Марина Тимашева: Пока московские памятники архитектуры накрывают стеклянными крышками или просто сносят и заменяют муляжами http://www.svobodanews.ru/Article/2008/09/12/20080912121729460.html - поговорим о том, как и кем эта архитектура создавалась. Итак, «Словарь архитекторов и мастеров строительного дела Москвы», ХУ – середина ХУ111 века. Выпустили эту толстую красивую книгу издательства « URSS » и ЛКИ. А комментирует Илья Смирнов.
Илья Смирнов: Выскажу предположение: после того, как в международном финансовом казино заело рулетку, у нас всё-таки притормозится украшение Москвы «имидживыми проектами», или как это там у них называется. А стеклянная крышка, заготовленная для Провиантских складов, будет использована по назначению в каком-нибудь придорожном торгово-развлекательном сарае.
Теперь берем в руки Словарь, подготовленный коллективом автором под редакцией доктора архитектуры Игоря Андреевича Бондаренко и доктора искусствоведения Ирины Леонидовны Бусевой-Давыдовой. В этом фундаментальном издании можно проследить дальнейшее развитие сюжетов, которые мы с вами обсуждали в январе в связи с монографией «Люди и камни Северо-Восточной Руси, Х11 век» http://www.svobodanews.ru/Transcript/2008/01/24/20080124125925750.html Москва – новая столица Северо-Восточной Руси, в Х1У веке постепенно перенимает руководящие и направляющие функции у Владимира. А в столичной архитектуре отражается вся история страны.
Вот в прошлой передаче – о каких героях мы говорили? Дмитрий Пожарский. Пожалуйста. В словаре находим пятерых его крестьян, которые освоили «колокольное каменное дело». Отмечена и строительная деятельность самого князя на Лубянке, где находилась его усадьба, и в загородном имении Медведково (46). Далее. Кузьма Минин. Его потомок Евграф Александрович Минин – уже настоящий профессиональный архитектор, участвовал в проектировании целого ряда построек 18 века. Имея чин «сержанта архитектуры», владел двором на Николоямской улице – то есть сержанты архитектуры жили не так уж плохо – а дослужился в конце концов до «капитана архитектуры» (403).
А словарь громадный, 770 страниц, 1647 имен, и это, заметьте, только первый том, доведенный до середины 18 столетия, продолжение следует. Такой объём объясняется, кроме трудолюбия авторов, ещё и тем, что строительство в старину не предполагало такого четкого разделения обязанностей, как в Новое время, «обучение мастеров происходило… путем наглядного показа в ходе совместной работы», изначально у них не было «ни проектных чертежей, ни сколько-нибудь детализованных моделей. План здания сразу разбивался на земле с помощью мерного шнура», а дальше строители могли действовать «методом проб и ошибок» (669) или начальство их ориентировало на достойный образец для подражания: «все сделать против углов и окон Чудовской трапезы» (675). Как отмечается в книге, «чертеж относительно широко вошел в русскую архитектурную практику с середины ХУ11 века» (676). Так что по источникам, оставшимся от допетровской эпохи, трудно судить, был ли конкретный человек собственно «зодчим», «приставником» (то есть контролером), снабженцем или мастером одной из строительных специальностей. Порою эти функции причудливо совмещались. Так что в словарь пришлось включать очень широкий круг персонажей, причастных к строительству. Кто-то оставил след в единственном источнике, и ему, соответственно, посвящено несколько строчек: «Иванов Екинька (в скобочках – Енька), каменщик, крестьянин села Спасское Ярославского уезда… В апреле-августе 1636 г. делал с Обросимом Максимовым… колокольное каменное дело в Савинском монастыре» (275). О других – о Д.В. Ухтомском, об Аристотеле Фиораванти, о К. И. Бланке - обстоятельные статьи с подробной характеристикой работ.
Кроме того, в словарь включен историко-архитектурный очерк – «Город Москва с древнейших времен до середины ХУ111 века» - и не менее интересная научная статья о том, как было организовано строительство. Читатель должен оценить то, что авторы не склонны замыкаться в узкой специализации (подобной флюсу). Показано, как застройка зависит от ландшафта. «Микрорельеф» заставлял «нарушать прямоугольную, в принципе, конструкцию жилых дворов, разворачивать дома и церкви под разными углами по отношению к странам света, обходить застройкой болотистые низины, грозящие оползнями кручи и прочие неудобья» (14). Градостроительная политика выводится из хозяйственных потребностей, политических интересов и из установок господствующей идеологии. Может быть, последнему фактору уделено чрезмерное внимание, и лично я предпочел бы иное соотношение: побольше экономики и технологии, поменьше потусторонних сил, но куда сейчас от них денешься? Вышла бы книга 30 годами раньше, был бы крен в сторону классовой борьбы, а сегодня приходится мириться с такими формулировками: в церкви «помещалась прославленная икона, давшая победу» (46) – не «по мнению верующих», не «как полагали тогда москвичи», а так, что современный читатель может принять сказанное за научный факт: икона дала победу. Но этот агитпропотдел все-таки не занимает так много места, чтобы из-за него придираться к книге всерьез. А серьезный вопрос - о том, в какой мере люди в старину подчиняли свою практическая деятельность идеологическим установкам. Вопрос-то непростой, и источники дают основания для разных, иногда взаимоисключающих версий. Во вступительной статье разбирается такой сюжет: оборонительное значение подмосковных монастырей: «они в ранний период не имели серьезных укреплений и не могли реально оборонять город от вражеских нашествий» – но «защищали Москву, прежде всего, как святые обители, как очаги божественной благодати, озаряющей и спасающей московскую землю. Такое мистическое ограждение для людей эпохи средневековья было важнее и надежнее ограждения физического» (19). Вроде бы, логично, однако в дальнейшем, как только появляются средства, монастыри превращаются в мощные крепости. То есть люди всё-таки понимали, что мистическая сила плохо действует без артиллерийской поддержки.
При этом даже завзятый атеист или агностик должен признать, что в средневековом городе собор действительно объединял людей, поэтому церковное строительство было вполне рациональным и даже общественно полезным делом.
А нам, людям ХХ1 века, новая книга помогает лучше понимать предков. Да, какие-то обстоятельства их быта кажутся странными и зачастую неприглядными по сравнению с современной жизнью на тех же московских улицах. Мебели удобной не могли завести. Места общего пользования обустроить. Но читаешь: «во время неприятельских набегов посадские жители собирались и затворялись в Кремле, а брошенные дворы зачастую собственноручно поджигали, дабы не дать их врагу и расчистить стратегически важное пространство…» (14) – и думаешь: были бы наши квартиры так обустроены, если бы мы знали, что в любой момент по телевизору могут дать команду, и эти квартиры придется бросать, да еще и поджигать перед уходом?
Но весьма вероятно, что современное городское хозяйство вызовет у потомков такое же тягостное недоумение, как у нас средневековое. Нас смущает канализация в сточной канаве, а правнук может сказать, что сплошной канализацией был воздух, которым сегодня дышат москвичи, и сплошной бессмыслицей – градостроительная стратегия
http://www.polit.ru/lectures/2008/01/10/transport.html
И у нас сегодняшних окажется намного меньше оправданий, чем у людей средневековья, потому что нам доступны и «проектные чертежи», и «детализованные модели» в компьютере. Мы-то в состоянии оценить научно и объективно ту искусственную среду обитания, которую для себя создаем, – можем, но не хотим.