В новой книге Пола Бушковича «Петр Великий: борьба за власть (1671 — 1725)», изданной в Санкт-Петербурге издательством «Дмитрий Буланин», сочетаются различные жанры исторического повествования: и боевик, и триллер, и детективный сериал. Ведь главный герой, получается, начал борьбу за власть еще до рождения.
Я ценю в истории захватывающий сюжет, но все-таки научная работа такого масштаба — цитирую предисловие: «моя цель — заново написать политическую историю царствования Петра и его предшественников» (6) — в ней должно быть что-то еще, кроме сценарных заявок на боевики.
Когда раз за разом встречаешь у разных авторов симптомы одной и той же разрухи, долго стараешься быть толерантным и добродушным. Но, в конце концов, терпение заканчивается, и то, что накопилось, может обрушиться на последнюю книгу в длинном ряду, которая, может, и не хуже других. А в случае с «Петром Великим» роковую роль сыграла большая сопроводительная статья Д.М. Буланина. Статья называется «Петровская эпоха в истории России и труды о ней Пола Бушковича». Вообще-то издательство выпускало прекрасные книги, и взгляды его руководителя были вполне разумные, так что в данном случае я до сих пор пребываю в растерянности: может, эту статью какие-то злые силы подбросили, фальсифицировали. Судите сами — вот в каком стиле научная статья написана: «При продолжительном шествии рода людского от Сотворения мира до Светопреставления… (500), …по мере приближения к новейшим временам — люди все чаще и все больше становятся жертвой первейшего из грехов — гордыни (502), … не приходится рассчитывать, что наблюдаемый сейчас поворот в русской ментальности будет сопровождаться покаянием… (504), … признаваемый — в эру индивидуализма — единственно правильный антропоцентрический способ характеристики прошлого (собственно «ученая» или «научная» история), независимо от конкретных оценок, деформирует представления об этом прошлом… (507)». И тому подобное.
Очень хотелось бы ознакомиться с историей, написанной с не-«антропоцентрических» позиций. Интересно, с каких еще? Кто должен быть в центре истории? Кошки, кенгуру, кольчатые черви? Или сказочные персонажи, вроде джиннов или эльфов?
Вот, кстати о червях, еще очаровательный пассаж: «неспособность адекватно оценить свои силы — это недуг, это болезнь презренных червей, вздумавших тягаться с Богом. Поверивших искусителю, который соблазнял праотцов запретными плодами… Забывших слова Писания: «Господь гордым противится, смиренным же дает благодать». Море крови — вот каково наследие великих гуманистов, бивших себя в грудь устроителей всеобщего человеческого счастья…» (504).
И какое отношение это все имеет к науке? Но именно с таких теоретических высот выносятся приговоры целым поколениям отечественных исследователей, «присяжных историков», у которых и «наука»-то в уничижительных кавычках. Им поставлены в пример… нет, не монахи Валаамского монастыря, как вы могли подумать, а совершенно неправославные иностранцы, которые, оказывается, изобрели «методологические новации», как то «структурный анализ, историческая антропология и др.», в результате «не случайно… наиболее значительные исследования о правлении Петра и о его эпохе написаны, в последние полстолетия, иностранцами» (508).
Видит Бог, никогда не делил науку по национальности и гражданству. Любое открытие — достояние человечества. В данном случае не ради престижа, но только во имя истины, отмечаю: такие размашистые заявления требуют доказательств — в чем конкретно какие авторы из какой конкретно страны превзошли отечественных специалистов по 17 — 18 веку. В статье господина Буланина доказательства отсутствуют. Видимо, превосходство иностранной науки должно стать очевидным для любого читателя из самого текста монографии Пола Бушковича. К ней и перейдем.
Работа профессора Йельского университета — действительно, интересная. Никакого кликушества в ней, слава Богу, нет. Автор вводит в обращение широкий круг источников, обделенных вниманием. Это донесения иностранных дипломатов, которые «находились в России по делу. Им нужно было знать, как функционирует государство, кто у власти, кто на подъеме и наоборот… У дипломатов не было трудностей с пониманием политического устройства страны. В отличие от многих историков…» (15). Дипломаты как раз и фиксировали для будущего кинематографа, как «В.В. Голицын и Иван Михайлович Милославский поссорились в присутствии царевны Софьи и даже взялись за ножи. Царевна со слезами на глазах умоляла их подумать об интересах страны, а не о своих собственных. Голицын без промедления усмирил свою ненависть ради слез царевны, которая без колебаний пожертвовала ему свое сердце» (147). Отдельной благодарности заслуживает то, что в книге «Петр Великий: борьба за власть» опровергаются сплетни о нашем царе-реформаторе: знаете, когда некоторые комментаторы в источнике вместо слова «сверхъестественный» подставляли «противоестественный» и делали выводы в меру собственной испорченности. Профессор Бушкович восстанавливает текст источника, как он есть (243).
В общем, человеку, который получил нормальное образование (без концентров и «Единого Гэ») и кое-что читал в свободное время, новая книга очень пригодится для пополнения знаний по конкретным вопросам — о характерах героев, личных взаимоотношениях, придворных интригах и следственных делах (особенно о деле несчастного царевича Алексея, которому посвящены две главы). Но изучать по ней переломную для России петровскую эпоху я бы все-таки поостерегся. Каких-то более продуктивных «способов характеристики прошлого» — тоже не наблюдаю. То ли автор оказался в плену своих источников, то ли «методологические новации» настолько хороши, но теоретическое осмысление собранного богатого материала, как правило, укладывается в схему «кто у власти, кто на подъеме и наоборот», то есть восходит, да простится мне ссылка на такого классика — к Александру Дюма. Описывая русскую аристократию, Бушкович не дает сколько-нибудь внятного представления об источниках ее богатства, о социально-экономических отношениях, из которых выросла именно такая элита, о структуре общества до и после Петра. Политика фактически сведена к семейно-клановым распрям — кто кого дернул за бороду, кто кого обозвал червяком — и к личным амбициям вельмож, которые весьма условным образом распределены по «партиям» — «аристократии» и «меритократии» (451). Спору нет, в истории всегда хватало, и хватает до сих пор такой «борьбы хорошего с еще лучшим» за место у кормушки, но Петр Великий все-таки не из этой оперы, иначе он не изменил бы Россию так решительно и бесповоротно. И мы так часто не вспоминали бы о нем в течение вот уже трех столетий. Да и его принципиальные противники, видит Бог, поинтереснее. Тот же Кондрат Булавин. У булавинского движения имелась и социальная база, и программа, и своя правда, трагически несовместимая с правдой царя — преобразователя.
К счастью, все это раскрыто в работах историков прежних поколений, гуманистов, наших уважаемых учителей, которых сегодняшние прицерковленные хунвейбины норовят списать в утиль — за несоответствие идеологической моде.
Пол Бушкович «Петр Великий: борьба за власть (1671 — 1725)», «Дмитрий Буланин», Санкт-Петербург, 2008 год