Город сокольничих, фекалий и рыбок. Невидимая симфония аэропорта

Иван Толстой: Игорь Померанцев записал беседу с бывшей служащей нескольких международных аэропортов (в радиопередаче она попросила называть ее Ядвигой). Аэропорт как самостоятельный мир раскрывается после долгого профессионального опыта, надо для этого собаку съесть… Впрочем, поговорки о животных после рассказа Ядвиги обретают немного другое звучание.

Невидимая жизнь аэропорта в рассказе инсайдера. Передача Игоря Померанцева. Что такое испанский Закон о демократической памяти?

Игорь Померанцев: Ядвига, вы около двадцати лет работали менеджером по меньшей мере в двух международных аэропортах в Центральной Европе. Что это за образ для вас? Что это за организм? Я вспоминаю стихи поэта Вознесенского – аэропорт, реторта неона... Честно говоря, мертвый образ. Акустическое звукоподражание, но там нет ничего человеческого. У польской писательницы Ольги Токарчук есть такой образ, что в аэропорту мы все глазеем друг на друга, как будто мы в банке с формалином. Это уже человечный, по-моему, образ. Для вас что это за физиология, что это за организм?

Ядвига: Когда люди говорят про аэропорт, часто все думают только про тех людей, которые туда прилетают и улетают, про пилотов и стюардесс. Но эти люди – это совершенно другая каста. Если мы говорим про аэропорт, то это организм тех, кто живет на земле, но абсолютно болен возможностью странствий, кто видит людей, которые прилетают и улетают, кто живет тем, чтобы все было безопасно для этих людей. С точки зрения разности профессий это можно приравнять только к городу. Если вы работаете в какой-то частной компании, там может быть две, три, пять профессий. Аэропорт – это город. Это люди от профессий с основным образованием, которые делают ручную работу, и на другой стороне шкалы это очень образованные химики, информационные технологи и финансисты. И все это вместе живет безопасностью людей, которые туда прилетают и оттуда улетают.

Игорь Померанцев: Я вас слушаю, и у меня такое чувство возникло, что аэропорт – это гигантский механизм вроде огромных часов, причем часы в прямом смысле играют очень большую роль в аэропорту.

Ядвига: Если сравнить аэропорт с какой-нибудь частной компанией, где могут совершаться какие-то ошибки, что-то недовыполнится, и потом скажут: хорошо, мы не выплатим премиальные. А в аэропорту это невозможно, в аэропорту люди думают о жизнях тех, кто прилетели и улетели.

Аэропорт.

Игорь Померанцев: Вы сказали о стюардессах и стюардах. Я – пассажир в аэропорту и, конечно, мне бросаются в глаза стайки стройных стюардесс во главе с пилотом. Но я думаю, что в аэропорту есть своя социальная иерархия. Что это за иерархия?

Ядвига: Вы бы, наверное, никогда не подумали, что в аэропорту трудится очень много химиков, которые работают с патогенами. Потому что туда прилетает очень много людей, у которых, простите, очень много испражнений, прилетают рейсы из довольно дальних краев. Простите за откровенность, в одном аэропорту, где я работала, разделены терминалы на близкие рейсы и на более дальние. Так вот, в терминале на более близкие рейсы более простые химики работают…

Игорь Померанцев: Вы говорите сейчас о канализации?

Ядвига: Самолеты привозят испражнения, с которыми нужно что-то сделать, которые нельзя слить в канализацию, которые нужно обработать так, чтобы потом можно было посадить рыбок и водить туда журналистов – смотреть, что рыбки живы. Там нужна команда, которая знает, какие микроорганизмы нужно подсадить в эти садки, чтобы эти испражнения обработались так, что это будет абсолютно безопасно для города, в котором находится аэропорт. И это гораздо сложнее для более далеких рейсов, поскольку там больше фекалий.

Игорь Померанцев: Ядвига, для меня, как пассажира, аэропорт – это отлеты, прилеты, табло, стюардессы и стюарды, киоски, бары, рестораны, в некоторых аэропортах есть места для ночлега. Но это то, что мы видим. А есть невидимый мир аэропорта?

Ядвига: Я думаю, что в каждом аэропорту, во всяком случае в тех, в которых я работала, всегда есть система подземных ходов, там всегда есть несколько этажей под землей, которые пассажиры не видят. И у них самое разное техническое назначение. Например, для сортировки багажа. Когда вы сдаете багаж, вы его ставите, приятная девушка его взвешивает, на него наклеивает наклейку, багаж уезжает, и вы не знаете, что с ним происходит. Так вот он уезжает в такой этаж под землей, который похож на фабрику Санта-Клауса.

Там эти чемоданы едут по конвейеру, который разбирается с тем, куда какая сумка должна попасть, и по ходу дела они проходят через самые разные рентгены, которые контролируют, что в них находится. И если какой-то рентген думает, что в них что-то небезопасное, то эта сумка снимается с конвейера, проходит еще через один рентген, а если и этот рентген решил, что это небезопасно, то потом через человеческий контроль. В данный момент уже понятно, что эта сумка не успевает на ваш рейс и вы улетаете без нее.

Так что если вы прилетаете куда-то и вам говорят, что вашей сумки нет, или вы ее ждете, а ее нет и нет, значит, в этой сумке было что-то, что обеспокоило рентген. Например, если у вас там случайно лежал пирог, а рядом с этим пирогом лежала подзарядка для телефона. Вы знаете, как это выглядит? Как органическая бомба, к которой подводятся провода.

Игорь Померанцев: Ядвига, я был свидетелем того, что дети завороженно смотрят на этот конвейер. Как дети ведут себя в таких ситуациях? У них же естественные реакции, они хотят путешествий, приключений.

Аэропорт.

Ядвига: У меня было такое один раз в моей жизни. Один мальчик после того, как уже взвесили чемодан и он должен был уехать, подскочил за этим чемоданом. А это была семья, у которой было много детей, так что, видимо, родители просто не уследили, а женщины, которые уже нажали кнопку и чемодан уезжал, не увидели там маленького мальчика. Мальчик уехал с этим чемоданом на эту подземную фабрику Санта-Клауса. Представьте себе, когда там ездят эти чемоданы, там лазер считывает коды, и по этим кодам он рассортировывает эти чемоданы на рейсы, на которые их надо доставить.

И если там какой-нибудь чемодан, у которого смялся код или код был плохо наклеен, то этот чемодан ездит, лазер не считывает, и потом там есть одно-единственное место, где сидит живой человек, куда съезжают чемоданы, которые лазер не смог считать. Этот мальчик, на котором не было кода, съехал к этому человеку, который там сидел и долго уже не видел никого живого. Он там сидел и читал журнал, и вдруг к нему приехал этот парнишка лет восьми, абсолютно в истерике. С ним ничего не могло произойти, все это очень безопасно, но он, конечно, этого не мог знать. Он в истерике приехал к этому дяде, который поднял глаза от своего журнала и вдруг увидел, что это не чемодан со смятым кодом, а ребенок.

Игорь Померанцев: Про детей – понятно, а про животных? Я имею в виду домашних животных и редкие случи, когда в международный аэропорт привозят животных для зоопарка.

Аэропорт.

Ядвига: Это вообще-то не так редко. Домашних животных возят очень часто, но это не так сложно, они в своих переносках, в клетках. Гораздо сложнее, когда это опасное животное или когда это переправа частей животных. Например, икры или экстрактов репродукционных желез некоторых морских животных, которые должны сохраняться при определенной температуре. В аэропорту есть камеры, которые поставлены на минус пять, минус десять, минут двадцать и минус сорок. Это туда доставляется, потом проходит таможенный досмотр, потом за ними приезжает грузовик, который их увозит с этой морозильной камерой. Но это – части животных, этого очень много для ресторанов и для фармацевтических потребностей.

Потом бывают редкие животные. Там, к сожалению, бывает так, что кто-то заказал эту переправу, не согласовав с аэропортом. Прибывает это животное, а в аэропорту люди говорят, что не знают, что делать. Так вот, там работают совершенно потрясающие люди, которые обожают этих животных, которые их никогда не бросят, которые их готовы взять в свой питомник и о них заботиться, пока кто-то не устроит растаможку, все эти бумажки не согласует и не придет за ними. Это потрясающие люди, которые потом готовы распаковать какой-то кратер, который они открывают и оттуда вылезает крокодил.

Игорь Померанцев: Крокодил приехал зайцем?

Ядвига: Да, там было написано какое-то другое, совершенно безопасное животное. У нас был случай, что этот крокодил даже укусил за руку нашего сотрудника.

Игорь Померанцев: Это была вкусная рука?

Ядвига: Надеюсь. Но они справились, они его посадили в террарий, устроили и температуру, и свет, и заботились об этом крокодиле, пока наконец кто-то все эти бумажки не сделал и не забрал его. У нас была зеленая гадюка, которая тоже вот так приехала контрабандой, ее никто не заметил, потому что ее не должно было быть. Она выползла из коробки, уползла куда-то в рамках этого питомника, но этого никто не знал, и только через несколько дней тот, кто наконец-то оформил все бумаги, сказал: "А у меня там моя очень ценная зеленая гадюка". А мы сказали, что не знаем, где она. И мы начали ее искать. Так эта бедная гадюка, совершенно обезвоженная, она выглядела как палка, она лежала в углу одной из комнат. Ее потом пересадили в питомник, ее откармливали, отпаивали.

Игорь Померанцев: Чем отпаивали?

Ядвига: Водой и молоком. Там были люди, которым было ужасно ее жалко, и они ее из пипетки откармливали.

Игорь Померанцев: Аэропорт помимо прочего это еще и военный объект. То есть это может быть объект терроризма. Мы знаем случи взрывов двадцать-тридцать лет назад, когда террористы проникали в самолеты и взрывали их. Как охраняют современные аэропорты и кто их охраняет – люди или, может быть, им помогают собаки?

Ядвига: Их охраняют люди, охраняют собаки, но прежде я вам расскажу, что когда я говорила в одном из аэропортов с начальником безопасности, то он мне говорил, что это все это очень хорошо, мы можем охранять периметр, но если кто-то загрузит грузовик взрывчаткой, прорвется туда, куда приезжают люди высаживать своих близких, и там это взорвет, то мы ничего не сможем сделать. И это сценарий, который непредсказуем для очень многих аэропортов. Они об этом не хотят говорить, потому что рассчитывают на то, что если купить столько взрывчатки, то уже кто-то поймет, найдет, это не так просто. Но факт остается фактом, что во многих европейских аэропортах, если кто-то загрузит грузовик взрывчаткой, быстро прорвется к терминалу и взорвет этот грузовик перед терминалом, то погибнет масса людей.

Аэропорт.

Игорь Померанцев: Какая часть штата занята безопасностью?

Ядвига: Половина. Половина – это специалисты разных профессий, и половина – это люди, которые в разной степени занимаются безопасностью: либо у рентгенов проверяют вас и ваш багаж, либо стерегут периметр с собаками или ходят по терминалу с собаками, которые ищут взрывчатку и наркотики.

Игорь Померанцев: Что это за собаки? Они особо одаренные, тренированные, особо умные?

Ядвига: Там два сорта собак. Одни стерегут периметр. Периметр стерегут люди, у которых оружие и которые ходят с очень опасной овчаркой, которая готова покусать так, что мало не покажется. Когда я проходила мимо псарни, где были эти овчарки, я всегда скорее пробегала мимо нее. Это очень опасные животные, которые натренированы на то, что если будет кто-то нарушать периметр, то они этого человека обезвредят, даже если у него будет оружие.

А потом есть совершенно другие собачки, которые натренированы на то, что они ищут наркотики или взрывчатку в рамках терминала. Это собаки, которые никогда никого не покусают, они очень добрые, они только натренированы на то, что они ищут опасность. И они только сообщают о том, что нашли. Я была потрясена, насколько у них развито обоняние – даже если у вас наркотики в нескольких пакетах герметических в сумке, они все равно чувствуют. Я этого не понимаю, но это так.

Игорь Померанцев: Кто дрессировщики?

Ядвига: Специальная группа людей, охранники внутреннего пространства, которые занимаются дрессировкой. Этих собак они берут щенками, с ними проводят всю совою рабочую жизнь, это их партнеры. Если вы находитесь в рамках терминала и видите кого-то, кто идет с собакой, не бойтесь ее, это очень хорошая собака.

Игорь Померанцев: Собака – друг пассажира?

Ядвига: Да.

Игорь Померанцев: Ядвига, есть такой штамп, самолет иногда называют "стальной птицей". Все-таки это сравнение не случайно. Когда первые самолетостроители придумывали модель самолета в конце 19-го – в начале 20-го века, они все-таки думали о птицах. Какие отношения у аэропорта и летчиков с птицами? Птица – угроза самолету или птица может быть другом самолета?

Ядвига: Птица, к сожалению, угроза самолета. Все коллеги знают, что чем ближе аэропорт к морю или к большой реке, тем больше эта опасность, потому что там могут быть большие птицы, которые живут на этих водоемах, и если они влетят в моторы, то это фатально для самолета. Но не только эти огромные птицы фатальны, маленькие воробьи, если их много, тоже могут причинить вред. Заметьте, что во всех аэропортах траву стригут на определенную высоту, обычно это сантиметров 15-20, потому что если это выше, то там могут прятаться птицы, а если меньше, то из этой травки высыпаются семена, которые птицы очень любят клевать.

Лисе тоже интересно в аэропорту.

Одновременно во всех аэропортах всегда есть команда сокольничих, которая следит за тем, чтобы не только птицы, но и другие животные не попадали или в мотор, или просто под колеса самолетов. Это очень специфическая каста людей, они обожают животных, с которыми работают, у них обычно своя собака и своя птица – орел, сокол… Они специально принимают разных птиц, потому что разные птицы справляются с маленькими хищниками разных размеров – грызунами или лисицами.

Собаки – довольно умные животные, так что если собака натренирована, то она потом готова работать не только со своим хозяином, но и с другим членом команды, которого она приняла. Они обходят каждый день все взлетные полосы и смотрят, нет ли там птиц, маленьких хищников, зверушек, которые могут поставить под угрозу взлет или посадку. Поскольку не хватает только собак, которые с ними ходят, то с ними летают их птицы. Они едут на джипе, с ними едет эта птица, в определенный момент они эту птицу выпускают и она следит за тем, чтобы никого не было.

Мне кажется, что это совершенно потрясающие люди, которые, с одной стороны, любят животных, а с другой стороны, понимают, что их функция – уберечь людей, чтобы они не погибли, чтобы самолет не упал, не поскользнулся при взлете или посадке. Это, конечно, нехорошо звучит, но если сидит большая стайка воробьев или голубей и самолет на нее садится, он поскользнется.

Игорь Померанцев: Получается, что собаки и птицы – союзники или, может быть, они соперничают?

Ядвига: Я думаю, что они соперничают. Я как-то спрашивала сокольничих, почему они так сложно все делают, нельзя ли это как-то автоматизировать? Они говорили, что был такой очень умный человек, который придумал, что он нам запишет рык разных хищников, которых должны бояться те звери, от которых мы пытаемся избавиться. Мы поедем на джипе, там будет громкоговоритель, из которого будет слышаться рык этих хищников. А они с большим уважением говорят, что животные не идиоты, там будет рык тигра, они, может быть, один раз испугаются и разбегутся, а если я приеду второй раз, они поймут, что приехал человек на желтом джипе, из которого рычит тигр, ничего не происходит, да я даже попу поднимать не буду. Но если они будут знать, что на желтом джипе приезжает человек, который из этого джипа выходит, с ним выходят орел и собака, и он кого-то время от времени пристрелит, тогда они будут это знать. Надо примерно раз в неделю на взлетной полосе кого-то пристрелить и оставить там лежать несколько дней, тогда все это будут знать.

Игорь Померанцев: Получается, что сокольничий – современная профессия?

Ядвига: Это совершенно современная профессия. Это люди, которые очень хорошо понимают, что и зачем они делают, и это очень редкие профессионалы.

Игорь Померанцев: В аэропортах, несмотря на все усилия, случаются аварии, причем фатальные. Смерть хотя бы чуть-чуть входит в состав жизни аэропорта. Вы, как менеджер, это чувствуете?

Ядвига: Я это чувствовала в том, что это была единственная корпорация, в которой я работала, где были люди, которые были готовы идти на такие риски, на которые, если вы работаете в банке или в страховой компании, никому бы не пришло в голову идти. Представьте себе, я сидела в офисе на двенадцатом этаже, у нас была стеклянная стена, и через эту стеклянную стену я смотрела на взлетную полосу. Там нужно было что-то переделать, поэтому стоял огромный кран. И на этом кране вдруг я увидела, что ходит человек, который не прикреплен ничем. И этот человек там ходит и что-то делает с крылом самолета. Человек ходит на высоте двенадцати этажей. Я признаюсь, что я лично ответственна за то, что этот человек там уже не работает. Я считаю, что это неправильно – мы уволили этого человека в течение часа. Но мне кажется, что аэропорт своей атмосферой странствий, риска, неповседневности привлекает людей, которые готовы вот так себя вести.

Аэропорт.

В то же время в аэропорту работают люди, которые одновременно и современные, и очень консервативные. Представьте себе, в современном самолете, если вы пилот, которому нужно его посадить, а видимости вообще никакой нет, у вас есть автопилот, который сотрудничает с датчиками в аэропорту, который вам посадит самолет, даже если вы не видите вообще ничего. Но во всех аэропортах мира все равно сохраняется аналоговая радиосистема, которую начали делать, по-моему, в 1940-е годы, которая издает сигналы очень простые – на какой вы высоте и на какой вы широте. И если вы квалифицированный пилот, если у вас отказал автопилот, если у вас отказали все системы, то вы подключаетесь только на этот простой аналоговый радиосигнал и вы посадите самолет. И хотя все считают, что это никому не нужно, я не знаю ни одного аэропорта в мире, который бы это отключил: там стоят эти аналоговые датчики 1940-х годов на случай, что откажет абсолютно все.

Игорь Померанцев: У международных аэропортов есть свои национальные особенности, свой национальный стиль, характер?

Ядвига: Я уверена, что да. Там, где я работала, это безусловно было. Мне кажется, наиболее это проявляется еще в одной касте людей, это те люди, которые заведуют тем, на какое стояночное место какой самолет встанет. Это всегда очень тонкое дело. Самолеты иногда опаздывают, потом они не успевают вынуть багаж, заправиться, это всегда такая симфония сотрудничества разных людей для того, чтобы это все работало. С одной стороны, там очень тонкая компьютерная система, которая это все рассчитала, с другой стороны, там люди, которые этим занимаются 20–30 лет жизни, которые только сидят перед монитором часами и смотрят, как разные самолеты на разных стоянках распаковываются, заряжаются, закачивают воду, горючее.

И вот эти люди смотрят на это и говорят: вот на той стоянке опять ирландцы, они опять не успеют. И я, когда начинала работать, я говорила: "А почему вы так думаете? Там какие-то показатели?" Они говорят: "Я этим занимаюсь 30 лет, я уже не знаю, что они не так сделали, но я вам гарантирую, что они не успеют, туда нельзя уже планировать никого другого".

К тому же это всегда так, когда мы планируем, что самолет приземляется и его нужно отправить на определенную стоянку. Одно дело, когда они летят в небе и все понимают, но здесь они путаются, это как машины на стоянке. Вот, например, ирландцы это такие люди, что если там клевер не нарисовать, то они не знают, куда встать. Почему-то там, где была я, у бедных ирландцев была такая репутация.

Игорь Померанцев: Это предрассудки национальные.

Ядвига: Совершенно национальные предрассудки, но их там, к сожалению, довольно много, потому что каждая нация имеет свои предпочтения, куда встать, как долго что делать, какой сервис им нужен, и это возбуждает большие дискуссии.

Игорь Померанцев: У каждой культуры есть свои анекдоты и в этих анекдотах есть свои жертвы. Это называется предрассудки.

Ядвига: Я думаю, что каждый аэропорт старается, чтобы все было абсолютно идеально отлажено. Но это невозможно. И каждый аэропорт хочет, чтобы он был как можно выше в международных оценках, потому что тогда как можно больше хороших авиакомпаний захочет туда летать. Так что в интересах каждого аэропорта доказать, что они предоставляют самые разные уровни сервиса. Но если бы они предоставляли это все, то это было бы очень дорого.

Так что, заметьте, если вы просто посмотрите на страницу какого-то аэропорта, вы увидите, что там столько разных возможностей, которые вы никогда не найдете, когда вы туда придете. Например, отель, где вы можете передохнуть два часа, принять душ и полежать в постели. Вы его никогда не найдете, он спрятан так, чтобы он никогда не был переполнен, потому что это очень дорого. И есть масса таких сервисов, которые есть, которые предоставляются, но вы их никогда не найдете.

Игорь Померанцев: Вы говорите без акцента не только по-русски, но и по-польски, и по-чешски. У международных аэропортов есть свой язык?

Ядвига: Конечно, это английский, это лингва франка. Так что чем больше языков человек знает, тем это приятнее. В аэропортах обычно работает очень много людей, которые говорят на самых разных языках и которые потом постепенно друг другу помогают в общении с разными компаниями. В аэропорту довольно нормально говорить на четырех-пяти языках.

Игорь Померанцев: Вы почти двадцать лет проработали на пороге неба, но вы оставили эту работу, покинули аэропорт, вернулись на землю, стали арт-менеджером. Почему?

Ядвига: Я уже не могла работать только на этом пороге странствий. Мне это очень нравилось, было интересно, но мне кажется, что там определенный надрыв и определенная ущербность этих людей, которые сами никогда никуда не летят, которые сами всегда только на этом пороге, которые защищают этот порог, которые все делают для того, чтобы там было безопасно, но они сами никогда никуда не летят.

Игорь Померанцев: Ядвига, счастливых путешествий!

Ядвига: Спасибо, я думаю, что я еще полечу во много стран.