Вышедшие в канун новогодних праздников мемуары Кристофера Пламмера очаровали критиков, обнаруживших, что знаменитый на весь англоязычный мир актер театра и кино умеет писать не хуже, чем играть. Книга даже попала на обложку последнего в прошлом году выпуска The New York Times Review of Books [Alex Witchel. What a Night!].
Роль капитана Фон Траппа в мюзикле «Звуки музыки» — самая популярная роль канадского актера Кристофера Пламмера. Это забавно: во-первых, потому, что сам актер эту роль терпеть не мог (за «одномерность и полное отсутствие юмора»), а во-вторых, потому, что роль эта очень уж не характерна для Пламмера — патриарха классического драматического театра. Пламмер с юности исполнял на сцене роли римских патрициев и шекспировских принцев. Он играл Язона в эврипидовской «Медее», архиепископа Кентерберийского в пьесе Ануя «Беккет», Эдипа в пьесе Жана Кокто. Он дважды получил театральную премию «Эмми», дважды — театральную премию «Тони», в 1986-м году был зачислен в Палату славы американского театра, а в 97-м — в Палату славы канадского театра. В статье по случаю бродвейской премьеры пьесы «Барримор» весной 97 года (в которой 70-летний актер блистательно сыграл своего великого коллегу — актера Джона Барримора), критик газеты «Нью-Йорк Таймс» Бен Брэнтли писал:
Пламмер каждой новой ролью закрепляет свою репутацию лучшего классического актера Северной Америки.
Происхождение Кристофера Пламмера соответствует его царственным персонажам: он был праправнуком сэра Джона Джозефа Калвелла Эбботта — канадского премьер-министра, потомка британской аристократии. Но его собственные родители не удержались на вершине социальной лестницы. Отец после развода исчез, мать надрывалась на двух работах, и юный Кристофер, обремененный хорошими манерами и подавленными эмоциями, нашел утешение в фантасмагорическом мире театра, джаза и ночной жизни прелестного, полуканадского-полуфранцузского города Монреаля конца 40-х годов.
Актерскую карьеру Пламмер начал в 16 лет, и в 18 уже получил восторженные отзывы в прессе за роль Эдипа. В начале 50-х годов двадцатилетний Кристофер уезжает в Нью-Йорк, где работает с Эли Казаном — лучшим театральным и кинорежиссером того времени. Пламмер вспоминает:
Генеральная репетиция «Сладкоголосой птицы юности» Теннесси Уильямса. В главной роли — бесподобная Джеральдина Пейдж. В зале слышно, как муха пролетит — такая тишина. И вдруг с балкона Теннесси Уильямс начинает кричать хриплым голосом: «Она погубила мою пьесу! Она погубила мою пьесу!». К моему изумлению, никто на эти вопли не обращает внимания (или делают вид, что не обращают). «Что случилось? — шепчу я Казану в панике, — чем Уильямс недоволен?». — «Да не волнуйтесь, — говорит Казан, — Просто она отняла у него пьесу. Это теперь ее пьеса, она больше не принадлежит Теннесси. И он это знает». Этот эпизод был для меня первым актёрским уроком в Нью-Йорке...
Другим уроком была работа с кинорежиссером Джоном Хьюстоном над фильмом «Человек, который мог стать королем», где Пламмер играет Киплинга:
Я хотел (я должен был) сделать Киплинга обаятельным, и я пытался подействовать на публику теми же средствами, которыми мне удавалось подействовать на женщин. Но Хьюстон немедленно перебивал меня: «Ой, не пойте, Крис!.. Ой, не пойте. Уберите музыку из своего голоса». И так до тех пор, пока я, наконец, не нашел правильный тон.
Кристофер Пламмер всей душой предан театру. На профессию киноактера он поначалу смотрел с презрением: «Я был слишком избалован роскошью и успехом своих театральных ролей», — пишет он в мемуарах. И это отношение видно в его первых работах в кино, в небрежно сыгранном капитане фон Траппе. Но уже в 1970 году, в фильме Сергея Бондарчука «Ватерлоо» Пламмер незабываемо играет Веллингтона. Потом — Киплинга в 75-м. В 81-м году в фильме «Любитель» он создает очень интересный и загадочный образ сотрудника секретной службы одной из восточно-европейских стран. Чем старше становился актер, тем мощнее делаются его кинообразы — даже второстепенные: психиатр в «Играх разума», упрямый судья в «Долорес Клэйборн», не говоря уж о роли Льва Толстого в фильме 2008 года «Последняя станция».
Но недаром Кристофер Пламмер назвал свои мемуары «Вопреки себе». Он с юности был серьезнейшим актером, до глубины души преданным театру, и он был таким гулякой, каких свет не видел. В Нью-Йорке его ближайшим другом и постоянным собутыльником был другой замечательный актер — Джейсон Робардс:
Стоило мне войти в номер нью-йоркской гостиницы «Алгонквин» (знаменитого пристанища артистов с легкой руки Дороти Паркер), как немедленно раздавался телефонный звонок. Низкий женский голос, без «здрасьте» и прочих приветствий, инквизиторски спрашивал: «Где Джейсон?!». Это был голос многострадальной подруги Робардса — прелестной киноактрисы Лорен Бакал. Я клятвенно обещал немедленно отыскать Джейсона, через пятнадцать минут находил его в любимом баре, и мы (уже вдвоем) погружались в ночную жизнь Нью-Йорка, безошибочно трезвея ко времени репетиций. Среди сонма длинноногих обитательниц дорогих баров и других разнообразных персонажей нью-йоркского ноктюрна мы даже встретили однажды лошадь, любившую виски «Джек Дэниелс»... Под утро я возвращался в гостиницу, входил в номер, и немедленно раздавался звонок. «Где Джейсон?!».
Кристофер Пламмер (который и стареет очень красиво) в молодости был так хорош собой, что, по выражению кого-то из актеров, «действовал на женщин, как валерианка на кошек». «Его рассказ о том, как он миловался с дамой, одновременно ведя деловой разговор по телефону с ее мужем, — пишет рецензент мемуаров Алекс Уитчел, — станет, я уверен, застольной классикой».
Пламмер был женат трижды и в мемуарах честно описывает провалы двух первых браков. Когда он встретил, наконец, актрису Илэйн Тэйлор, свою третью (и уже бессменную) жену, Пламмер был счастлив обрести, наконец, дом, уют и покой. Но именно с этого момента его мемуары начинают скучнеть — описать супружеское счастье под силу, видимо, только великим писателям.
Тем не менее, если закрыть глаза на happy ending, то во всем остальном Кристофер Пламмер — наблюдательный свидетель и ностальгический певец даже не одного, а нескольких «золотых» веков американской, канадской и английской богемы: «мира монреальских кафе» конца 40-х годов; театрального Нью-Йорка 50-х; Лондона в вихре «свинга» 60-х; и плодовитого десятилетия 70-х годов — времени эпохальных голливудских фильмов и неуверенной советской оттепели. (Он описывает, например, как в 1970 году солдат советской массовки в фильме Бондарчука «Ватерлоо» прямо со съемок отправили на подавление не то пограничного, не то этнического конфликта, даже не сняв с них военную форму 1812 года). Словом, мемуары Кристофера Пламмера — увлекательнейшее чтение для всех, кто способен испытать ностальгию по чужому прошлому.
Christopher Plummer. In spite of Myself: A Memoir — Кристофер Пламмер. «Вопреки себе. Мемуары»