Ирина Лагунина: В начале будущего года в российский прокат выходит фильм Рона Ховарда «Фрост против Никсона», посвященная исключительно важным событиям новейшей истории США. Об этой исторической основе и о том, как она трансформирована авторами картины, рассказывает Владимир Абаринов.
Владимир Абаринов: 8 августа 1974 года 37-й президент США Ричард Никсон в телеобращении к нации заявил, что досрочно слагает с себя президентские полномочия.
Ричард Никсон: Я предпочел бы пройти через все до конца, какую бы мучительную боль это ни причиняло лично мне, и моя семья единодушно убеждала меня поступить именно так. Но интересы страны должны стоять над соображениями личного характера. Из разговоров, лидерами Конгресса и другими политическими деятелями, я понял, что из-за уотергейтского дела не могу рассчитывать на поддержку Конгресса, необходимую и в моменты принятия трудных решений и при исполнении обязанностей президента так, как того требуют интересы страны. Я никогда не был трусом. Досрочному уходу с этого поста сопротивляется каждая клетка моего организма. Но как президент я ставлю интересы Америки превыше всего.
Владимир Абаринов: Если бы Никсон не ушел в отставку, его отправил бы туда Конгресс, начавший процедуру импичмента. Президент обвинялся в злоупотреблении властью и препятствовании правосудию. Его вынужденный уход стал финалом драмы, которая разворачивалась перед американской публикой в режиме реального времени в течение двух лет. Летом 1972 года, в разгар президентской кампании, в которой республиканец Никсон боролся за переизбрание, глубокой ночью в вашингтонском отеле «Уотергейт» были задержаны люди, пытавшиеся установить подслушивающие устройства в помещениях Национального комитета Демократической партии. След привел в Белый Дом. Никсон был избран на второй срок, но клубок продолжал разматываться. Президент сопротивлялся до последней возможности, но под давлением улик сдался. Страна пережила шок. Вице-президент Джеральд Форд, вступив в должность президента, своей властью освободил Никсона от уголовной ответственности. В течение нескольких лет Никсон хранил молчание. Он исчез из поля зрения публики. Весной 1977 года он неожиданно согласился дать интервью британскому тележурналисту Дэвиду Фросту. Они говорили в течение 12 дней. Эти беседы вышли в эфир четырьмя частями по полтора часа каждая. Никсон впервые изложил в них свою версию событий и принес извинения за случившееся.
Британский драматург Питер Морган, получивший широкую известность своим сценарием фильма «Королева», написал на основе этой истории пьесу, которая с успехом идет на подмостках Бродвея. И вот теперь в прокат вышла экранизация пьесы. Она не только о поединке журналиста и политика, но и об ответственности обоих перед обществом, об исторической правде и ее неоднозначности.
Вот диалог из фильма между Дэвидом Фростом и его сотрудником Джеймсом Рестоном, для которого виновность Никсона очевидна.
Джеймс Рестон: Я хотел бы дать Ричарду Никсону возможность, которой он никогда не имел - предстать перед судом.
Дэвид Фрост: Ну разумеется, мы зададим ему трудные вопросы.
Джеймс Рестон: Трудные вопросы? При нем мы потеряли 15 тысяч американцев и миллионов индокитайцев. Он не попал за решетку только благодаря помилованию Форда.
Дэвид Фрост: Да, но такие банальные наскоки на него, с заранее готовой позицией, что он негодяй... не внушат ли они, наоборот, симпатию к нему?
Джеймс Рестон: В данный момент я считаю невозможным питать к Ричарду Никсону что-либо похожее на симпатию. Он дискредитировал президентскую власть и нанес травму стране, которая его избрала. Американскому народу нужен приговор. Ясный и простой. От этого целиком зависит достоинство нашей политической системы и самой идеи демократии. И если спустя годы люди посмотрят это интервью и скажут: «вот где Никсону удалось оправдаться» - это будет наихудшее преступление.
Владимир Абаринов: Но Фрост отказывается занять предвзятую позицию. К концу картины между ним и Никсоном возникает даже взаимная симпатия. Автор сценария Питер Морган придумал этот поворот и считает, что имел право на такую вольность.
Питер Морган: Когда я встретился со всеми, кто имел отношение к этому интервью, я был поражен. Команда Никсона и команда Фроста – они обе имели помещения. Откуда по мониторам наблюдали за происходящим. И оказалось, что никто не воспринимал происходящее одинаково. Я встречался с каждым из них отдельно. Человеческая память избирательна, и именно поэтому история доставляет такое удовольствие.
Владимир Абаринов: Главной уликой против Никсона стали записи его совещаний с советниками Бобом Холдеманом и Джоном Эрлихманом. Вот фрагмент одной из таких записей.
Боб Холдеман: Теперь что касается расследования - знаете, эта история со взломом штаб-квартиры демократов. Мы оказались в сложной ситуации. ФБР не под контролем, потому что Грэй не представляет, как можно взять дело под контроль. Расследование уже продвинулось - они выяснили проихождение денег, установили банк.
Ричард Никсон: Мммм...
Боб Холдеман: Банкир встречался с ними. Они добрались туда, куда мы не хотели бы, чтобы они добрались. Появился информатор - пришел в Майами в офис ФБР прямо с улицы. У него есть приятель-фотограф, который проявляет пленки и печатает фотографии для Баркера. Так вот на пленках - документы с грифом Национального комитета демократов. Вчера Миттчелл и Джон Дин внимательно все проанализировали и пришли к выводу, что единственный способ остановить все это <...> - Уолтерс должен позвонить Пэту Грэю и просто сказать: "Прекратите все к черту! Это наше дело, и мы не хотим, чтобы вы продолжали совать в него нос". Это не такой уж необычный поворот. <...>
Ричард Никсон: А что с Пэтом Грэем? Почему он уперся?
Боб Холдеман: Пэт не хочет. И не знает, как это сделать. У него нет оснований останавливать расследование. Вот и надо дать ему основание. А он тогда позвонит Марку Фелту, своему заместителю, а Марк Фелт как раз готов к сотрудничеству, потому что он...
Ричард Никсон: Ну да...
Боб Холдеман: ...амбициозен.
Ричард Никсон: Так-так...
Боб Холдеман: Стало быть, он ему позвонит и скажет: "Мы получили сигнал из-за реки - попридержать дело". Это как раз то, что нужно, потому что агенты ФБР, работающие на этом деле, именно сейчас почувствовали, что за этим стоит ЦРУ.
Владимир Абаринов: Патрик Грэй – исполняющий обязанности директора ФБР. Генерал Вернон Уолтерс – заместитель директора ЦРУ. «Из-за реки» - то есть из штаб-квартиры ЦРУ в Лэнгли. Никсон хочет сделать так, чтобы разведка замяла дело под предлогом интересов национальной безопасности. Мрачная ирония ситуации заключается в том, что Марк Фелт, на которого возлагают надежды советники Никсона, был главным осведомителем журналистов «Вашингтон Пост», раскрутивших Уотергейтское дело. Долгие годы этот осведомитель был известен публике под псевдонимом «Глубокая глотка». Опасаясь судебного преследования за разглашение служебной тайны, он все это время молчал и лишь три с половиной года назад, в возрасте 92 лет, решился раскрыть инкогнито. Фелт скончался поздно вечером в четверг, 18 декабря. Ему было 95 лет.
В интервью Фросту Никсон признался, что просто не мог «сдать» Холдемана и Эрлихмана. Это одно из самых ярких мест разговора. Сценарист заметно изменил оригинальный текст интервью, усилил позиции Фроста и ослабил позиции Никсона. Вот этот фрагмент. Версия Моргана.
Ричард Никсон: Эти парни, Холдеман и Эрлихман, я знаю их семьи, знал их, когда они еще были детьми. И я всегда стоял на той точке зрения, что всё, что они делают – всё что мы все делаем – в этом нет состава преступления. Когда ты занимаешь такой пост, ты делаешь много такого, что, строго говоря, не является законным. Но делаешь это, потому что это отвечает высшим интересам государства.
Дэвид Фрост: Минуточку... я не ослышался? Вы действительно сказали, что существуют ситуации, когда президент вправе решить, что, если это отвечает высшим интересам государства, он может сделать нечто незаконное?
Ричард Никсон: Я говорю, что когда это нечто делает президент, это не может быть незаконным.
(Пауза.)
Дэвид Фрост: Виноват?
Владимир Абаринов: Та же фраза, сказанная в действительности самими Никсоном.
Ричард Никсон: Я говорю, что когда это нечто делает президент, это не может быть незаконным.
Владимир Абаринов: В оригинале Фрост не держит шекспировскую паузу и не говорит «Виноват?». Его следующая реплика, дополняющая фразу Никсона – «По определению». Президент не может нарушить закон по определению. «Совершенно верно», - соглашается Никсон и продолжает рассуждать на эту тему.
Питер Морган настаивает на своем праве на такие искажения.
Питер Морган: Вы знаете лучше, чем кто бы то ни было: мы запишем нашу беседу, потом я уйду, а вы пойдете в студию и измените ее до неузнаваемости. Потом, через какое-то время, вы просто забудете, чтó я сказал на самом деле, а что вы потом отредактировали. Именно это и произошло. Не стоит забывать, что интервью Фроста, которое все мы видели, прошло через долгий процесс редактирования, и в результате в нем возникли новые смыслы. Так вот о разнице между истиной и точностью. Меня спрашивают: это действительно то, что произошло между королевой и Тони Блэром? Конечно, нет. Они бы никогда не рассказали мне, если бы я их спросил. Я знал, что они трижды встречались на одной неделе, и я решил сочинить эти три диалога. Но слова, которые я использовал, не были безответственной фантазией. Я опирался на бесчисленные интервью и на здравый смысл. То же самое касается Фроста и Никсона. Я не имел возможности поговорить с Ричардом Никсоном. Но я считаю, вставить определенные вещи допустимо. Я прочел много его интервью, и многое из того, что я вставил, на самом деле было сказано им, просто я пользовался другими источниками, а не одним интервью Фроста. Так что Никсон иногда говорит то, что он действительно сказал Фросту, иногда нечто совершенно иное. Но я подхожу к своей работе достаточно строго, и убежден, что то, что я делаю – это не безответственно.
Владимир Абаринов: Ричард Никсон убеждал Фроста, что вовсе не препятствовал правосудию.
Ричард Никсон: Я не считал это укрывательством. Я не собирался ничего укрывать. Если бы я хотел укрыть, я бы сделал это. Знаете, как бы я сделал это, причем с легкостью? Я бы сделал это сразу же после выборов – просто помиловал бы всех. И вся история канула бы в небытие.
Владимир Абаринов: Вот еще одно замечательное место.
Ричард Никсон: Я не ношусь с мыслью о том, что я был низвержен в результате переворота, заговора и так далее. Я сам себя низверг. Я дал им шпагу, и они вонзили ее и провернули клинок внутри раны с наслаждением. И я полагаю, на их месте я сделал бы то же самое.
Владимир Абаринов: И наконец, самое главное – подлинное признание Никсоном своей вины. Этому монологу предшествует рассказ о совещании с советниками, в ходе которого выяснилась полная бесперспективность дальнейшего сопротивления правосудию.
Ричард Никсон: Я был просто раздавлен. Начал плакать, и у меня невольно вырвалось признание. Я сказал: «Простите. Надеюсь только, что я не подвел вас». Этим все сказано. Я подвел своих друзей, подвел страну, дискредитировал нашу систему управления государством, обманул мечты тех молодых людей, которые должны были бы работать в правительстве, но теперь думают, что правительство коррумпировано и все такое. Самое главное – я лишил себя возможности еще два с половиной года работать ради прочного мира. А ведь я мечтал об этом, говорил об этом в нашем первом интервью 68-го года. Я не с казал вам тогда, что могу проиграть выборы, но на самом деле я не был уверен в победе. Да, я обманул ожидания американцев. И я буду нести это бремя вины до конца жизни. Моя политическая карьера кончена. Я больше никогда не получу возможность вернуться на государственную службу. Ну, может быть, время от времени я смогу скромно что-то советовать. Так вот возвращаясь к вашему вопросу... технически я не совершил преступления, каких-либо действий, заслуживающих импичмента. Но это юридические тонкости. Если говорить о том, как я разруливал ситуацию, то я столько напортачил, так плохо распорядился... Самыми худшими ошибками были ошибки сердца, а не головы. А на этой работе ты должен иметь сердце, но твоя голова должна всегда управлять твоим сердцем.
Владимир Абаринов: Почему Никсон так разоткровенничался с Дэвидом Фростом? Этот вопрос чрезвычайно волновал журналиста CBS Майка Уоллеса – его мучила профессиональная зависть. Тогда же, в мае 1977 года, Уоллес взял интервью у Фроста.
Майк Уоллес: Он, собственно, не признался ни в чем касающемся Уотергейта.
Дэвид Фрост: С другой стороны, большой объем информации оказался обнародованным. С тех пор, как он перестал говорить на публике, впервые множество новых фактов задокументировано. Таким образом, признаётся он или не признаётся, его объяснения охватывают огромный массив новых акцентов.
Майк Уоллес: Если все это действительно представляет такую ценность, почему он не приберег это для своей книги, которая принесла бы ему в 3-4 раза больше денег. Зачем рассказывать вам?
Дэвид Фрост: Потому что он понимает, что телевидение – более эффективное средство информации, чем книга. Если он сумеет в телеинтервью создать впечатление, что он говорит правду, это увидят миллионы людей. Он сознает, что если он упустит эту возможность, книгу просто никто не купит.
Майк Уоллес: Имеет ли он долю в прибыли? Или вы заплатили ему разовый гонорар?
Дэвид Фрост: Я не могу вдаваться в детали.
Майк Уоллес: Виноват! Если вы заплатили ему, скажем, 600 тысяч долларов в качестве единовременного вознаграждения, а выручили за программу три миллиона, получит ли он процент от реализации?
Дэвид Фрост: Мои обязательства запрещают мне говорить об этом.
Владимир Абаринов: Именно Майк Уоллес докопался до правды: Ричард Никсон получил не только гонорар в 600 тысяч долларов (по нынешнему курсу это более двух миллионов), но и 10 процентов от реализации интервью. Таким образом, это был совместный бизнес-проект Никсона и Фроста: интервьюируемый был заинтересован в его успехе не меньше интервьюера.
И последнее. На русский название фильма перевели как «Фрост против Никсона». Это не вполне корректно. Фрост не против Никсона. В английском оригинале это просто два имени, разделенных знаком дроби: Фрост в числителе, Никсон в знаменателе. Чему равна эта формула, судить зрителю.