Фарида Курбангалеева: ""Из меня стирали мою идентичность"

Это "Код города", подкаст о людях и местах, о Логосе и Топосе. О том, как человек в своей биографии идёт через пространство, задерживаясь в разных городах, покидая их и приходя в новые.

Гостья этого выпуска – Фарида Курбангалеева, журналист, публицист, автор родом из Казани. В прошлом – ведущая программы "Вести" на канале "Россия-1". С 2018 года живет в Праге.

О родном городе – Казани

По-татарски название города звучит "Казан", что означает "котёл". Город находится в низине, напоминающий котёл, в котором что-то кипит. По одной из легенд, некоему правителю в стародавние времена было сказано откуда-то свыше: построй город там, где под твоим котлом закипит вода. Он переносил этот котёл с места на место и когда он поставил его туда, где, видимо, сейчас располагается исторический центр Казани, вода у него закипела.

Казань – это мегаполис, в котором всегда достаточно подвижно, шумно. В последние годы там проводилось огромное количество культурных мероприятий, фестивалей международного уровня.

Казань, пешеходная улица Баумана

– Насколько аутентично показана Казань в сериале "Слово пацана"? Вы ведь застали это время?

– Да, это конец 80-х годов, и вот этот вот комбинат здоровья, знаменитая баня, куда комсомольцы в последней серии отправились праздновать, действительно существовал. В моём советском детстве это была престижная баня. И моя бабушка, которая всю свою жизнь прожила в коммунальной квартире в самом центре города, ходила туда мыться, хотя в квартире была ванная.

Конечно, я узнала все эти мизансцены, показанные в фильме. В конце 80-х эти подростковые группировки были в самом расцвете, я прекрасно помню все эти спортивные тренировки. Было довольно страшно. Девочек не трогали, но когда мальчик переходил из своего квартала в другой, он сильно рисковал: его могли жестоко избить, раздеть, снять одежду. Существовали даже девчачьи группировки.

Я знала мальчиков, состоявших на учете в милиции. Периодически в школу приходила инспектор по делам несовершеннолетних, но совсем не такая красивая и романтичная девушка, какой она показана в фильме.

О национальной идентичности

Я, конечно, с детства знала, что я татарка. Помню время, когда я не то чтобы этого стеснялась, но и не то чтобы я этим гордилась. По рассказам родителей, до трёх лет я прекрасно говорила на татарском языке. У меня чисто татарская семья, причём это интеллигенция: бабушка была врачом, дедушка – агрономом-селекционером, выводил новые сорта.

Когда в три с лишним года меня отвели в детский сад, воспитатели сказали родителям, что в нашей стране должен быть только один язык – русский. Сказали: вы не должны разговаривать со своим ребёнком по-татарски даже дома, ребёнок должен быть обучен русскому языку, и это должен быть его первый, основной и единственный язык. К большому сожалению, родители, будучи советскими людьми, восприняли это как руководство к действию, в результате чего я практически утратила родной язык. Конечно, я не могу забыть его полностью. Когда я слышу татарскую речь, я практически всё понимаю, секретничать при мне невозможно, но сама говорю очень плохо, коряво.

Это была типичная история стирания идентичности, которая культивировалась в советское время. Тогда, в моём детстве, в 80-е годы, в трамвае говорили: "Прекратите говорить на своём языке, чеплашки".

Когда я училась в школе, там уже были уроки татарского языка, а в старших классах он был обязательным для всех. Но это уже середина 90-х годов, суверенитет. Тогда татарский стал обязательным для всех, его учили в обязательном порядке и русские, и татары.

А вот в моём более раннем детстве, в начальных и средних классах школы татарский язык стоял раз в неделю последним уроком, каким-то шестым, и татары оставались на этот урок, а русские шли домой. Понятно, что татары ненавидели эти уроки.

Моя позиция такова: национальный язык в национальной республике должны изучать все в обязательном порядке. Если ты не хочешь его учить, можешь переехать в чисто русский регион и там говорить только на "великом и могучем".

Я выросла в семье, для которой национальная идентичность была важна. Уже в начале 90-х у нас в доме появилась книга историка Худякова, расстрелянного в 1937-м, о падении Казанского ханства, где подробно описывалось, как это произошло, причины, предпосылки и какой невероятной кровищей сопровождалось это завоевание.

Уличные аккордеонисты в традиционных национальных костюмах

У меня дома на эти темы говорили, и я имела об этом представление. Мои родители в конце 80-х – начале 90-х годов выписывали журнал "Огонёк", и из него я узнавала, например, о белой эмиграции, о репрессиях в СССР, о ГУЛАГе, о том, что такое гласность, перестройка. Родители были людьми широких либеральных взглядов.

Но я не помню, чтобы эти темы широко обсуждались даже среди татар где-то вне моей семьи. Всё-таки это очень сильно зависело от конкретных людей.

– Татары по отношению к империи всё-таки были одним из более привилегированных этносов: многие из них занимали руководящие должности в армии и в других сферах.

– Татары могли занимать руководящие посты, только если они отказывались от своей татарской идентичности и становились русскими или советскими людьми. В начале полномасштабного вторжения России в Украину я написала для издания "Холод" колонку под названием "Моя личная денацификация", где рассказала, как из меня стирали мою идентичность, как её стирали и из других так называемых "нацменьшинств". И там в комментах стоял, с одной стороны, коллективный стон, а с другой стороны, это была коллективная психотерапия. Представители разных "нацменьшинств" жаловались, рассказывали истории своих предков, своей личной дискриминации, ущемления по национальному признаку.

Одна девушка написала: в 60-е годы моего дедушку – она приводит имя типа "Абсамат Мухаммадович" – заставили сменить его на "Александра Михайловича", иначе он не мог занять должность замдиректора завода. Это абсолютно классическая история! Этнические татары могли добиться карьерного роста, получить какое-то повышение по службе, сделать карьеру в армии, только если у них были русские имена. Все эти секретари обкомов, горкомов и так далее – это были абсолютно советские люди. Даже если им разрешали оставить своё имя, данное при рождении, это были люди, начисто лишённые какой-либо национальной идентичности, просто партийные функционеры.

Впрочем, если говорить об имперском мышлении россиян как государствообразующего этноса, то к татарам они относятся более-менее лояльно: считается: да, это вроде как нацменьшинство, но они какие-то "наши".

О татарском суверенитете

– Фарида, вы употребили слово "суверенитет". 1991 год – то, что для одних было распадом, для других стало суверенитетом. Насколько всерьёз тогда, в 90-е, это воспринималось как суверенитет?

– В начале и в середине 90-х в этом плане были сделаны довольно серьёзные шаги. Например, Татарстан мог в обход федерального центра устанавливать какие-то и дипломатические, и экономические, и даже политические связи. Нельзя сказать, что это было полностью самостоятельное государство, но в некотором роде – государство в государстве.

Между Татарстаном и Россией существовал договор о разграничении полномочий. И год за годом, с каждым новым переподписанием раз в несколько лет из этого договора пропадали какие-то ключевые пункты. Он всё больше и больше выхолащивался, пока не стал уже абсолютно ничего не значащей филькиной грамотой, и тогда был упразднён. В 2018 году никакого суверенитета уже не было.

Рустам Минниханов и Минтимер Шаймиев

Я подозреваю, что Путин, когда только пришёл к власти в 2000 году, побаивался Татарстана. Он предпринимал определённые шаги для того, чтобы "нагнуть" татар, как-то пристегнуть их к себе. Было видно: он до конца не понимал, что с ними делать, как себя вести.

Проводились какие-то очень странные инициативы, явно спущенные из Кремля. Например, в 2002 году была перепись населения, и из федерального центра шла очень мощная кампания, направленная на то, чтобы разбить татар на множество субэтносов. Выступал главный российский этнограф, говорил, что нет такого большого этноса, как татары, а есть мишари, есть астраханские татары, есть сибирские татары, и это всё совершенно разные национальности. И поэтому при этой переписи, дорогие мои, вы записывайтесь не татарами, а вот, допустим, если вы живёте в Челябинске, то вы сибирский татарин, если в Пензенской области, то пишите: "мишарин", а если в Рязанской, то – "касимовский татарин".

Путин очень боялся татарстанского сепаратистского духа и таким образом пытался раздробить, разъединить и ослабить татар. И отчасти в чём-то это ему даже удавалось. Но тогда Татарстан был ещё всё-таки в какой-то степени самостоятельным и своевольным, и татарстанские власти вели свою кампанию противодействия этой кампании федерального центра. Скажем, в преддверии переписи по почтовым ящикам разбрасывались листовки с портретами известных на весь мир татар, и было написано: вот такой-то, он родился там-то, а этот родился там-то, но мы все – татары и никто больше.

В этом противодействии татарстанские власти победили, и Путин после 2002 года больше не предпринимал таких кампаний. Я подозреваю, что к тому времени он уже нашел другой способ справиться с Татарстаном: зашел через спецслужбы и нашел методы воздействия на татарстанские элиты, чтобы они стали максимально лояльными, сервильными и больше ни о каком суверенитете не мечтали. Тем более, что на каждого можно было завести (и заводили) папку, которую в определенный момент можно было открыть и сказать: "Смотри-ка сюда, дорогой, что тут у нас есть интересного? А теперь ты должен сделать так и так".

Теоретически в будущем независимый, суверенный Татарстан возможен. Это тот регион, который выжил бы в случае чего. В нем есть ресурсы, накоплен многолетний опыт очень успешного, эффективного управленчества. Явно есть национальные черты, связанные с трудолюбием и дисциплиной, которые в определенный момент очень хорошо выстреливают.

Но, конечно, есть и свои сложности, связанные с географией. И если речь пойдет о каком-то совсем развале-распаде, то было бы разумнее выходить вместе с Башкортостаном и Оренбургской областью, которая испокон веков является местом компактного проживания татар. Тогда была бы внешняя граница, выход к Казахстану, и можно было бы стереть так называемый Кувандыкский коридор, проложенный абсолютно искусственно товарищем Сталиным в 1920 году, для того чтобы запереть поволжские республики внутри РСФСР. Этот Кувандыкский коридор абсолютно весь татарский, с татарскими и башкирскими топонимами.

Единственное, я ни в коем случае не хочу, чтобы всё это сопровождалось какой-то кровищей. И если на одной чаше весов будет кровища, а на другой – остаться в составе России, то я предпочту вторую.

О Москве, Казани и Праге

Я долго жила и работала в Москве, она стала моим городом. Я, кстати, наверное, вернулась бы в Москву, а не в Казань, хотя, безусловно, люблю Казань как свой родной город, где могилы моих предков. Москва – абсолютно мой город по какой-то своей бешеной энергетике, в чем-то даже нездоровой. Но я тоже довольно неспокойный человек, и все мои друзья это знают, называют меня "маленькой атомной станцией". Москва никогда не была мне дискомфортна, я всегда чувствовала себя в ней очень гармонично. Моя жизнь там складывалась довольно благополучно: я приехала на работу, на хорошую зарплату, никогда там не бедствовала. Именно в Москве прошли самые интересные годы моей жизни.

В Казани я родилась, выросла, там было мое становление. Я училась в Казанском университете, который был вторым в России после Московского, и первым лектором там был Николай Лобачевский. Потом я девять лет проработала на ВГТРК "Татарстан", начала работать в 17 лет. Затем меня пригласили в Москву. У меня не было каких-то мыканий, которые обычно переживают провинциалы, приезжающие "покорять столицу". Жизнь была интересная и насыщенная.

Я хорошо чувствую Москву, хорошо ее знаю, в том числе – исторический центр, легко там ориентируюсь. Запросто могу как ездить за рулем по Москве, но и в метро абсолютно не чувствую дискомфорта.

Фарида Курбангалеева в Праге

Последние шесть лет я живу в Праге. Как человек, страдавший имперским мышлением (которое свойственно многим), осознающий его в себе его и работающий с ним, после Москвы я ощущала Прагу маленькой красивой благополучной деревней, в которой очень приятно находиться, безопасно, но немножко скучно. После полномасштабного вторжения России в Украину я все это очень сильно переосмыслила.

Сейчас Прага для меня – это город, к которому я испытываю огромную благодарность и теплоту за то, что он меня принял и дал мне возможность жить, чувствовать себя в безопасности, заниматься любимым делом. И чем больше времени проходит, тем больше я к нему прикипаю. Если бы меня спросили три года назад, останусь ли я в Праге, я бы сказала: не знаю, может быть, уеду куда-нибудь, буду смотреть. Но чем больше времени проходит, тем больше я понимаю, что этот город становится моим.

– Кем вы себя в первую очередь чувствуете – казанкой, татаркой, москвичкой, пражанкой?

– Я татарка на сто процентов. Никогда не ощущала себя русским человеком, даже в советские времена, а сейчас тем более. Я татарка, живущая в Праге.