Андрей Остальский: "Лондон – это город-страна"

Сегодня наш гость – Лондон. Об этом городе расскажет Андрей Остальский, писатель и журналист, долгое время бывший редактором русской службы Би-Би-Си.

Мечта о Лондоне

Когда мне было восемь лет и у меня плохо шел английский язык, родители нашли в "Интуристе" молодую девчонку, Елену Васильеву. Она никогда не бывала в Англии, но была чудовищная англофилка, просто фанатичка такой абстрактной, может быть, выдуманной Англии, но она про нее многое знала и сумела заразить этим меня. Через некоторое время я уже был первым в классе по английскому.

Она вылепила из меня англофила! Я столько уже знал про Англию, про ее литературу, поэзию, национальный характер! Но я долго не мог туда попасть. В 1968 году, например, я уже собрался, упаковал чемодан: школьный обмен, надо ехать в Лондон, там меня ждет прекрасная английская семья… И вдруг раз – события в Чехословакии, и все культурные обмены отменяются. Учась в институте, я тоже пару раз собирался в Англию, и каждый раз срывалось. Видимо, судьба просто знала, что когда-то настанет момент, и я окажусь в Англии навсегда, поэтому не надо с этим спешить.

И вот в 1992-м это наконец произошло. Когда я приехал в апреле, стал гулять по центральному Лондону, у меня было очень странное ощущение, что я уже был здесь сто раз, все это знаю с детства. Была некоторая обескураженность, какой-то парадоксальный контраст: с одной стороны, я это все уже знаю, мне даже чуть-чуть скучно, а с другой стороны, за пределами центра начиналось нечто другое, неизвестное и непонятное.

В апреле я приезжал ненадолго, а в сентябре 1992-го приехал от "Известий" работать в "Файнэншл таймс", сначала поселился в гостинице на Лестер-сквер. Невероятная площадь – это какой-то вечный праздник и днем, и ночью: и огни, и какие-то мелодии! Главное – выражение лиц людей. На Лестер-сквер не приходят по делам, там гуляют толпы праздные в хорошем смысле слова. Люди расслаблены, ожидают удовольствия от внешних впечатлений. Там все театры, кинотеатры.

Потом я довольно быстро переместился в "Файнэншл таймс", в сюрреалистический "черный куб Малевича", как я его называл, на реке Темзе. А поселили меня коллеги в районе Тауэрского моста, нашли мне потрясающую модерновую трехэтажную квартиру с балконом, выходившим прямо на мост. Это невероятное ежедневное зрелище!

Банк Англии и Королевская биржа в лондонском Сити

Черный куб "Файнэншл таймс" стоит прямо на реке, поэтому Темза сразу вошла в мою жизнь. Потом я стал про нее много чего узнавать. Для меня стало невероятным открытием, что эта река от истока до Оксфордшира называется по-другому: Айсис. Редчайший случай, когда одна и та же река на одном протяжении называется Айсис, а на другом – Темза!

– Сложно тогда было иностранцу стать лондонцем, войти в это очень стратифицированное традиционное общество?

– В принципе, конечно, сложно, но я это знаю больше по чужим примерам. Я дружил с русским директором очень крупной финансовой корпорации. Он одним из первых пробился в начале 90-х годов, был директором по Восточной Европе, оставаясь при этом гражданином России. Он говорил: "Ты знаешь, Андрей, нет контакта с англичанами. Вроде бы в ресторанах, на приемах все время с ними сталкиваемся, я знаю людей бездну лет, знаю членов их семьи, но домой не зовут, и я их не зову. Какой-то вакуум, ощущение одиночества". У меня ничего этого не было, потому что журналистская среда другая.

Благодаря "Файнэншл таймс" я общался с настоящими акулами Сити, с культурными деятелями. Меня принимали дома главный редактор "Файнэншл таймс" Ричард Лэмберт, директора компании "Пирсон". То есть мой вход в Англию был совершенно не стандартный, потрясающий! Я слышал массу жалоб от людей, которые так и не вписались и поэтому уехали из Англии: вроде бы тебе все улыбаются, но в семейно-дружественную среду ты не вхож.

Ричард Лэмберт

Город-страна

Лондон – это город-страна. На Британских островах есть две страны: Лондон и все остальное. Здесь другие нравы, другой цвет кожи: чуть ли не половина населения Лондона сейчас не совсем белая. Там есть районы, сплошь заселенные португальцами, есть Эджвер-роуд, где сплошная арабская речь.

Удивительное дело – эклектика! Одна моя родственница приехала и стала в очень отрицательном смысле сравнивать Лондон с Парижем: "Какая архитектурная эклектика! Все перемешано, никакой системы у вас тут нет!". И это можно отнести не только к архитектуре, но и к тому, как складываются пласты самого разного населения: интересно, увлекательно, но и очень сложно. Мало у кого легко и быстро возникает любовь с Лондоном.

Лондон создали римляне, до римлян только какие-то отдельные хутора существовали там-сям. Римляне создали на южном берегу Темзы военный лагерь, и потом на его основе стало постепенно развиваться что-то городского типа, они назвали это Лондиниум. До сих пор сплошные споры: откуда происходит это слово? Найдите еще город, даже название которого покрыто мраком!

Британия – классовое общество?

И да, и нет. С одной стороны, есть стеклянные классовые перегородки, разъединяющие людей, но с другой стороны… Один из самых потрясающих дворцов в Лондоне – это Ланкастер-хаус. Сама королева Виктория, попав туда, сказала: "Вот это дворец, что там мой Букингем!". Я думал: какой невероятный аристократ все это построил? А выяснилось, что это человек по фамилии Ливер, купец, разбогатевший на торговле мылом. Выстроив дом, обретя поместье, ты уже можешь претендовать на звание аристократа, то есть он вошел в высшую британскую аристократию.

И это не единственный пример. То есть перегородки есть, но их можно было преодолеть. Мало того, правящий класс, аристократия, как губка, впитывал в себя представителей буржуазного класса. Даже про Тэтчер говорили, что она же простолюдинка, которая пыталась выглядеть аристократкой. Некоторые над ней смеялись, а с другой стороны, это была невероятно позитивная историческая роль: это знаменовало объединение старой и новой элиты, которое произошло мирно.

Почему Англия живет без революций, эволюциями? Происходит смена элит мирным и синтетическим путем. В этом смысле классы наоборот: есть способы проникать в них, которых не было, скажем, до последнего времени в континентальной Европе.

Ланкастер-хаус

– Даже само происхождение понятия "джентльмен" – это обезземелевшие дворяне, которым приходилось ехать в город и заниматься бизнесом, становиться страховыми агентами, банковскими работниками. Уравновешена власть происхождения и власть денег, в Лондоне они находятся в некоем балансе.

– Этот баланс очень продуктивен, он позволяет обществу развиваться. Это продолжается до сих пор: возникают новые профессии, айтишники постепенно становятся элитой. Конечно, огромный вопрос, что из-за этого старые классы, скажем, белый пролетариат севера, чувствуют себя брошенными, теряют смысл своего существования. Из-за этого происходят такие дикие инциденты, как недавние погромы в Великобритании. Этот класс очень недоволен своим существованием и ищет любой предлог, чтобы показать это.

– Футбольный движ, фанаты – тоже часть всей этой постиндустриальной адаптации?

– Да, надо же человеку находить какое-то самовыражение, самоутверждаться: мы принадлежим к каким-то непонятным отмирающим классам, но вот у нас есть своя страсть – футбольная. И мы ради своего клуба готовы драться, убивать, чуть ли ни умирать. Мы – дикие патриоты футбольных клубов, мы – коллектив, мы чувствуем единство, плечом к плечу.

Фолкстон

Сейчас я живу в Фолкстоне (графство Кент). В апреле 2000 года я, пожив с 1992-го по 2000-й в Лондоне, вдруг довольно неожиданно для себя переехал в Фолкстон. Мы с женой случайно туда попали, и городок нам понравился: свежий морской воздух, очень красивые виды.

Он был чуть ли не курортом номер один в Великобритании во второй половине XIX – первой половине ХХ века. Потом стал резко приходить в упадок. Но сейчас новый период возрождения. Очень многие стали приезжать из Лондона, либо покупать вторую недвижимость, чтобы использовать ее как дачу, либо те, кто может работать из дома, вообще переселяются сюда. Поэтому разбиваются новые парки, приводятся в порядок пришедшие в неприглядный вид дома. Город на очень большом подъеме.

Все это связано с семьей лордов Редноров. В XVI веке их предок бежал из города Лилля из-за гугенотских погромов и, как 50 тысяч других его собратьев по религии, спрятался в Великобритании: наверное, думал – временно. Фамилия его была де Буври. Он основал купеческий род, торговал шелком, потом чем-то еще. Его внук в основном торговал с Индией, потом с Турцией. В результате очень серьезно разбогател, купил много земли в районе Солсбери и в районе Фолкстона тоже. Стал сначала баронетом, потом дорос до виконта, наконец получил уже очень серьезный аристократический титул графа. Это род потомственных графов. Тоже пример того, как безродные торгаши, бежавшие из-за границы, еле-еле говорящие по-английски, потом основывают род, который становится представителем высшей британской аристократии.

Для этого недостаточно просто денег, для начала надо купить землю, у тебя должна быть родовая усадьба, замок или что-то в этом духе. Плюс к этому ты должен выполнять какую-то роль. Буври довольно быстро избрались, было несколько поколений депутатов парламента, прежде чем они стали заседать в верхней Палате лордов. В середине XIX века им очень нравилась фолкстонская природа, эти морские виды и вид на Францию, откуда они сбежали. И они об этом не забывали. Основали знаменитый французский госпиталь. Он закрылся в 2015 году, но существовал веками, в нем обедневшие гугеноты или их потомки могли жить в достаточно приличных условиях на старости лет. Они сохранили связи с гугенотской общиной.

Творческий квартал Фолкстона

Они решили превратить этот городок, рыбный поселок в настоящий курорт, и они это сделали. Многое перестроили, привели в порядок бухту, построили великолепнейшую набережную, целый квартал красивых белых домов. Я сам живу в одном из таки домов, из моей гостиной виден Ла-Манш, Английский канал, как здесь надо говорить, и Франция.

Недаром Николай Карамзин приезжал сюда (я примерно вычислил холм, на котором он любил сидеть), на все это взирал и описывал. Для него это стало высшим проявлением природной красоты.

Фолкстон превратился в курорт. Здесь у нас стал появляться двор и сама королева Виктория. Ее сын Эдуард, который полвека ждал престола, со своей любовницей Элис Кеппел проводил здесь очень много времени. Для него построили огромный красный дом-дворец. Что интересно, правнучка Элис Кеппел теперь английская королева, супруга Карла. Был такой слух (наверное, выдумка): якобы, когда они молодые встретились на каком-то приеме, Камилла сказала Чарльзу: "Вы знаете, Ваше высочество, что моя прабабушка с вашим прадедушкой?..". Она была второй женой Эдуарда, и Александра, главная официальная жена, фактически с этим смирилась – это была такая семья из трех человек.

– Переехав туда из Лондона, вы чувствуете, что вы в Англии? Это более похоже на настоящий английский, не лондонский образ жизни?

– Много разных образов жизни. На севере я уже давно не бывал, но одно время бывал регулярно в Манчестере, в Ливерпуле, в Шотландии. Там все-таки все другое, какой-то другой настрой людей. Но прибрежные южные английские городки – это нечто особенное, не очень похожее на то, что вы увидите в какой-то другой английской провинции. Есть, наверное, общие элементы провинциальной жизни. У нас тут все гораздо спокойнее. Кстати, очень мало преступности.

У нас очень однородное население, интеграция должна была быть только с поляками. Здесь было однородное белое английское население, а с какого-то момента мы стали замечать, что на нашей замечательной набережной чуть ли не каждая вторая семья говорит по-польски: откуда-то появилось просто колоссальное количество поляков. Но они хорошо вписывались, конфликтов не происходило. Они постепенно осваивали язык, в какой-то мере культуру, но оставались католиками: в городе есть католические церкви. Потом, после Брекзита их количество резко поубавились. Но иногда идешь – английской речи не так много, и почти обязательно встречается русская.

– Много россиян переехало в Фолкстон?

– Наверное, больше украинцев. Но есть и русские. Иногда мы не выдерживаем, спрашиваем: "Откуда вы?". Как правило, они оказываются визитерами, не живут в Фолкстоне, приехали отдохнуть на выходные из Лондона или из других городов. Но есть в Фолкстоне и энное количество русских. Мы далеко не всех их знаем, но кое с кем познакомились.

– Вы вписались в местное общество?

– Не до конца, но это мой собственный выбор. С какого-то момента, особенно когда я ушел из Би-Би-Си, стал работать фрилансером, дома, стал писать книги, у меня резко снизилась потребность в социальном общении. Конечно, есть минимум – приятели, знакомые. Сейчас неожиданно появился новый приятель. Удивительная история!

Мишель Фейбер

Есть такой крупный англоязычный писатель Мишель Фейбер, блистательный мастер слова. Я очень увлекся его прозой. Он жил в Шотландии, и вдруг узнаю, что он переезжает в Фолкстон – это была такая сенсация! Я всех своих английских знакомых спрашивал: "Вы не знаете Мишеля Фейбера? Как мне с ним познакомиться?". Из-за того, что он тоже очень закрытый человек, это оказался трудным делом, но я добился своего, мы познакомились. Оказалось, что он живет на той же улице, так что теперь мы дружим.

Пабы

– У вас есть какие-то британские традиции, свой паб, куда вы ходите, какая-то своя компания в этом пабе?

– Нет, пабных компаний я, честно говоря, избегаю. Мне совсем не хочется сидеть часами, пить пиво и смотреть по телевизору футбол.

– Люди любого статуса могут ходить в паб, и там снимаются социальные различия?

– Да. Там задают тон люди, скажем вежливо, не самых высоких классов. Но к ним присоединяется молодежь, студенты или даже отпрыски состоятельных семей, по крайней мере, на некоторое время. У нас есть потрясающий паб, который всех приезжающих англичан сводит с ума: это переделанная баптистская церковь. Там сохранилась масса элементов: орган, потрясающие фрески.

В англиканской церкви есть такая деревянная табличка, на которой выставляют номера гимнов; так вот, табличка, где написано "hymns", висит около мужского туалета. Около женского такая же табличка с надписью "hers" (то есть "её"). Святотатство жуткое! Англичане, когда видят, говорят: "Это как?". Смеются, на самом деле, наверное, довольны в глубине души такому святотатству. Так что теперь это храм Бахуса, но очень красивый.