Альманах «Метрополь». Инакомыслие?

(Поет Юз Алешковсий. "Окурочек").

Иван Толстой: Юз Алешковский и альманах "Метрополь". Давайте, Андрей, поясним, какая тут связь?

Андрей Гаврилов: Связь здесь очень простая. Дело в том, что в альманахе "Метрополь" Юз Алешковский просто был напечатан, были напечатаны тексты его песен. Подборка так и называлась: "Ю. Алешковский. Три песни", и мы только что прослушали одну из этих песен. Забавно, что в альманахе "Метрополь" было представлено два барда, как мы их называем, хотя не нравится мне это слово, особенно применительно к сегодняшним нашим персонажам, это Юз Алешковский и Владимир Высоцкий. И очень интересно посмотреть на содержание альманаха. Дело в том, что Высоцкий представлен дважды. Он представлен как один из авторов поэтического эпиграфа, а именно поэтическим эпиграфом и открывается альманах "Метрополь", а после этого его подборка называется "Стихи и песни", хотя, насколько я понимаю, за одним единственным исключением, и то сомнительным, все тексты это именно тексты песен. Тем не менее, он представлен как поэт. А Юз Алешковский, который намного шире, чем просто бард и, в отличие от Высоцкого, был известен и как прозаик, и как драматург, был представлен именно как песенник. Забавно, что так получилось.

А теперь, Иван, пора сказать, почему "Метрополь", что такое "Метрополь", и зачем "Метрополь"?

Иван Толстой: Перед этим я хотел вас спросить вот, о чем. Альманах "Метрополь" появился сорок с небольшим лет назад, а кажется, что совсем недавно. Вы когда, Андрей, о нем узнали?

Андрей Гаврилов: Я о нем узнал довольно поздно. Я узнал сначала некоторые тексты из него, которые стали расходиться в самиздате, не как полный комплект "Метрополя", а как отдельные поэтические, прозаические странички. Позже я услышал слово "Метрополь", но не связал его с тем, что я читал до этого. А впервые услышал в довольно сюрреалистической ситуации, когда на книжном рынке в Москве, на Кузнецком мосту, ко мне подошел один человек, которому я, очевидно, как-то примелькался, и спросил: "Метрополь" нужен"? Нельзя было ударить лицом в грязь. "Что за издание?" –спросил я. "Первое машинописное". Как-то мы с ним расстались, и я до сих пор не могу понять, действительно ли у него был один из тех официальных двенадцати (а, по моим подсчетам, четырнадцати) экземпляров или это уже была самиздатовская перепечатка. Хотя, судя по тому, что он сказал, там были рисунки, а в самиздатовском варианте, который разошелся по стране, рисунков я не припомню. Вот эта загадка меня мучает много лет – неужели я упустил шанс стать обладателем оригинального издания "Метрополя"?! А потом, конечно, "вражеские голоса", история "Метрополя" – все это уже стало фактом ежедневной литературно-подпольной жизни.

Иван Толстой: Мне кажется, Андрей, вероятнее, что вам этот человек на книжном рынке предлагал не оригинальный, один из двенадцати, экземпляров, а ардисовское, самое первое издание, которое было выполнено на ротаторной машине как точная копия машинописного экземпляра. Он был в размер листа писчей бумаги. Это и было самое первое издание. Этот книжник был формально прав. И там были и рисунки воспроизведены, потому что это был уже типографский способ печати, хоть и ротаторный, и это была чистая машинопись, полное повторение оригинала. Более того, ротаторный вариант сохранял всю корректорскую правку машинописного оригинала, исправление букв, зачеркивание, переносы слов и прочее. А потом уже, через некоторое время, альманах был перенабран и выпущен в виде наборной книжки.

Андрей Гаврилов: Это самое логичное объяснение, за одним исключением. Дело в том, что этот человек никогда больше не был замечен на предложениях тамиздата, его специализация была именно самиздат, именно странички, иногда в таких синих папках с тесемочками. Но именно тогда (отвечая на ваш вопрос) я впервые столкнулся с таким понятием, как том или книга "Метрополя".

Обложка ротапринтного издания. Ардис, 1979

Иван Толстой: Давайте скажем несколько слов о формальной стороне дела, об анкетных, что называется, данных.

Первоначальный замысел литературного альманаха относится к 1978 году и принадлежит Василию Аксенову и Виктору Ерофееву. Затем эти два писателя пригласили к совместной работе сначала Евгения Попова, а затем Андрея Битова и Фазиля Искандера. Целью проекта было издание сборника, в который должны были войти тексты, никогда ранее не публиковавшиеся–в силу того, что были "непроходимы" в советской печати по эстетическим и тематическим критериям. Издание этих произведений, как утверждали авторы альманаха в своих письмах в официальные инстанции, могло бы расширить картину советской литературы того времени.

Речь шла о сборнике, неоднородном по составу, который призван был отразить многогранность неофициальной культуры 1970-х годов. Сами авторы принадлежали к разным литературным течениям и поколениям, их отношения с советской властью также были различными. В сборнике участвовали авторы, в целом признанные официальными инстанциями, хотя и отклонявшиеся от канонов соцреализма, – такие как Андрей Вознесенский, Белла Ахмадулина, Фазиль Искандер. Однако большинство авторов "Метрополя" так или иначе занимали промежуточное положение между официальной советской "высокой литературой" и неподцензурной словесностью.

Евгений Попов, Василий Аксенов и Виктор Ерофеев с "Граммофоном" Бориса Мессерера.

Среди них были писатели, не имевшие возможности опубликовать главные свои произведения и печатавшие только сочинения для детей – Юз Алешковский и Генрих Сапгир. Владимир Высоцкий, получивший широкое признание читателей и слушателей, много снимавшийся в кино и игравший в театральных спектаклях, но не имевший возможности издать свои стихи. Или Семен Липкин, публиковавшийся, в основном, как переводчик. Фридрих Горенштейн, реализовавшийся только как киносценарист и автор одного-единственного разрешенного рассказика. Другой случай – в 1960-е годы официально признанный писательскими кругами и нонконформистами, но в 1970-е все более оппозиционно настроенный Василий Аксенов.

Почти не имела возможности публиковаться в конце 1970-х Инна Лиснянская, не могли напечатать художественную прозу и эссеистику Борис Вахтин (он публиковался как синолог), историк авангардного искусства Василий Ракитини некоторые другие. А такие авторы, как Юрий Кублановский, Виктор Тростникови Юрий Карабчиевский, даже и не предпринимали попыток напечататься.

Надо сказать, что в "Метрополе" опубликовал отрывок из романа TheCoup ("Переворот") по-английски с параллельным русским текстом известный американский писатель Джон Апдайк, которого пригласил Василий Аксенов, хорошо ему знакомый, специально, чтобы придать проекту статус международного.

Участники альманаха

Андрей Гаврилов: Мне кажется, что здесь есть легкая неточность в изложенной вами версии "Метрополя". Насколько я знаю, изначальный посыл был не только представить авторов, которые не имели возможности напечататься на территории Советского Союза. Одна из идей была сделать сборник текстов, которые были не приняты советскими издательствами, которые были предложены издательствам в качестве готовых текстов, заявок или подборок. Не то, что, в принципе, по идее составителей могло бы считаться непроходимым, а то, что действительно было непроходимое, потому что различными инстанциями, различными уровнями цензуры было отвергнуто.

И Борис Вахтин был, конечно, известен как синолог, но он уже публиковался, у него был опубликован, если не ошибаюсь, рассказ не в составе группы "Горожане", которую он основал с Марамзиным и Ефимовым, а просто как у отдельно взятого прозаика. И я допускаю, что его повесть или большой рассказ "Дубленка", с которого у меня началось знакомство с текстами "Метрополя" и который меня абсолютно поразил своим подходом к описанию советской действительности, мог быть кому-то предложен, по крайней мере, в качестве идеи. И тогда идея "Метрополя" становится в чем-то чище. Там же нет откровенных диссидентов, откровенных антисоветских текстов, которые действительно не было смысла никуда предлагать. Там были вещи – прозаические, критические, поэтические –которые могли бы чуть-чуть при другом ветре и раскладе быть напечатаны, почему нет. Вот сейчас смотришь на тексты "Метрополя" и некоторые произведения и понимаешь, почему цензура споткнулась о них, а некоторые вызывают недоумение: а это-то почему нельзя было? Ну, нельзя было. И вот из этого "нельзя было" альманах и был составлен.

Иван Толстой: Мне кажется, Андрей, что истина она какая-то плавающая по поводу состава "Метрополя" и его интенций. Чуть-чуть тут, может быть, мы не ухватываем самой сфокусированной точки. Мне кажется, что там было и то, и другое, и третье. Некоторые тексты предлагались редакциям отечественных журналов, некоторые и не предлагались, а писались специально для этого альманаха, и об этом мы сегодня узнаем во второй части нашего часа – воспоминания человека, который писал для "Метрополя", но не попал в основной состав. Он об этом расскажет в своих воспоминаниях.

А были тексты, которые даже и предлагать никуда не нужно было, настолько их авторы были не известны, не раскручены или настолько это был такой художественный авангард или модернизм, что редакции наверняка отказали бы. И вот мне кажется, что идея альманаха, идея этого совместного сборника и была новаторской, потому что его создатели, составители хотели предложить этот том в виде законченного целого, и альманах "Метрополь" должен был ударить по существующему положению дел именно как целое.

Позвольте мне процитировать из предисловия к самому первому изданию следующие строчки:

"Альманах "Метрополь" представляет всех авторов в равной степени. Все авторы представляют альманах в равной степени.

Альманах "Метрополь" выпущен в виде рукописи. Может быть издан типографским способом только в данном составе. Никакие добавления и купюры не разрешаются.

Произведения каждого автора могут быть опубликованы отдельно с разрешения данного автора, но не ранее, чем через один год после выхода альманаха. Ссылка на альманах обязательна".

По-моему, это есть свидетельство того, что альманах позиционировал себя именно как целое, такое полено, которым нужно было огреть по голове советскую цензуру и советские инстанции. Разве нет?

Андрей Гаврилов: Я не знаю. В принципе, конечно, да. Но фрагмент предисловия, который вы процитировали, для меня настолько логичен, что здесь я даже не вижу какого-то второго смысла. Мы издаем сборник авторов, понятно, что у нас есть сомнения в том, что он будет принят издательствами. А ведь альманах был послан в Союз писателей для того, чтобы Союз рассмотрел возможность его издать. Понятно, что некоторые вещи более, а некоторые менее проходимы, и понятно, что для того, чтобы выбить у нас скамеечку из-под ног, они будут пытаться расколоть наше единство и издать Иванова, Петрова, Сидорова, и не издать кого-то другого. Если у них это получится, наш альманах, как идея, перестанет существовать. Поэтому мы хотим, чтобы он был издан только в таком виде. Я здесь не вижу большого конспирологического (в самом хорошем смысле этого слова) замысла. Это абсолютно естественная редакторская политика.

И то, что собрались единомышленники, как мы знаем, тоже не совсем точно. По прошествии многих лет после выхода альманаха, некоторые его участники выражали сожаление в том, что они приняли в нем участие. По разным причинам, сейчас мы в них не вдаемся. Для меня основная идея "Метрополя", почему мне кажется, что он занимает достойнейшее место в "Алфавите инакомыслия", именно в том, я сейчас вольно цитирую Амальрика, который говорил о диссидентах, что это люди, которые жили свободно в несвободной стране, а я хочу сказать, перефразируя его, что составители и авторы альманаха хотели свободно издаваться в цензурной стране.

Обложка первого наборного издания. Ардис, 1979

Эта попытка, с одной стороны, может быть подвергнута критике, потому что можно утверждать, что все-таки они играли пусть по своим правилам, но на том же самом поле, в отличие от тех, кто вышел сразу за пределы поля, выбил дверь и вышел вон. Они, тем не менее, оставались в этой системе и старались жить свободно, хотели творить свободно, издаваться свободно. Что, разумеется, не могло быть допущено властью, потому что это и было в чем-то крайнее проявление инакомыслия. Да, мы играем на вашем поле, но уже по нашим, не совсем даже нашим, а международным, всеми принятым правилам, и у нас фигуры на доске, где конь ходит две клеточки вперед и одну вбок, а не так, как вам захочется сегодня. Вот для меня это главный политический (простите за это слово применительно к произведению литературы) посыл этого альманаха.

Иван Толстой: Нет, я совсем не хотел подчеркнуть какую-то конспирологию в этой истории, наверное, я плохо выразился. Мне тоже кажется, что никакой конспирологии не было, но вот это стремление к единству, поскольку все авторы были все-таки модернистски слегка заряжены, они были современные люди, читали современную прозу, они ни в коем случае не были архаистами и соцреалистами, и они, мне кажется, начиная с составителей и организаторов – Ерофеева, Попова, Аксенова, – хотели сделать художественный шаг, жест, акцию.

Вот целиком, вот мы кладем готовый торт, специально приготовленный по нашему рецепту, как мы его хотим, со всеми завиточками, со всеми шоколадинками, со всеми коржами, пропитанными, чем там нужно пропитать и посыпать. Такой торт мы предлагаем и его можно съесть только в таком виде, а не в другом. В другом это будет искажение нашей совместной воли.

Кстати, любопытно, Андрей, и об этом сейчас пишут все больше в воспоминаниях, что для американского издателя альманаха, для Карла и Эллендеи Проффер, "Метрополь" тоже обозначил важную драматическую веху. Для них, для свободных издателей, это был решительный поворот в сторону современной литературы и подчеркнутое признание смелости советских писателей, их права на поступок. Профферы в одночасье перестали быть академическими фигурами в области славистики и въезд в СССР для них с того момента был закрыт.

Андрей, ну почему "Метрополь" все же вызвал такой ажиотаж? Ведь были сборники и до него, и были громкие, был и "Синтаксис", несколько выпусков, и "Феникс", и множество самиздатских машинописных сборников и журналов. Было ли что-нибудь уникальное в феномене "Метрополя"?

Андрей Гаврилов: С моей точки зрения, конечно, да. И вторая уникальная черта его была в том, что он был издан книгой, и эта книга, благодаря усилиям Профферов и всех энтузиастов, волонтеров, которые были вокруг них, стала попадать в Советский Союз. А найти "Феникс" в Советском Союзе, и даже "Синтаксис" было намного сложнее. Насколько я помню, не то репринтное издание, о котором вы говорили, а книжное издание ни в коем случае не валялось на каждом углу, тем не менее, это было не самое трудное в плане поисков на территории Советского Союза, если ты хотел ознакомиться с этим и знал, кого спросить. Конечно, "знал, кого спросить" тут же ограничивает круг тех, кто мог с ним познакомиться, но когда ты входил в этот круг самиздатчиков и тамиздатчиков ты же не знал, что рано или поздно на тебя свалится "Метрополь", это был просто круг твоих интересов. Это – вторая причина.

Карл и Эллендея Профферы

А первая причина, конечно, в том, что практически половина имен и фамилий, завяленных в "Метрополе", это были люди, книги которых лежали на прилавках, по сценариям которых снимались фильмы, то есть, люди не то, что обласканные властью, но признанные властью, принятые официозом Советского Союза. И, казалось бы, ну и что теперь, а чего не хватало? Не в политическом смысле, а в том смысле, что он же издается, он может печататься. И тут выясняется, что нет, и ему перекрывают кислород. Может быть, не так навсегда и не так резко, как авторам самиздата, тем не менее постоянно и беспощадно. И эти люди, конечно, вызывали острый интерес. Вся страна знала имя Высоцкого и, вдруг, он опубликован в каком-то сборнике. Вся страна знала Ахмадуллину, да, при этом не знали Рейна, я могу допускать, могли не знать Липкина с Лиснянской, но знали Битова, Вознесенского и Искандера. Вахтина могли не знать, но Арканова знали. И получается, что известные люди вдруг участвуют в этом. Это, конечно, подогревало интерес, но, с другой стороны, подогревало раздражение и ярость властей.

Иван Толстой: Ну и давайте в конце нашего сегодняшнего разговора послушаем еще какой-то музыкальный номер, связанный с альманахом "Метрополь".

Андрей Гаврилов: С моей точки зрения, альманах "Метрополь" был бы еще намного богаче, если бы к нему прикладывалась какая-нибудь музыкальная кассета, например. Но, этого не было. А так как я уже сказал, что в альманахе были представлены два барда – Юз Алешковский и Владимир Высоцкий – я предлагаю послушать песню Высоцкого, текст которой опубликован в "Метрополе" и, в отличие от многих других песен, она как-то не очень затаскана. Это абсолютная классика, ее даже цитировали братья Стругацкие в своем тоже практически неизданном произведении, тем не менее, песня не то, чтобы звучит каждый день. Вот ею мы вполне и можем закончить сегодняшний разговор о не подцензурном альманахе, о попытке не подцензурного издания в СССР.

(Владимир Высоцкий. "Сыт я по горло, до подбородка…")