Александр Зыков: "Главная наша месть Путину – быть счастливыми"

23-летний Александр Зыков – один из самых ярких молодых оппозиционных политиков. Он возглавлял штабы Алексея Навального в Саратове и в своем родном городе – Костроме, участвовал в подготовке расследований, разоблачал коррумпированных чиновников. Теперь ему пришлось покинуть Россию из-за угрозы уголовного преследования. Он подчеркивает, что решение это вынужденное и временное.

Александр Зыков рассказывает, что 26 декабря сотрудники полиции попросили его соседа предоставить парковочное место на несколько дней. Зыков предположил, что полицейские готовятся задержать его и возбудить уголовное дело об организации экстремистского сообщества. Эта статья предусматривает от 6 до 10 лет колонии.

Сеть штабов Алексея Навального в России признана экстремистской организацией и запрещена. Многие руководители покинули страну, на оставшихся обрушились репрессии. В ноябре была арестована бывший координатор штаба Навального в Уфе Лилия Чанышева.

Зыков не сообщил, в какую страну уехал. "Я сконцентрируюсь на помощи молодым людям, которые должны покинуть Россию из-за угрозы преследования по политическим причинам. Больше всего хочу, чтобы Лилия Чанышева стала свободной", – сказал он.

12 января, уже находясь за границей, он узнал, что выиграл в Костроме судебное дело.

Интервью, которое Александр Зыков дал Радио Свобода, приурочено к годовщине со дня возвращения Алексея Навального в Россию и его ареста в московском аэропорту.

– Александр, нашу новость о вашем отъезде иллюстрирует такая фотография – вы стоите в компании молодых людей, один в футболке "Навальный 2018", у вас рассечена бровь и кровь течет по лицу. Когда этот снимок был сделан?

– В 2017 году, во время одного из предвыборных мероприятий по поддержке выдвижения Алексея Навального. Мы тогда ставили агитационный куб, и ко мне подошел полицейский, который начал себя неадекватно вести, а на просьбу показать удостоверение просто ударил меня головой в лицо.

Александр Зыков с рассеченной бровью

– Когда вы заинтересовались Навальным и почему примкнули к его команде? И когда познакомились с самим Алексеем?

– Я жил в Костроме, и в 2015 году ПАРНАС устраивал выборы в областную думу. В областную думу шел Илья Яшин, и его поддерживали Алексей Навальный и Фонд борьбы с коррупцией. Тогда я впервые узнал, что в России вообще существует какая-то оппозиция, а я с детства критически относился к действующей власти России. Пару раз побывал у них в штабе, пару раз раздавал листовки. А в 2017 году, когда Алексей выпустил расследование про Дмитрия Медведева, я понял, что в Костроме необходимо устраивать такой же митинг, как в остальных регионах России. Я его устроил, попал в полицию, на митинг не попал, к сожалению, но после этого мне предложили работу в штабе, и мы начали совместную деятельность. А с Алексеем я познакомился в 2018 году, через год работы в предвыборном штабе.

– Какое было самое крутое расследование, которое вы за эти годы сделали?

– Думаю, что самым крутым расследованием можно назвать то, которое вышло в моих социальных сетях после закрытия штабов Алексея Навального. Это расследование про землю, которую единоросс Виктор Зайцев своровал у города Костромы. Он украл землю на несколько десятков миллионов рублей, а это для Костромы достаточно существенная вещь, и воровство такого масштаба является чем-то исключительным.

– Наверное, последний год был очень тяжелым? Вы расставались со штабом в депрессивном состоянии?

– Я жил в России и понимал, что такое рано или поздно может произойти. Я, конечно, рассчитывал, что маховик репрессий будет раскручиваться медленнее, чем в итоге получилось, но, к сожалению, вышло так, как вышло. Единственное, что огорчило меня, это арест Лилии Чанышевой. И безусловно, главная мысль каждый день, когда ты просыпаешься: когда Лилия Чанышева выйдет на свободу? Это для меня одна из самых важных вещей.

– Вы знакомы с Лилией Чанышевой?

– Конечно. Не скажу, что мы были друзьями, но мы были товарищами по работе.

Лилия Чанышева

– Как вы думаете, почему именно с ней так безжалостно обошлись?

– Я думаю, что в этом нет никакой логики. А почему при доставлении в отдел активистам в некоторых регионах начали надевать мешки на голову – как со мной не было? Ну, этому нет объяснения, это просто фирменная жестокость, для того чтобы, видимо, другим было неповадно. Но жестокость в какой-то момент начинает работать не в сторону атакующего, а против него, и при ужесточении репрессий мы, скорее всего, увидим позитивный эффект, который был бы необходим нам. Как мы видим сейчас активизацию большого количества людей, не только молодежи, по всей стране. Мы сейчас видим, что политика в России жива, несмотря на то что ее всячески стараются умерщвлять.

– А когда вам надели мешок на голову?

– Это было накануне митинга 23 января за освобождение Алексея Навального из тюрьмы. Я пытался мирно выйти и доехать до митинга, который я организовывал, но не смог дойти до остановки общественного транспорта, потому что остановилась машина, из которой вывалились четыре амбала, нацепили мне мешок на голову, повалили меня лицом в снег и потом зачем-то – я не знаю, зачем это необходимо было, абсолютно необъяснимая штука – повезли в лес, а в дальнейшем доставили в отдел.

Митинг в Костроме

– Но митинги в Костроме состоялись?

– Конечно, состоялись. Отсутствие организатора не означает, что у людей нет запроса на освобождение Алексея Навального. Они состоялись и были одними из самых масштабных в истории Костромы.

– Я уверен, что вы спорили в штабе, правильно Навальный сделал или лучше было ему остаться в Германии. За этот год у вас сформировалось окончательное мнение?

– Алексей Навальный самостоятельно знает, что ему необходимо для того, чтобы добиться политических целей, которые у него есть. И я в любом случае буду поддерживать его, какие бы решения он ни принимал относительно себя. Если он считает, что необходимо быть в тюрьме, чтобы добиться своих политических целей, то я буду его всячески поддерживать, потому что считаю, что это именно тот человек, который сейчас необходим России в политическом плане.

– В январе прошлого года была эйфория и от разоблачения отравителей, и от того, что Алексей выжил, и от фильма про дворец. Казалось, что они не посмеют его арестовать...

– Алексей Навальный – опытный политик, Алексей Навальный прекрасно знал, чем может кончиться его возвращение в Россию, и я думаю, что он пошел осознанно на это решение, и сейчас вне зависимости от того, что произошло раньше, Алексей Навальный, безусловно, заслуживает поддержки.

– А что вы думали тогда?

– Я просчитывал несколько вариантов развития событий. Первый вариант – что Алексею Навальному дадут доехать до дома и впоследствии задержат по какому-нибудь липовому уголовному делу, вроде оскорбления ветерана. Но я не ожидал, что это будет так топорно, не ожидал, что его прямо в аэропорту задержат, при огромном скоплении журналистов. Но это показало вектор дальнейшего развития российской власти.

Возвращение Алексея Навального в Россию, 17 января 2021 года

– Были времена, когда Навальному разрешали участвовать в выборах мэра, он выступал на легальных митингах, то есть в Кремле его воспринимали как оппозиционного политика, с которым нужно считаться. Но позднее было принято решение его физически ликвидировать. Как вы думаете, когда наступил этот переломный момент?

– Алексей Навальный после 2013 года был политиком, с которым Кремль считался, и это было видно по вниманию Кремля к его избирательной кампании. Нам постоянно препятствовали во время предвыборных акций, и абсолютно ясно было, что Алексея Навального так или иначе со временем, с учетом того, что его политическое влияние росло, захотят убрать. Но опять же никто из нас не предполагал, что российское государство имеет целый спецотряд убийц, которых оно высылает травить своих оппонентов. И то, что мы в итоге выяснили, являлось шоком для всех.

– Велик ли потенциал угрозы, которую команда Навального представляете для путинизма?

– Путинизм, конечно, монолитный, но в нем присутствует огромное количество разных политических сил, которые представлены олигархическими кланами. И штабы Алексея Навального в этом плане работали очень эффективно, потому что они могли влиять на расклад сил в регионах, становились самостоятельной политической силой, при этом не имея никакой связи ни с Кремлем, ни с олигархическими кланами. Во многих регионах штабы проводили суперуспешную работу, и в этом смысле опасность представлялась высокой.

– Весной 2020 года, после первого локдауна вы рассказывали нам, как тяжело Костромская область переживает наступление ковида, ограничения, связанные с пандемией. Вы сами тогда попали в больницу. Как эти последние два года прожила ваша область?

– Мы страдаем прежде всего от не очень эффективных управленческих решений, в том числе губернатора Костромской области Ситникова. Но в целом костромичи достаточно ответственно – как я, по крайней мере, видел – относятся к локдауну и к коронавирусным ограничениям. У нас не очень сильно распространено антиваксерство. Оно, безусловно, присутствует, но в гораздо меньшей степени, чем в других регионах, и в этом плане за счет ответственности людей Костромская область переживает пандемию достаточно хорошо. А за счет неправильных решений, в том числе политических, со стороны администрации Костромской области мы имеем ряд проблем.

– Область бедная, и сейчас инфляция еще больше стала бременем для простых людей.

– Да, безусловно, она стала бременем для простых людей, и я думаю, что ситуация в ближайшее время будет ухудшаться. Но, опять же, в этом нет вины Костромской области. В этом есть вина власти, которая занимается фактически уничтожением бизнеса на местах, она принимает в локдаун решение о том, что кафе, рестораны не могут работать после 11:00. Хотя, казалось бы, почему? Коронавирус распространяется после 11 точно так же, как и в 9 утра или в 2 часа дня. Поэтому, безусловно, Костромская область будет беднеть, к сожалению, но в этом непосредственная вина только одного человека – губернатора Костромской области.

Сергей Ситников

– Вы сказали, что политика по-прежнему жива. Но штаб Навального пришлось закрыть, начались репрессии. Образовалась пустота, наполненная страхом?

– Нет никакой пустоты. Есть две эмоции – злость и раздражение, которое переходит в воодушевление так или иначе. И это только заставляет тебя больше работать, потому что понимаешь, что тебе будет сложнее, а это означает, что тебе нужно в два раза больше усилий прилагать, чтобы делать то же самое. А какой-либо депрессии и апатии я не замечал никогда.

– Я говорю не только об активистах, а о простых людях, которые вам симпатизировали. Не стали они отшатываться от всего, связанного с Навальным, опасаясь, что их затронут репрессии?

– Они не стали отшатываться, и я думаю, что в большинстве своем людям, которые коммуницировали со штабом Навального в Костроме, опасность не угрожает. Она угрожает руководителям и работникам штабов Навального, а волонтерам – в гораздо меньшей степени.

– Вы приняли решение "временно", как вы подчеркиваете, уехать из России. Когда вы поняли, что оставаться опасно?

– Решение я принял месяца два назад, это произошло после ареста Лилии Чанышевой. Просто я свой отъезд планировал цивилизованно, я не хотел бежать, поэтому я и пишу, что не покинул страну, а временно уехал. Я просто начал заниматься вопросом оформления гуманитарной визы. Пошел в посольство, и у меня было собеседование 27 декабря, а 28 декабря, когда я приехал из Москвы в Кострому, я увидел огромное количество новостей, что мои бывшие коллеги задержаны, и в этот день принял решение быстро взять чемодан и отправиться в другую страну.

– Вы пишете, что за вами была установлена слежка. Вы к слежке привыкли – в Саратове за вами следили чуть ли не каждый день. Но тут было что-то необычайное?

– 26 декабря к моему соседу пришли оперативники и попросили предоставить место под парковку. "Попросили" – это такой речевой оборот, потому что, безусловно, это было требование. И поскольку 28 декабря, когда я вернулся домой, я увидел огромное количество новостей, связанных с задержаниями, а вечером ко мне подошел мой сосед и сказал, что оперативники, находящиеся на его парковке, следят за моим домом, я понял, что это может быть взаимосвязано и тоже является достаточно очевидным сигналом к тому, что необходимо покинуть Россию.

– Сможете проводить расследования по Костромской области из-за границы?

– Безусловно, я буду проводить различного рода расследования и публиковать информацию, которая является болезненной для губернатора Костромской области. Это одна из моих первоочередных задач после того, как я адаптируюсь к новым условиям. В России пока что остаются, к сожалению, достаточно большое количество молодых людей, которым также угрожает опасность по этому сфабрикованному делу против ФБК (* Фонд признан Минюстом экстремистским), и я планирую каким-то образом им помогать. Всем, кто ко мне обратится, я буду пытаться помочь покинуть страну в случае, если им действительно угрожает уголовное дело.

– В посте, посвященном отъезду, вы пишете: "Главная наша месть Путину – быть счастливыми и уничтожать его с веселой улыбкой". Есть у вас представление, когда и почему могут произойти радикальные перемены? Произойдут ли они сверху или снизу?

– Я думаю, что мы узнаем ответ на этот вопрос в 2024 году, а относительно всего остального – мы будем работать, будем работать в усиленном режиме. Нам теперь легче работать. И мы теперь более счастливы, потому что нет маховика репрессий, который постоянно заставляет нас переживать. Поэтому я уверен, что это скоро.

– Но ваш лидер находится под арестом.

– Еще одна дополнительная причина, чтобы еще больше работать, еще больше неприятностей приносить режиму, еще больше способствовать его развалу. И мы, конечно, не собираемся останавливаться. Уж я-то точно не собираюсь.