Несколько миллионов украинцев покинули за эти недели свои дома. У каждого из них своя живая, кричащая история. Война не дает человеку подготовиться, опомниться. Вещи в охапку, документы, деньги на первое время – и беги! Человек перед лицом беды. Что и кто помогает ему спасти себя и близких? Как удается добежать до островка, до укрытия, до мирной полосы? Об этом – в подкаст-сериале Радио Свобода "Гуманитарный коридор". Его авторы Иван Толстой и Игорь Померанцев считают это своим журналистским долгом – помочь горю обрести голос.
Сегодня мы разговариваем с филологом, историком культуры, живущим в Германии, Гасаном Гусейновым.
Ваш браузер не поддерживает HTML5
Игорь Померанцев: Гасан, история войн, среди прочего, это еще и история беженцев. Вы – филолог широкого профиля, но прежде всего античник. Что для греков означало слово и понятие "беженец" и было ли такое понятие?
Гасан Гусейнов: Понятие было, но оно было очень пестрым и разнообразным. Во-первых, для воина, для мужчины, убежать, бросить свой город или убежать с поля боя было позором, хотя это такой позор, который замечательными поэтами обыгрывался: ну да, я бежал, я бросил щит, но зато я остался жив и могу теперь об этом рассказать. От Архилоха до Горация мы слышим это. Другое дело – беженец, который куда-то прибыл, пришел куда-то, и там это уже человек, который нуждается в помощи, в защите. Беженец – это фигура двуликая: с одной стороны, это человек, который совершил что-то нехорошее, потому что убежал, а с другой стороны, человек, заслуживающий всяческой поддержки, помощи, потому что ему очень плохо. И он становится немножко другим человеком. В этом смысле он становится как бы представителем того мира ушедшего, может быть погибшего, как бы троянцем в новом мире, в новой ситуации.
Вот эта двойственность присутствует в языке. Кроме того, существует понятие беглого раба или преступника, который тоже нуждается в защите, и ему тоже можно помочь. Пока ты его ловишь, это одно дело, а вот если он прибежал, припал к алтарю твоему, к твоему очагу пришел, то он тоже преображается, он стал другим человеком. И эта тема обсуждается. Основной сюжет не только греческой литературы, но и мировой – Троянская война и ее последствия – как раз повествует о таких людях.
Игорь Померанцев: Вы говорите о беженцах-троянцах. Это мифические персонажи или все-таки реальные люди?
Гасан Гусейнов: Конечно, это мифические персонажи. Ясно, что у них есть некоторые исторические корни, можно говорить о том, что это люди, знания о которых передавались из поколения в поклонение, смешивались со знаниями о других людях. Кроме того, это персонажи, которых мы видим, на которых мы смотрим глазами греков. Это троянцы, это не греки. И, хотя они говорят в "Илиаде" на одном языке, на греческом, ясно, что это представители разных народов.
Хорошо, что вы об этом заговорили, потому что здесь тот же мотив. Одно дело – человек, который убегает, вынужден бросить свой город и, вместе с тем, способен унести из этого города какую-то его главную святыню – палладий, статую богини, которая должна защищать этот город, такой амулет.
И вот троянец Эней с таким амулетом убегает из Трои, спасает сердце города и оказывается в Италии. Здесь получается такое тройное зеркало. Первое зеркало – гомеровское, когда греки смотрят на Трою и рассказывают о том, как троянцы бежали из-под Трои после того, как город был взят. А в "Энеиде" Вергилия, в поэме, посвященной этому бегству, поставлено второе зеркало, которое отражает уже глазами римлянина, что значит восточное средиземноморье для него, включая Грецию, которая уже к этому времени давно завоевана Римом. И он видит себя, римлянина, как наследника этого исторического беженца. Тут такая получается удивительная картина.
Иван Толстой: А если сделать огромный исторический скачок больше, чем в тысячу лет, то какова ирония истории. Изгнание испанских евреев привело к процветанию других стран, хотя бы к Голландии с ее торговлей, предпринимательством, ювелирным делом, меценатством. Поразительно, как беженцы для одних стали счастьем и историческим подарком для других.
Гасан Гусейнов: Да, но вместе с тем нужно представлять себе, что все это произойдет в следующем поколении. Сначала поколение, которое терпит страшные лишения, теряет свои дома, свои города, и потом на другой земле уже следующее поколение начинает новую жизнь. Причем интересно, как это еще связано с языками. Мы знаем, что еврейские беженцы везде, куда они приходили, оказывались двуязычными или трехязычными, они осваивали новый язык, создавали новый язык для себя, как ладино или идиш. И вместе с тем они оказывались среди главных носителей того нового языка, в мир которого они пришли.
Интересно, что Вергилий, по-видимому, воспринимает своего Энея еще и как одного из тех, кто создавал тот великий язык, на котором он сам пишет. Можно привести множество примеров этого.
Это история, если угодно, бесчеловечного преследования беженцев, которые обжились в твоей культуре
С другой стороны, в этом же присутствует и такое несчастье для людей. Например, евреи, потомки этих беженцев, когда они пришли в Восточную Европу, оказались в Германии, ассимилировались, стали немецкими художниками, музыкантами и писателями, потом оказалось, что нацистская идеология превратила их не просто в каких-то врагов культуры, внутри которой они жили, а врагов, подлежащих уничтожению. Это страшная история почти на наших глазах случилась. И это история, если угодно, бесчеловечного преследования беженцев, которые обжились в твоей культуре.
Игорь Померанцев: Гасан, вернемся назад в античный мир. Эней, герой Троянской войны, и римский Эней, предок основателя Рима, это разные персонажи?
Гасан Гусейнов: Для Вергилия это один персонаж. Для него это герой, который по воле богов, по воле вполне конкретной и могучей богини Венеры или Афродиты исполнил некий завет и пришел в Италию для того, чтобы создать там новое государство, новый мир, новый народ. Для него это один человек. Это человек, соединяющий восточное и центральное Средиземноморье, такой прастроитель римского мира. Это такая грандиозная для него фигура. И здесь интересно, что он тут тоже беженец, он изначально бежит и потом выстраивает новую жизнь на новом месте. получается такая картина античного божества. С одной стороны, что-то плохое и предосудительное – бегство, проявление трусости, а с другой стороны, исполнение какой-то воли богов, которая приводит к становлению нового государства, к появлению чего-то нового и очень значительного.
Игорь Померанцев: В наши дни беженцы это, все-таки, люди сухопутные. А какую роль играло Средиземное море в судьбе беженцев?
Каждый школьник в Украине знал начало: "Еней був парубок моторний…"
Гасан Гусейнов: Это тоже огромный вопрос, потому что для греков морская стихия была родной. И другой величайший греческий памятник – "Одиссея" – это памятник мореходству и беженству в бурях и попыткам преодолеть себя, через столкновение со стихией. А римляне море не любили, это сухопутная нация. И морское беженство – это то, с чем сталкивается сегодня Европа, потому что бегущие с большого Ближнего Востока или из Северной Африки используют Средиземное море как дорогу, как путь. Гибнут многие на этом пути, но это все так же тема преодоления моря по пути от рабства, от гибели к свободе.
Игорь Померанцев: Гасан, я учился в Украине в русской школе, но у нас был урок украинской литературы. И у меня был там свой любимый текст. Это бурлеск-поэма Котляревского "Энеида". Каждый школьник в Украине знал начало: "Еней був парубок моторний…". Я больше всего любил строчку:
"Но зла Юнона, суча дочка,
Розкудкудакалась, як квочка…"
А какое место занимает поэма Котляревского? Все-таки это первое произведение новой украинской литературы. Можно ли сказать, что эта поэма – лексический беженец от или из русского поэтического канона?
Смотри также "У меня дед – фашист". Внутреннее очищение волонтёра ШтефанаГасан Гусейнов: Я бы так не сказал, потому что эта поэма написана человеком, который пытается встроить украинский язык в русский язык. Такая же установка была у Гоголя некоторое время спустя. Представление о том, что украинский или малороссийский язык это часть какого-то большого русского языка. Это представление, в общем, совершенно фантастическое. Даже не как диалект, а как некое наречие, которое является частью русского языка.
И в этом смысле оба писателя, Котляревский в особенности, на самом деле не совсем по-украински писали это, они воспринимали украинский язык как некий фрагмент большого русского языка. И вот даже эта первая запись, когда они записывали не по-украински, а, кажется, "ярышка" это называется, это способ записи украинских слов с использованием русских твердого и мягкого знака, в определенном смысле можно сказать, что это беженство.
Но беженство от чего? От указов, запрещающих украинский язык как самостоятельный язык. Поэтому это игра, которая могла очень нравиться, но она же породила странную и ужасную форму антиукраинизма в русском культурном обществе. То есть украинское, малороссийское как какая-то прибавка, как что-то потешное, что сопровождает русский язык, а самостоятельным языком не является. Так что здесь историки языка больше моего могут сказать.
И такая в этом произведении содержится противоречивая субстанция. С одной стороны, да, здесь много собственно украинского, того, что существует в родном языке, а с другой стороны, это произведение, которое оказывается частью большой языковой политики по освоению, проглатыванию украинского языка русским. И у Котляревского это есть, и у Гоголя – создание словариков малороссийского наречия для нужд изучающих язык и для нужд тех, кто хочет обогатить свой русский язык. Вот это столкновение удивительное чем-то напоминает встречу бежавших откуда-то людей, говорящих на другом языке, и вот постепенно они потихоньку начинают усваивать твой язык, а ты потихоньку начинаешь усваивать их язык. И из этой смеси рождается что-то новое.
Это очень текучая лава речевая, с которой мы имеем дело в этом произведении. И тот, кто умеет различать: вот это здесь – русское, а это – украинское, наверное, лучше понимает особенности этого произведения, дух, иронию, которая его пронизывает.
Там тоже интересно, что вроде бы это перевод, но на самом деле это пародия на перевод. Котляревский использовал перевод Осипова на русский язык, он еще иронизирует над этим русском переводом. И вместо троянцев и первых римлян у него там запорожские казаки, песня о Сагайдачном.
То есть у него огромное количество аллюзий и образов украинской жизни, которые пародийно переосмысливают Вергилия, и это получается какое-то четвертое зеркало, в которое мы смотримся.
Наш следующий разговор – с волонтером из Украины Владом Чумаченко.
Влад Чумаченко: Я представитель Контрольно-спасательной службы Украины. Это общественная организация, которая в мирное время занимается проведением обучения навыкам доврачебной помощи разных социальных групп, волонтерскими, спасательными работами, и инструктором по горным видам спорта и всему подобному.
Сейчас, ввиду военного положения в Украине, мы проводим огромное количество бесплатных тренингов по доврачебной помощи для гражданского населения, для вооруженных сил Украины, для теробороны. Занимаемся медобеспечением, достаем все необходимое для вооруженных сил, стабилизационных центров.
Иван Толстой: Частные лица входят в круг вашего попечительства?
Влад Чумаченко: Да, одно из направлений деятельности – это тренинг для гражданского населения, особенно в тех городах, которые пострадали или страдают от ракетных обстрелов.
Первые недели это был коллапс, особенно в регионах, где шли боевые действия
Игорь Померанцев: Как война повлияла на рынок лекарств?
Влад Чумаченко: Первые недели это был коллапс, особенно в регионах, где шли боевые действия, особенно лекарства, которые необходимы людям для системного приема, у кого есть проблемы с диабетом, щитовидной железой. Сейчас ситуация выровнялась, по крайней мере в тех регионах, где активная фаза боевых действий на сейчас приостановлена.
Иван Толстой: Как узнать, что в таком-то месте, районе, квартале требуется такое-то лекарство? Как вы собираете эти сведения, как работает обратная связь?
Влад Чумаченко: Во-первых, благодаря социальным сетям, очень активны большое количество разных волонтерских групп и чатов, там размещаются запросы и есть круг экспертов, лидеров мнений, и по тем вопросам, по которым мы таковыми считаемся, обращаются напрямую периодически. По гражданскому населению есть чаты региональные или районные, там размещают вопросы и те волонтерские группы, которые готовы закрыть этот вопрос, забирают на себя эту задачу.
Игорь Померанцев: Вы можете описать ваш рабочий день, ночь или вечер?
Влад Чумаченко: Я могу описать наши рабочие полтора месяца, так как выходных мы позволить себе не можем. У нас есть два направления деятельности. Одно – это логистика и обеспечение аптечек. Часть ребят шьет эти аптечки, это производства швейные, которые переориентировались сейчас. Часть ребят ездят на Западную Украину и на границу с Европой, оттуда забирают со складов необходимое медобеспечение, привозят его к нам на сортировочный пункт, там ребята сортируют аптечки, наполняют, обозначают дефициты и эти аптечки перенаправляют в те подразделения или места, где они необходимы. Бывают запросы на дефибрилляторы, носилки, чуть меньшими объемами, но мы их тоже стараемся решать.
Вторая половина нашей социальной группы – это мобильная тренировочная бригада, мы почти все время в дороге – приезжаем в населенный пункт, проводим по две-три группы в день по доврачебной помощи. Мы сделали курс максимально сжатым, стараемся рассказывать только про самые неотложные состояния – остановка магистральных кровотечений, остановка сердца, дыхания. И сортировка пострадавших во время большого количества пострадавших, что бывает во время ударов по городам, по гражданскому населению. Мы почти все время в дороге – приезжаем, обучаем, переезжаем на новое место, периодически возвращаемся на базу, пополняем наши запасы необходимые и возвращаемся опять в дорогу.
В каждом крупном городе любой желающий может сдать кровь. Острого дефицита нет
Игорь Померанцев: До сих пор мы говорили о запасах медикаментов. А хватает ли Украине запаса крови?
Влад Чумаченко: В каждом крупном городе любой желающий может сдать кровь. Периодически появляются запросы на конкретные группы крови, но какого-то острого дефицита, а я много общаюсь с парамедиками, нет. Он возникает ситуационно, то есть там, где активная фаза боевых действий и есть госпитали и стабилизационные центры, там, естественно, возникает вопрос и в дополнительной крови, и в кровоостанавливающих средствах.
Но эти вопросы стараются закрывать мобильные группы волонтеров, наши и не наши. Подробных организаций и групп сейчас большое количество.
Иван Толстой: Влад, война – это динамика беды. Куда сдвигается медицинская карта проблем сейчас? Что самое важное, неотложное, ужасное?
Влад Чумаченко: Ракетные обстрелы мирного населения – это самое страшное, с чем мы столкнулись. И последствия длительного пребывания российских военных в каких-то населенных пунктах. Это и травмы, связанные с насилием, и травмы, связанные с психологическим насилием. Конкретно мы с этим не работаем, но после освобождения Киевской области эта проблема стоит остро, и часть медицинского персонала перекрывает сейчас эти задачи.
То, что связано с тактической медициной, самое главное сейчас это первый эшелон помощи, это аптечка укомплектованная современная у каждого бойца, чтобы он мог оказать помощь себе и своему товарищу прямо в момент ранения. Даже на тренингах сейчас мы уже открыто обсуждаем некоторые обстрелы, потому что прямо по фото и по видео видны те травмы, где, если бы рядом был человек, который умеет оказывать неотложную помощь, вероятно, удалось бы спасти пострадавшего.
Игорь Померанцев: Фармацевты, как и другие украинцы, эвакуируются и пополняют ряды беженцев. Хватает вообще фармацевтов в Украине?
Влад Чумаченко: Да, в аптеках хватает. На складах много фармацевтов-волонтеров. Более того, люди, которые связаны с медициной, у многих это в первую очередь ценностный выбор, такие люди стараются быть в такие времена максимально полезными. А есть люди, которые сами приходят в госпитали, описывают круг своих возможностей, становятся на дежурство. Есть склады волонтерские, прямо в открытое поле пишут, что приезжает две фуры медикаментов, нужен срочно провизор. Отвлекается провизор и заступает на смену на этот склад. Каких-то препаратов единичных или нет, или мало, но это не острый дефицит. Опять же, я говорю про те районы, где не ведутся активные боевые действия. Мариуполь – там гуманитарная катастрофа, это прекрасно понятно сейчас всем.
Иван Толстой: В начале войны и перед войной возникло такое обучающее понятие, как "тревожный чемоданчик". Не возникает ли чего-то, что можно было бы назвать медицинским чемоданчиком для населения? Есть ли какое-то обучение тому, чем должен обзавестись человек на всякий случай, что важнее всего, о чем простой человек может просто не подумать в тревогах каждого дня и что вы могли бы ему объяснить? Есть ли такое просвещение с вашей стороны или со стороны властей?
Влад Чумаченко: Аптечка первого и второго эшелона – это обязательные части тревожного чемоданчика, об этом было сказано в той или иной форме в любых рекомендациях по его созданию. Тиражировался миф о том, что человек может остановить кровотечение из конечности жгутом из подручных средств. Сейчас для всех очевидно, что это миф, поэтому испытываем нехватку турникетов, специальных жгутов кровоостанавливающих.
Игорь Померанцев: Влад, больные, особенно хронические, предпочитают делать запасы медикаментов впрок. Это приводит к дефициту?
Влад Чумаченко: Да, есть группа лекарств, например, "L-Тироксин", его принимают люди, у которых проблема с щитовидной железой. Мы сталкивались с тем, что приходит объявление, что в аптеке появляется лекарство, и человек может выбрать всю поступившую партию.
Общий уровень консолидации общества сейчас такой, что активной проблемы, которая муссируется в соцсетях, я не вижу
Но также я видел обратную ситуацию, когда сами собственники аптек начинают регулировать, успокаивать население, что по чуть-чуть всем нам хватит. Да, люди пытаются делать запасы, но общий уровень консолидации общества сейчас такой, что активной проблемы, которая муссируется в соцсетях, я не вижу.
Иван Толстой: Как диабетики справляются со своими бедами?
Влад Чумаченко: В тыловых городах все есть в аптеках. Второй способ – знакомых в тыловых городах и пересылают службами доставки в те города, где сейчас есть проблема. И третий способ – волонтерские каналы. Волонтеры размещают объявление, что такая-то машина едет в такой-то город, готовы взять часть груза.
Игорь Померанцев: Поставки лекарств входят в западную помощь Украине?
Влад Чумаченко: Да, в большом количестве, особенно таких лекарств, которых остро не хватает во время боевых действий, – кровоостанавливающие, обезболивающие, противовирусные.
Иван Толстой: Кем вы были в мирной жизни?
Влад Чумаченко: Спасателем был какой-то период жизни и горным гидом, организовывал путешествия и приключения по всему миру, тренинги проводил по доврачебной помощи, в первую очередь для тех, кто занимается экстремальными видами спора, а также для гражданского населения.
Смотри также Диктатор у психиатра. Беженцы, глубинные травмы и паранойяИгорь Померанцев: Ваша деятельность связана с риском для жизни?
Влад Чумаченко: В определенной степени, но ни в коем случае нельзя сравнивать этот риск с тем, который приходится на долю Вооруженных сил Украины.
Иван Толстой: Какой охват географический у вас и у вашей организации, какие средства доставки лекарств? Это медицинские или военные вертолеты, или только автомобили, велосипеды, мотоциклы, пешком?
Влад Чумаченко: Есть службы, которые работают объемами фур, они обеспечивают госпитали. Госпиталь размещает запрос в волонтерский центр, ему привозят фуру, ее разгружают, госпиталь реализовал все свои запросы, и все в порядке. Мы работаем с меньшими социальными группами или подразделениями ВСУ и армии.
Поэтому наше обеспечение – либо разными службами доставки, много где в Украине они работают надежно и стабильно, либо это волонтерская доставка. Например, из города в город я отправляю службой доставки, там мою доставку забирает волонтер, кладет себе в машину и доставляет до адресата.
Иван Толстой: Вы сказали, что до этой новой острой фазы войны вы организовывали туры, путешествия и приключения. Ваша нынешняя деятельность похожа на опасное приключение?
Влад Чумаченко: Нет, это не приключение, это война настоящая. Мы все испытываем после того, что произошло в освобожденных городах, острую ненависть. Это тяжелая работа, очень необходимая, но мы собирались довести ее до разумного конца. Хочется, чтобы приключения продолжались, а война – нужно, чтобы она прекратилась.
Иван Толстой: Тем не менее, вы, как мальчик, который насмотрелся на картинки в книжках с войнушкой, вы шагнули в эту картину, стали принимать настоящее в ней участие, и клюквенный сок оказался, к сожалению, настоящей кровью.
Я желаю вам и вашим коллегам в этом благороднейшем деле остановить все то, что происходит, выступить назад из этой ужасной картины в мирную жизнь, быть снова полезным и благородным человеком. А то, что ваша деятельность благородна, по-моему, не вызывает никаких сомнений. Удачи вам и победы, Влад!
Слушайте и подписывайтесь на нас в Apple Podcasts, Google Podcasts, Spotify, Яндекс.Музыка, YouTube и в других подкаст-приложениях. Оставляйте комментарии и делитесь с друзьями. "Гуманитарный коридор" – моментальные истории жизни.