускоренной процедуре внесения поправок в основной закон. А администрация Ельцина, Кремль, наоборот, в длительной. И тогда пришлось обратиться в Конституционный суд, который примирил стороны и в ответ на депутатский запрос предложил детально разработанную процедуру внесения поправок в Конституцию. После чего депутаты закон приняли. Причем как приняли. Они буквально восприняли все рекомендации конституционных судей.
Геннадий Николаевич, как вы полагаете, может быть, нынешнюю власть не устраивает, что по нормам этого закона, который освещен Конституционным судом, внесение поправок в Конституцию может продлиться дольше года, и именно поэтому такая спешка? Ну, 10 лет назад...
Геннадий Селезнев: Вы знаете, депутаты являются должниками перед Конституцией. И по-моему, я как-то здесь на передаче тоже об этом говорил. Ведь по сути дела, вторая и третья Государственная Дума, где мне довелось председательствовать, мы приняли все конституционные законы, кроме одного – закон «О Конституционном собрании». И сколько бы я ни разговаривал с Владимиром Владимировичем Путиным на тему того, что есть долг перед Конституцией, одного закона нет, предусмотренного Конституцией – закона «О Конституционном собрании»... Вот там, действительно, непростая процедура должна быть прописана: как избираются люди в Конституционное собрание, какими они располагают правами, какую они могут готовить Конституцию, как согласовывать с субъектами Федерации, как выносить ее на общероссийский референдум или же какие рекомендации дать парламентариям, чтобы по тем или иным поправкам не было никаких опять же недоразумений. И вы знаете, такого закона как не было, так и нет.
Вот я не понимаю, с одной стороны, мы говорим о том, что Конституция – это та священная корова, которую можно только гладить, но никак нельзя ее, как говорится, посылать, чтобы она резвее бежала или лучше паслась. И с другой стороны, знаем, что нет важнейшего закона – закона «О Конституционном собрании». Потому что Конституционное собрание могло бы стать тем органом, который мог бы и новую Конституцию писать. И это не означает, что завтра нужно ее делать. Оно могло бы спокойно, постатейно обсуждать то, что было недописано в существующей Конституции, вносить какие-то изменения. И это был бы представительный орган уважаемых людей, которые бы могли, действительно, работать с основным законом. Но не надо.
А почему не надо? Я думаю, что потому, что сегодня есть нормы, позволяющие вносить поправки в Конституцию без всяких Конституционных собраний, без всяких референдумов. Здесь просто нужно постоянно две трети, две трети, две трети... Две трети субъектов Федерации, две трети Государственной Думы, абсолютное большинство Совета Федерации. Если все, как говорится, сложить по нормам регламента, да, уйдет около года. Ну и что? Выборы не завтра, ни Думы, ни президента, пускай уйдет около года. Ну и что? По крайней мере, появится опять возможность у общества обсуждать, что ж туда вносится. Ведь туда надо внести, по идее, не только сроки действия парламента и сроки действия, скажем, президента, там ведь есть очень много вопросов, связанных как раз с взаимодействием субъектов Федерации и федерального центра. Это же оселок, на котором без конца сходятся страсти. Тогда бы у нас не было законов, когда мы законом утверждаем договор между правительством Татарстана и правительством России об их взаимоотношениях. Ну что это такое?!.. Внутри Федерации правительство России субъектам Федерации законом определяет определенные полномочия друг друга. Понимаете, вот это то, что сразу было видно по Конституции, что это узкое место, и его надо прописать как следует. И не было бы никакой «войны законов» субъектов и Федерации. Просто это надо все оттачивать. И время-то есть, и возможность есть.
Владимир Бабурин: И первый звонок от Леонида из Ленинградской области. Добрый вечер.
Слушатель: Добрый вечер. Геннадий Николаевич, у меня к вам такой вопрос. По очень достоверным данным, господин президент Медведев якобы подписал Конвенцию о правах инвалидов. Но вот мне хотелось бы знать, думает ли Дума ее ратифицировать? Или, во всяком случае, есть ли какие-нибудь подвижки?
И второй вопрос. Просто свежайший пример из моей практики. Те транспортные деньги, которые переводят нам, инвалидам, даже последние, в Сбербанк... Получилось так, что я утерял дубликат сберкнижки. Если раньше все операции в банке нам могли делать просто-напросто сами работники, то сейчас они заявляют так: «Ваши деньги – это ваши деньги, а у нас инструкции ведомственные. Найдите человека и бегите с ним к нотариусу, потом будете с ним ходить к нам», - и все в таком духе. Как вы считаете, допустимо ли это или нет? Ну, это уже просто все рамки переходит, я считаю.
Геннадий Селезнев: Вообще-то, привычка драть справки... а справки – это, как говорится, в крови у нашего бюрократа. Потому что, таким образом, он считает, что он, как говорится, выполняет свои должностные обязанности. Понятно, что утеря любого документа, даже паспорта, она не должна превращаться в какую-то бюрократическую процедуру. Для этого пишется заявление, для этого просто говорится о возможном месте, где у тебя паспорт пропал, или, как в данном случае, ваша книжка. И конечно, без всякой волокиты. Тем более, инвалиду. Чиновники того же самого Сбербанка должны этот вопрос рассмотреть очень оперативно. Пусть у них уйдет на проверку неделя, но, по крайней мере, без того, чтобы бегать с нотариусами. Все исходные документы есть. Тем более, мы сегодня все сидим в различных информационных базах, у нас нет ни одного гражданина, данные которого нельзя было бы поднять или через ИНН, или через номер его сберкнижки и так далее. Это можно сделать легко и просто. Но за это они ответственности не несут. И они, наоборот, выслуживаются, сказав: «Вот какие мы бдительные».
Что касается Конвенции о защите прав инвалидов, вы знаете, если, действительно, премьер ее подписал и внес в Государственную Думу, то, конечно же, она будет рассмотрена. Это очень старый документ, который никак не мог дойти до Государственной Думы. То же самое, как Европейская социальная хартия. Еще во времена Михаила Касьянова мы долго говорили: «Почему мы в полном объеме не можем ратифицировать Европейскую социальную хартию?». Он сначала делал вид, что он не понимает, о чем идет речь. Ну а потом сказал коротко и ясно: «Вы же понимаете, какие обязательства на себя берет Россия. Вплоть до того, что минимальная пенсия примерно 60 процентов от той зарплаты, с которой человек уходит, и так далее». «Очень много обязательств, - говорит, - которые мы пока не способны исполнять». Вот то же самое было и с Хартией о защите прав инвалидов. Но я вас заверяю, если или президент, или премьер-министр ее внесут в Государственную Думу, то, поверьте, опять начнет на скоростях обсуждаться данный документ. Уж больно эта тема наболела, уж больно она популярна среди депутатов, которые скажут потом всем инвалидам: «Вот наша фракция, наша партия «Единая Россия» думает о вас, поэтому она, как говорится, на скоростях эту хартию ратифицировала».
Владимир Бабурин: И еще об одном документе, вернее, даже о нескольких документах, которые уже были приняты. Когда я открывал программу, я назвал три поправки, которые внес господин Медведев в Думу: изменение сроков полномочий президента и парламента и ежегодный обязательный отчет правительства перед парламентом. Вот это же, на самом деле, достаточно важно, хотя все настолько увлеклись, будет ли пять и шесть лет (хотя, понятное дело, что будет), что это как-то у всех мимо ушей прошло. Контрольная функция парламента должна быть внесена в Конституцию. Я не знаю, нужна, не нужна... Потому что сейчас никто, кроме парламента, не может проверять исполнение бюджета правительством. Это, правда, требует очень кропотливой, большой работы. А ощущение такое: чего хочется нынешним парламентариям – это получить возможность отправить в отставку того или иного министра.
Вот я не знаю, сказали ли советники господина Медведева ему о том, что есть специальные нормы, во-первых, в Конституции, во-вторых, в законах, в-третьих, в Бюджетном кодексе – о парламентских слушаниях, о правительственном часе. Можно заслушать министра, потом позвать аудитора, который работает с этим министерством, и все, что они хотят, узнать о каких-то... как бы это помягче сказать, чтобы никого не обидеть, - недостатках в этом министерстве, они тут уже узнают. Но самое интересное, что вот этим полным правом министры, аудиторы, депутаты и так далее ни разу не воспользовались.
Геннадий Селезнев: Вы знаете, я вспоминаю случай, когда я во второй и в третьей Государственной Думе... конечно, это было очень сложно сделать, но когда обсуждался бюджет будущего года, депутаты просто голосованием настаивали, чтобы премьер отчитался по исполнению бюджета текущего года, и уже потом шел разговор о бюджете следующего года. Я вспоминаю, как Виктор Степанович Черномырдин, которые долгие годы был председателем правительства, ему это очень не нравилось, такая процедура. И нам все время говорили: «Это в Конституции не прописано. Этого делать нельзя. Только если вы уговорите председателя правительства прийти с отчетом, то тогда он у вас отчитается». И мы вынуждены были, поскольку можно было набрать тогда и 226 голосов, и 250 голосов, голосовать с требованием, чтобы председатель правительства сам пришел, отчитался о работе кабинета министров, а потом уже заводили речь о новом бюджете. Ну, вы представляете себе, как это давалось все. Это было очень тяжело сделать.
Сейчас все, как говорит наша правящая партия, у них упорядочено. Сегодня на правительственный час вызывается министр не потому, что проголосовала палата, а потому что в совет Думы каждая фракция вносит предложение, кого пригласить. Ну, естественно, в совете Думы все, как говорится, права у «Единой России», и они определяют заблаговременно, какой министр будет, заблаговременно ему направляется вопрос, заблаговременно от каждой фракции уже кому-то готовятся ответы. И все это настолько заорганизовано, что правительственный час проходит в течение 50 минут-1 часа. Поскольку по два вопроса от фракции, больше нельзя, независимые депутаты... если опять же палата проголосует, то им дадут слово. Ну а теперь независимых депутатов вообще нет.
Ну и что сейчас будет? Вот сейчас будет, как говорится, отчет правительства. Лидер правящей партии будет отчитываться перед правящей партией. То, что там чего-то почирикает фракция ЛДПР, что-то критичное скажут коммунисты, что-то могут сказать представители «Партии жизни», - это все ерунда. Потому что главную скрипку, конечно же, будет играть фракция правящей партии, они опять, наверняка, по регламенту скажут, что по два вопроса от фракции. Они, наверняка, опять заранее все согласуют, все вопросы, чтобы они были комфортными и удобными для отчитывающегося человека. И это принципиально ничего не изменит.
Немножко бы вдохнуло воздуха демократии, если бы обязать отчет председателя правительства перед парламентом транслировать по телевидению. Вот тут бы прямая трансляция очень бы не помешала. Тогда было бы видно, какие вопросы ставят представители партии власти перед своим премьером, какие вопросы ставит оппозиция или та мнимая оппозиция, которую из себя изображает Владимир Вольфович вместе со своей фракцией. И все-таки хоть людям-то все было видно и понятно.
Владимир Бабурин: Не знаю, Геннадий Николаевич. Особенно когда вы сказали про необходимость прямой трансляции по телевидению, я подумал, что, несмотря на наличие в Государственной Думе «жириновцев» и коммунистов, вот это совсем бы уже напомнило представление очередному съезду КПСС Основных направлений народного хозяйства от председателя Совета Министров, которых мне пришлось выслушать от Косыгина до Рыжкова довольно много, и даже законспектировать.
Геннадий Селезнев: Вы знаете, когда дается два вопроса от фракции, то каждая фракция определит, какие вопросы задать, зная, что эти вопросы услышит общество, услышат избиратели, и конечно, здесь очень важно, как ответит премьер. А то, что право замены... Мы же чего в Думе добивались? Мы, например, добивались того, чтобы у Думы было не только право давать согласие на должность председателя правительства, но мы хотели, чтобы и силовики утверждались через парламент. Ну, прокурор, слава Богу, проходит хотя бы процедуру через Совет Федерации. Мы хотел, чтобы ключевые министры, типа министра финансов, министра экономики, тоже утверждались бы парламентом. Этого ничего не произошло.
И к сожалению, ничего не сказано было в послании нашего нового президента в отношении парламентской комиссии по расследованиям – то, чего мы долго-долго добивались, то, чего мы долго-долго хотели. Вот эту комиссию надо... Если мы говорим о борьбе с коррупцией, если мы хотим привлекать общественное мнение, то вот такая парламентская комиссия по расследованиям... А это будут расследования, конечно же, или фактов коррупции, или фактов откровенно недобросовестного исполнения обязанностей тем или иным министром. Этого, к сожалению, не прозвучало.
Владимир Бабурин: Очень правильно вы сказали – говорим.
Звонок из Москвы от Сергея. Добрый вечер.
Слушатель: Добрый вечер. Уважаемый Геннадий Николаевич, вы имеете большой опыт парламентской работы и взаимодействия со своими коллегами. Вот что вы думаете о межпарламентских объединениях СНГ и Союза России и Белоруссии? Может быть, сможет Сергей Михайлович Миронов сделать эти объединения более дееспособными? Как в Европарламенте, разрабатывать конституционный акт, законы, которые более интегрируют наши страны.
Геннадий Селезнев: Вы знаете, что касается Межпарламентской Ассамблеи стран СНГ, то ваша адресация правильная, ее возглавляет Сергей Михайлович Миронов. Что касается Парламентского собрания Союза Белоруссии и России, то здесь Сергей Михайлович ни при чем. Это два разных парламентских органа. Конечно, будь посвободнее от политической зависимости парламентарии, которые делегированы в Межпарламентскую Ассамблею стран СНГ, они бы могли больше принести туда своих мнений и свежих предложений. Но поскольку ведь, по сути дела, ничего не привносится до тех пор, пока это не благословит правительство, никакой вы там свежей мысли не увидите. Поэтому, к несчастью, идет медленное топтание на месте. То, что касается Таможенного союза, то уже много-много лет идет разработка вот этого всего нашего блока законодательства, связанного с Таможенным союзом стран СНГ.
Что касается Парламентского собрания Союза Белоруссии и России, то где-то недавно прошла информация о том, что, вроде бы, создана новая комиссия по конституционному акту, и его проект будет обсуждаться на ближайшем заседании Высшего государственного совета. Вот, по сути дела, с конституционным актом не шла работа все последние, наверное, четыре-пять лет. Это был просто замороженный документ. Сейчас какой-то толчок появился. Посмотрим, как будет двигаться дело. Ведь у нас же в первом чтении принят закон о выборах в Парламентское собрание по двум палатам. В первом чтении этому закону, дай Бог памяти, наверное, уже лет восемь.
Владимир Бабурин: Да, лет восемь.
Геннадий Селезнев: Так это все и лежит. Нет отмашки.
Владимир Бабурин: Из Псковской области звонок. Александр, добрый вечер.
Слушатель: Здравствуйте. Геннадий Николаевич, я за вашей деятельностью очень слежу, когда вы были депутатом, председателем парламента были. И действительно, вы умели балансировать... разные силы сближать, хотя позиции были разные, противоположные, но вы все-таки там, действительно, были председателем парламента. Но я не понял, поддерживаете ли вы продление срока полномочий президента и парламента?
Геннадий Селезнев: Да, я поддерживаю. Дело в том, что я уже говорил в своем комментарии, вы понимаете, у нас не успевают закончиться одни выборы... А вы не забывайте еще об одних выборах в промежутке – это выборы депутатов областных Законодательных собраний или республиканских. Мы все время перманентно находимся в состоянии выборов. Вот даже сегодня (или вчера) на пресс-конференции уже прозвучал вопрос Владимиру Путину в отношении того, будет ли он снова, по сути дела, баллотироваться на пост президента. Сегодня прозвучал вопрос господину Медведеву о том, как он себя ощущает президентом. И так далее. То есть уже разговоры начинаются о новых выборах. Ну, подумайте, как можно находиться в этом перманентном состоянии. Нет, надо, чтобы хотя бы были два-три года эффективной работы: по завершении выборов и до начала новых выборов. Сегодня, по сути дела, такого времени нет. Сегодня, в лучшем случае, полгода после выборов в Думу и полгода до выборов в Думу – вот это период как бы реальной, живой, нужной людям работы. А все остальное время посвящается, конечно же, подготовке к новым выборам.
Владимир Бабурин: Виктор Иванович из Москвы, добрый вечер.
Слушатель: Добрый вечер. Геннадий Николаевич, первое уточнение. Я не согласен с вами по поводу того, что вы назвали солдатами. Их нельзя назвать солдатами. Это швейцары и официантки в захудалой гостинице.
Геннадий Селезнев: Но они себя сами называют солдатами, а я подтвердил.
Слушатель: Я понимаю. Второе, самое важное. Вы помните Галину Васильевну Старовойтову?
Геннадий Селезнев: Да.
Слушатель: И когда она хотела ввести и узаконить, чтобы был четкий контроль над ФСБ и КГБ, поверьте вы мне, если бы это было принято, то никогда бы Путин не пришел к власти. И вся бы эта «питерская команда» из ФСБ никогда не оказалась бы в Москве. Они бы сидели там и молчали, и вообще никогда бы не пришли к власти. Но вы были руководителем Думы, Илюхин Виктор Иванович был председателем Комитета по безопасности, и все это было заблокировано. Это ее личные слова. Я с ней лично беседовал. Вот что поражает.
Геннадий Селезнев: Вы знаете, я тоже хорошо был знаком с Галиной Васильевной Старовойтовой. И эти законы, о которых вы говорите, это были, как теперь у нас говорят, законодательные предположения. Таких законов внесено в Государственную Думу не было. Это был концепт того, что бы надо сделать, как бы нужно было поступить по тому-то вопросу. Ведь вы вспомните, дважды мы нарывались на президентское вето, когда принимали закон о борьбе с коррупцией. Все было отметено. Ведь говорили, что, в конце концов, придет тот час, когда эти законы будут востребованы. И если бы мы их приняли, то тогда бы мы не оказались сегодня в той ситуации, когда от этой коррупции проржавело уже все дно корабля с названием «Россия». Понимаете, мы сильны задним умом. А в тот момент, когда надо, грубо говоря, ко Христову дню сказать слово, это не получается. И я знаю, я как раз являюсь сторонником того, что говорила Галина Васильевна Старовойтова. Но, поверьте, законов этих никто никуда не вносил. О них говорили, они витали в воздухе, как витали в воздухе, и не только витали, но и обсуждались, и принимались в трех чтениях законы о коррупции, и тут же умирали, когда доходили до Кремля.
Владимир Бабурин: Я все-таки хочу вернуться к теме контроля парламента над правительством и ежегодный обязательный отчет, ну, за который тоже, естественно, депутаты проголосуют, кто бы мог сомневаться. Вот я уже робкое сомнение высказал, что не очень понятно мне, зачем нынешний парламент это делает, который не использовал ни разу право на парламентский контроль, вызывая министров, потом аудитора и так далее. И вторая вещь, которая меня, как журналиста, наверное, в первую очередь, заставляет усомниться в том, что парламент хочет этого контроля. Ну, правда, скажут – и конечно, проголосуют, я думаю так.
В Бюджетный кодекс внесены временные поправки. Как известно, в России ничего более постоянного, чем временное, не бывает. А временные поправки дают право правительству без согласования с парламентом вносить изменения в параметры бюджета. То есть, во-первых, это может сделать бюджет, ну, если не на 100 процентов, то на сколько надо процентов закрытым. Во-вторых, это лишает хоть какого-то контроля над действиями правительства и куда тратятся эти деньги. И в-третьих, наконец, нынешний состав парламента, таким образом, добровольно отказывается от своих контрольных функций над правительством. А после этого он будет голосовать за этот ежегодный обязательный отчет.
Геннадий Селезнев: Ну, вы правильно выстроили логику своих заключений в связи со всеми этими разговорами. Я тоже сказал, что этот отчет будет выглядеть, конечно, очень и очень формально. Ну, как свой свояка будет бить, за что-то критиковать?.. Ничего этого не будет. Наоборот, через минуту выступления будут раздаваться аплодисменты, и все будет приниматься, по сути дела, на ура. Но ведь сегодня, я думаю, многие пекутся о своем лице. Это уникальный парламент, который не заслушивает отчетов правительства. Ну, нет таких парламентов в Европе, по крайней мере. Да, они есть...
Владимир Бабурин: Так могут заслушивать по нынешнему закону, по Конституции, по Бюджетному кодексу, по всем... Могут!
Геннадий Селезнев: Могут, но не заслушивают. Почему? Потому что говорят: «А зачем?». Сколько раз в свое время мы заслушивали Зурабова, сколько раз. Ну и что? А потом мы принимали свои постановления Думы с обращениями к президенту отстранить его от работы. И нам те же самые представители президента... тогда был Александр Алексеевич Котенков, он выходил на трибуну или из своей ложи прямо, иногда с раздражением говорил: «Все ваши постановления пойдут в корзину. Они никакого значения не имеют. И это не документ парламента». И хотя парламент и выражал, казалось бы, мнение общества, населения, но никому этого ничего не надо.
Поэтому сам факт отчета, по крайней мере... хорошо бы, чтобы он еще был представлен в письменном виде, но не в день обсуждения отчета, а хотя бы за недельку, чтобы его почитать, сосредоточиться, чтобы можно было толково задать вопросы, какие-то позиции уточнить, где-то что-то подсказать, с чем-то не согласиться. Вот как президентские послания. Я, еще будучи председателем Думы, много раз говорил и Ельцину, и Владимиру Путину о том, что вот заслушали доклад президента, но он должен сопровождаться книжкой того, что сделано по исполнению решений предыдущего послания. Вот если будет новое послание и здесь же письменный отчет о том, что сделано раньше, - вот будет эффективность посланий. А еще было бы лучше, чтобы был отчет о том, что проделано по прошлому парламенту, и тут же законодательные предположения – что необходимо будет сделать в связи с реализацией нового послания. Вот был бы прекрасный механизм. Все было бы четко и ясно. Тогда бы не было, как говорится, рассуждений: а что новенького в этом послании? а чего там не было в старом? И забывают про старое послание. И также будет все забываться. А вот я повторяю, если бы вот с этими двумя приложениями о том, что сделано от прошлого послания, и как реализовать новое послание, - цены бы не было этому документу.
Владимир Бабурин: У меня такое убеждение, Геннадий Николаевич, что вы меня пытаетесь убедить в том, что как только вот это положение об обязательном отчете правительства будет внесено в Конституцию – сразу все будет замечательно, коррупцию победим и так далее.
Геннадий Селезнев: Нет, ничего не будет замечательного. Вы знаете, отчет правительства, я повторяю, - это вещь само собой разумеющаяся.
Владимир Бабурин: Значит, мне показалось, что вы пытаетесь меня в этом убедить.
Геннадий Селезнев: Да, это само собой разумеется. Это никакая не сенсация. Я же говорю, во второй и третьей Думе после голосования депутатов мы добивались отчетов правительства. Конечно, сегодня до тех пор, пока не будет какой-то жесткой нормы, нынешняя Дума не наберет нужного количества голосов, чтобы обязать кабинет министров отчитаться. Но вот те самые парламентские комиссии, к которым мы снова возвращаемся, вот их бы записать: право Государственной Думы и Совета Федерации создавать парламентские комиссии по расследованиям. Вот это чрезвычайно важная норма. Вот ее бы в Конституцию и внести.
Владимир Бабурин: Лариса Дмитриевна из Москвы, добрый вечер.
Слушатель: Здравствуйте. Я с самого начала слушала нашего бывшего председателя Верховного Совета, Думы. Во-первых, я совершенно с ним не согласна по увеличению срока выборов. И нам нужны выборы постоянно, пусть будет меняться. Главное, чтобы это были честные, нормальные выборы, как в нормальных странах.
Во-вторых, плохому танцору всегда что-то мешает.
И в-третьих, хорошо ли вы помните главного редактора «Учительской газеты» Матвеева?
Геннадий Селезнев: Конечно, хорошо помню.
Слушатель: Я помню, что его жизнь, к сожалению, после общения с вами была закончена. Всего доброго!
Геннадий Селезнев: Да глупость вы говорите! Вот и все. Потому что мы все уже эту историю пережили, и в первую очередь я пережил. Я не буду говорить о диагнозах Владимира Федоровича Матвеева и от чего он умер. А говорите вы просто чистую глупость.
Владимир Бабурин: Самуил Львович из Москвы, добрый вечер.
Слушатель: Добрый вечер. Я бы хотел задать вопрос по поводу трудовой, так сказать, дисциплины наших депутатов. Вот в народе ходит легенда об Александре Невзорове, который, вроде бы, первые два года ходил на заседания Государственной Думы, а потом, третий и четвертый годы, вообще перестал. И на четвертом году он появлялся в Думе всего лишь четыре раза. Верно ли это? Спасибо.
Геннадий Селезнев: Верно. И первые два года он ходил, как говорится, через раз и очень редко. А потом, когда понял, что можно оставлять свою карточку той или иной фракции... последнее время он ее оставлял фракции «Единая Россия», соглашаясь с тем, что, как ни проголосуют, это, как говорится, считай, и от него. Много раз мною предпринималась попытка, и мы ее обсуждали публично, чтобы запретить депутатам быть «пианистами» - бегать и нажимать на клавиши кнопок. Но, к сожалению, это никак не провести. Каждый считает, что имеет право отдать голос другому человеку под разными причинами. Заводили норму, чтобы оставлялось письменное заявление, но, вы знаете, это все очень легко делается. Я понимаю, если депутат болеет или депутат в командировке – да, это причина уважительная. Но когда депутат, может быть, в это время сидит где-то на этаже и пьет кофе, и не приходит на заседание, даже при голосовании законов в третьем чтении, в окончательном, это, конечно, непорядок.
Владимир Бабурин: Ну, много тогда подобных вещей было и в прежние Думы тоже.
Геннадий Селезнев: Да-да.
Владимир Бабурин: Я помню, один раз, кстати, ваша фракция не сумела проголосовать, потому что координатор фракции господин Решульский запер карточки в своем сейфе, и никто не мог его открыть. Было и такое.
«Почему представительская власть и Администрация президента держат россиян за зомбированных? Почему бы не провести референдум, хотим ли мы, россияне, продления сроков Госдумы и президента?», - Алла Павловна, пенсионерка.
Геннадий Селезнев: Да можно и таким образом поступить. И это, наверное, было бы более демократично – через референдум установить эти нормы. Но вот почему-то никто не требует, чтобы, скажем, снять 7-процентный барьер и, как говорится, не устраивать потеху, что «7 процентов мы оставим, но тем партиям, которые чего-то недобрали, мы по голосочку дадим - и по одному депутату могут попискивать где-нибудь в последнем ряду зала заседаний, отражая интересы своих избирателей». Вот это забавная ситуация. Почему-то никто не говорит: «Давайте снизим барьер до 5 процентов, вернем его на место». Нет, устраивают 7 процентов. Значит, мы и дальше будем сокращать количество партий. И в конце концов, действительно, две партии – это «Единая Россия» и «Справедливая Россия» - уже на следующих выборах могут быть вообще главенствующими. КПРФ потеряет часть голосов, ЛДПР совсем, наверное, уйдет с политического горизонта. Ну, вот так мы и придем к, вроде бы, двухпартийной системе, когда будут стоять две ноги одной партии.
Владимир Бабурин: Спасибо, Геннадий Николаевич.