Марина Тимашева: В Третьяковской галерее на Крымском валу открылась первая монографическая выставка Владимира Боровиковского. Несмотря на то, что художник давно признан классиком русской портретной живописи, никогда прежде в одном пространстве не удавалось собрать так много его работ. О выставке, приуроченной к 250-летию со дня рождения Боровиковского – Лиля Пальвелева.
Лиля Пальвелева: Диву даешься, как Третьяковской галерее, при ее скромном финансировании из государственного бюджета, удается один за другим реализовывать дорогостоящие и блистательные проекты. Выставка из 200 работ Боровиковского, несомненно, в этом ряду. Спору нет, сама галерея обладает добротным собранием произведений этого живописца, однако сюда сумели привезти немало полотен и из других мест, в том числе, одну картину из Лувра – парный портрет княжон Куракиных.
При этом начинать просмотр экспозиции я советую не с картин, а со специального отсека, где за стеклом можно увидеть, к примеру, инструментарий художника (а здесь не только мольберт, но и такая диковинка, как выточенный из дерева старинный манекен с бесчисленными подвижными сочленениями – его предоставил Исторический музей). В другой витрине – предметный мир, состоящий из вещей, встречающихся на полотнах Боровиковского – бруски сургуча, резная печать, мраморный бюст Екатерины Великой, книги и прочее, и прочее. Елена Герасимова, заведующая отделом образовательных программ Третьяковки, подчеркивает.
Елена Герасимова: В женском портрете и мужском набор предметов разный. И это набор предметов, который намекает на принадлежность модели к какому-то сообществу – семья, друзья, любители чего-то. Ну, например, в женском портрете всегда бывает миниатюра с портретом ребенка или мужа. Для того, чтобы понять мир художника рубежа 18-го-19-го веков, прежде всего, нужно понять творческий метод. Во-первых, исследовать поверхность картины, понять, как он писал. Поэтому мы тут выставили материалы технико-технологических исследований, которые проводит наш отдел, экспертизы с микроувеличениями, макроувеличениями, инфракрасными снимками, рентгенограммами. И есть такие интересные вещи! Вот эта, например, работа – «Портрет Неизвестной с фрейлинским шифром и циркулем». Он очень странный, он загадочный. Потому что на обороте (тут есть фотография оборота) написано, что это портрет Дашковой и портрет не окончен, потому что Дашкова болела оспой, оспа ее очень обезобразила, и портрет не был окончен. Во-первых, оказывается, что это не Дашкова - и по возрасту не подходит, а, кроме того, тут явно видны изменения. Например, вот этот сфинкс на кресле, масонский знак, знак Ложи умирающего сфинкса, к которой Боровиковский принадлежал, этот сфинкс появился позже. То есть, он этот портрет переделывал, и эту масонскую символику он делал более явной. А вот вещи более поздние, эти два портрета, это 10-е годы. Здесь хорошо видно, что он по манере очень приближается к тому, что делает, например, Кипренский в это время. То есть такая романтизация идет, это видно через мазок, через то, что он оставляет грунт незакрашенным. Это 19-й век, романтизм такой настоящий.
Лиля Пальвелева: Владимир Боровиковский, наряду с двумя другими великими русскими живописцами 18 века – Левицким и Рокотовым – хрестоматийно известный художник. Достаточно напомнить, что облик его романтической красавицы Лопухиной растиражирован в бессчетных репродукциях. Однако, оказывается, есть целый пласт творчества художника, о котором до поры знали только узкие специалисты. Это религиозная живопись. Русский музей предоставил на выставку 46 произведений Боровиковского. И вот размышления Григория Голдовского, руководителя Отдела живописи 18 -го - первой половины 19-го веков этого музея.
Григорий Голдовский: Религиозная живопись Боровиковского, как правило, не выставлялась и вообще удивительно, что она сохранилась. Обстоятельства были самые разные, погибла масса иконостасов, в особенности, в русской провинции. Когда мы впервые осознаем, что Боровиковский был не только мастером иконописи и иконостаса, он был еще и единственным в России, в свое время, мастером религиозной картины, это подчеркивает в значительной степени особенности творчества художника и важность его личности в истории отечественного искусства. Скажем, здесь представлен иконостас церкви на Смоленском кладбище, где художник был похоронен. Считается, что вещь не закончена. Оставалась в мастерской - значит, не закончена. Но самом деле, по напряженности духовной жизни, эта вещь, безусловно, абсолютно высказанная.
Лиля Пальвелева: И все же иконопись Боровиковского, на мой взгляд, проигрывает его светской живописи. По сравнению с портретами она несколько холодновата. Ну так портретам, главному делу жизни художника, и отведена большая часть экспозиции. Григорий Голдовский обращает внимание вот на какую особенность выставки.
Григорий Голдовский: Совершенно замечательно, что авторы выставки не стремились отойти от принципа показа каких-то повторяемых примеров в творческих находках и открытиях Боровиковского. Это очень важно, как некая характеристика искусства 18-го века.
Лиля Пальвелева: Эта повторяемость встречается на выставке на каждом шагу. Вот по обе стороны проема размещены две почти неотличимых картины под названием «Екатерина II на прогулке в Царскосельском парке». Эти произведения из собраний разных музеев можно было бы счесть оригиналом и авторской копией (они совершенно одинаковы и по формату, и по живописи), когда бы изображение не было зеркальным. Оказавшиеся в стенах Третьяковки по соседству, две Екатерины, повернув лица друг к другу, впервые всматриваются сами в себя. Есть свидетельства, что императрица этот портрет не одобрила (быть может, в силу его камерности, интимности) – но автору он, по всей видимости, был дорог.
Другие параллели экспозиции – более тонкие. На разных полотнах встречаешь одинаковые предметы фона, у разных моделей – похожий наклон головы. Это не от скудости воображения – 18 век был падок на язык символов.
Или вот еще: здесь есть персонажи, написанные в разных возрастах. Так Павла I Боровиковскому довелось писать и царственным младенцем, и во всем блеске императорских регалий.