Империя "Нью-Йорк Таймс"

– Энциклопедия сегодняшнего дня

– Кто любит и кто ненавидит "Нью-Йорк таймс"

– Бегство русских сюжетов?

Сегодня в новом эпизоде подкаста "Генис: Взгляд из Нью-Йорка" – беседа с историком культуры и музыковедом Соломоном Волковым о самой влиятельной газете Америки, ее несомненных достоинствах, бесспорных промахах и необходимых уроках.

Нас легко найти в эфире и на сайте Радио Свобода. Подписывайтесь на мой подкаст на Itunes, Google podcasts, Yandex music. Включайтесь в беседу: пишите мне в социальных сетях и в аккаунтах "Свободы", а также на всех подкаст-платформах.

Александр Генис: На днях ведущая газета США, далеко не безразличная и остальному миру, отметила свой славный юбилей. 170 лет в строю – это огромный срок для такого эфемерного образования, как ежедневная газета. Я счастлив, что добрую часть этих лет – около сорока – мы провели вместе каждый божий день, и я не могу себе представить утра без свежего выпуска. Таких преданных читателей, конечно, очень много, особенно в метрополии газетной империи – в самом Нью-Йорке.

Не зря традиционный завтрак в нашем городе – чашка кофе, бублик с лососиной и номер "Нью-Йорк таймс". Причем главное в этом наборе – его несъедобная часть. Почему? Да потому, что ньюйоркцы, с присущей им категоричностью, которую все остальные называют нахальством, считают свою главную газету, завоевавшую 130 пулитцеровских премий, лучшей в мире.

По-моему, так оно и есть. Перечисляя стати "Нью-Йорк таймс", стоит начать с ее старомодности. В век таблоидов, газет удобного журнального формата, "Нью-Йорк таймс" выходит на огромных простынях, из-за чего читать ее в метро – мука. "Нью-Йорк таймс" не гонится ни за конкурентами, ни за прогрессом, ей незачем меняться, ибо ее главное достоинство – стабильность. Читательское доверие – гарантированная достоверность и авторитет.

Первый номер газеты. 18 сентября 1851 года

Девиз газеты – "мы печатаем все, что подходит для печати" – обманчиво прост. В этом "мы", определяющем, что именно подходит для печати, и хранится капитал газеты. Главное в ней – первая полоса. Новости, попавшие на эту страницу, – самые важные в мире. Бескомпромиссная в отношениях с читателем, газета печатает не то, что ему интересно, а то, что считают важным редакторы. Поэтому там, где таблоид попроще напечатает полицейский отчет, в "Нью-Йорк таймс" может оказаться сообщение об археологическом открытии. Вынося тот или иной материал на первую страницу, редакция, в сущности, формирует мировое общественное мнение, устанавливает иерархию приоритетов, лепит реальность сегодняшнего дня. О том, что ей это удается, можно судить по книге "Первая страница "Нью-Йорк таймс", которая доказывает, что газета не попадала впросак, выбирая действительно судьбоносные новости. Представляете, если бы такую книгу выпустила "Правда"?

Пропев гимн авторитетности и объективности "Нью-Йорк таймс", хочу сказать и о другой ипостаси газеты, той, где, наоборот, царит субъективность. В разделе редакционных комментариев, колонок постоянных обозревателей, писем читателей и прочих случайных статей, газета устраивает интеллектуальный форум страны. Это банк идей, где дают советы мэрам и президентам, Сенату и Конгрессу, Белому дому и Кремлю, Багдаду и Пекину. И к этим советам действительно прислушиваются во всех столицах мира. Как любая газета, "Нью-Йорк таймс" живет всего один день, но она, одна из очень немногих, способна этот день изменить.

Соломон, как складывались ваши отношения с НЙТ?

Соломон Волков: Вы знаете, мне повезло, почти сразу же по приезде в Нью-Йорк я познакомился, а потом подружился с Гаррисоном Солсбери, автором знаменитой книги "900 дней" о блокаде Ленинграда. Это первая откровенная, неподцензурная книга о ленинградской блокаде, она вошла в историю, была бестселлером в Америке. Он был одно время ответственным редактором "Нью-Йорк таймс", и он придумал в 1970 году очень важную рубрику авторских мнений – Opinions. К тому моменту, когда я приехал, он в "Таймс" уже не работал, но, конечно же, как отец-основатель Opinions, пользовался колоссальным уважением. Благодаря дружбе с Солсбери именно в этом отделе ко мне отнеслись с большой симпатией, и я напечатал, наверное, дюжину колонок в "Нью-Йорк таймс" на самые разнообразные темы.

Александр Генис: Я не могу вас не перебить, потому что я тоже познакомился с Гаррисоном Солсбери, но не в Нью-Йорке, а в Москве. Мы вместе жили в гостинце "Украина" и каждое утро там завтракали. На завтра давали яйца всмятку, но не было чайных ложечек, и мы с Гаррисоном Солсбери наперегонки бежали на кухню за этими самыми ложечками. Он был такой джентльмен с седой гривой, похожий на британского льва. Солсбери уже был очень немолодым человеком тогда, это было в самом разгаре перестройки, 1990 год, очень горячее время для журналиста, он все понимал и всюду лез, потому что ему Россия была страшно интересна.

Соломон Волков: Он необычайно был энергичный человек, какой-то классический американский репортер, который всюду успевает, все понимает, все может отыскать, со всеми нужными людьми поговорить. Конечно, большой знаток Советского Союза, и добавлю в скобках, и Китая – это были две основные специальности. Так, благодаря протекции Солсбери я написал в "Нью-Йорк таймс” о невозвращенцах, о Ростроповиче, о Кондрашине, о фигурах русской культуры – от Стравинского до Евтушенко. И даже однажды о погоде. Может быть, вы помните, был колоссальный снежный занос в Нью-Йорке, когда все улицы замело, вдруг мне звонят из "Нью-Йорк таймс" и говорят: вы из России, наверное, что-то знаете о такой погоде, расскажите нам, что и как. Я прямо по телефону надиктовал им текст.

Конечно же, для меня огромное значение сыграло книжное приложение к "Нью-Йорк таймс". На первой странице там появилась рецензия на опубликованные мною здесь мемуары Шостаковича, эта книга вошла в их список бестселлеров газеты. Но что для меня еще более важно, была такая рубрика "Выбор редакторов", несколько моих книг в этой очень почетной рубрике появлялись с рекомендациями для прочтения, я очень этим горжусь.

А как у вас складывались отношения с "Нью-Йорк таймс"?

Александр Генис: Я не могу похвастаться, как вы, что я был автором "Нью-Йорк таймс", но ее читатель я с очень давней историей – больше 40 лет я каждый день читаю "Нью-Йорк таймс". Я помню, как это началось. Когда я приехал в Америку, то, изучая и открывая страну, я в каждом без исключения городе, городке или поселке, где бывал, покупал местную газету, чтобы понять, как устроен этот мир. Таким образом у меня скопилась коллекция прессы американской. Я выяснил, что есть, конечно, замечательные газеты и в других городах, "Бостон Глоб", "Сан-Франциско Кроникл", "Лос-Анджелес Таймс", все это большие, уважаемые газеты, "Вашингтон Пост", конечно, столичная, но ничто не сравнится с "Нью-Йорк таймс", потому что она вещает “городу и миру”, как новый Рим: когда все, что важно Риму, важно всей Римской империи. Именно поэтому мы назвали сегодняшнюю передачу "Империя "Нью-Йорк таймс".

Давайте сформулируем, что нам дает эта газета такого, что не могут заменить другие СМИ?

Соломон Волков: Человек, который говорит, что он каждый день прочитывает "Нью-Йорк таймс" от корки до корки – это самый большой врун на свете.

Александр Генис: Это уж точно, прочитать ее невозможно.

Соломон Волков: Потому что, каждый выпуск – это энциклопедия жизни и Нью-Йорка, и американской жизни, и всемирное обозрение. Я лично читаю в "Нью-Йорк таймс" новости с первой страницы, как вы знаете, переходят эти новости с продолжением на последующие страницы, потом всегда обращаюсь к разделу культуры, особенное мое влечение, многое также в разделе "Мнения". У меня, как и у вас, есть, конечно, в "Нью-Йорк таймс" любимые колумнисты и нелюбимые. Мы не будем, я думаю, озвучивать их имена, чтобы не оглашать наших политических симпатий и антипатий – это здесь не положено, в Америке.

Александр Генис: Для меня "Нью-Йорк таймс", как и для вас, энциклопедия сегодняшнего дня – это главное ее качество. Я знаю: все важное в мире будет в этой газете сегодня. Раньше, когда я много путешествовал, и жил подолгу без газеты (еще в доинтернетовские времена), то мне казалось, что меня выключили из мира, и я торопился вернуться домой, чтобы “сунуть вилку в розетку” и вновь оказаться внутри большого и умного мира. Но в этой газете важна не только политика. Чем же еще богата газета?

Соломон Волков: Отделом культуры. "Нью-Йорк таймс" состоит принципиально из трех разделов – новости, мнения и развлечения. Для меня главное новости, частично в развлечениях отдел культуры, частично в мнениях суждения моих любимых и так же нелюбимых колумнистов, в которые я заглядываю. Вы знаете, я, например, совсем не читаю секции бизнес-новостей, я совсем ничего не читаю про путешествия, про спорт и рецепты. У вас, я думаю, дело обстоит по-другому с этим?

Александр Генис: Далеко не всегда то, что кажется нам с вами важным, является важным для других. Например, одна из самых популярных рубрик газеты "Современная любовь”. Это рассказы о том, как люди нашли свои половинки, как случилась их любовь или как она держится.

Другая часть газеты, которой я очень редко пользуюсь, но которая имеет своих отчаянных поклонников – это кроссворды. Они знамениты на весь мир, где люди изучают английский язык. Я знаю, что Ира Бахчанян, вдова нашего друга Вагрича Бахчаняна всегда разгадывает эти кроссворды, страшно гордится тем, как она ловко это делает.

Рецепты! Каждую среду в "Нью-Йорк таймс" выходит кулинарная секция, там есть замечательные истории и рецепты. Я знаю одного из авторов этой секции Мелиссу Кларк, которая отлично пишет о еде. Стоит нам заглянуть в какой-нибудь раздел, как мы обнаруживаем, что там тоже есть что-то интересное. Скажем, футбол. Я, к сожалению, американским спортом не увлекаюсь, но футбол настоящий, европейский очень люблю. Каждый раз, когда происходят Чемпионаты Европы или Чемпионаты мира, меня поражает, с каким замечательным мастерством спортивные журналисты "Нью-Йорк таймс" пишут о том, что в общем-то чуждо Америке, она так и не научилась толком смотреть футбол, играть уже умеет, а смотреть все еще нет. Или, например, автомобили. Поскольку я все-таки в Америке уже восьмую машину вожу, то мне это так или иначе интересно. Вот все эти пухлые разделы газеты и превращают ее в энциклопедию. И это совершенно не имеет никакого отношения к политике, зато имеет отношение к стилю. В чем, по-вашему, специфика авторского письма газеты?

Соломон Волков: Вы знаете, для меня главное достоинство этой газеты – профессионализм ее авторов, журналистов. Я сейчас сталкиваюсь с довольно широким спектром американской прессы, могу с ответственностью сказать, что более профессиональных авторов, чем "Нью-Йорк таймс", ни одна газета в Соединенных Штатах не имеет. Думаю, что это верно и по отношению ко всему прочему миру. Я вижу новости в разных американских газетах, очень часто эти все сайты новостные – это просто такие шакалы, которые подбирают то, что высказала, нашла, раскрыла, объяснила "Нью-Йорк таймс". И сейчас это особенно видно. "Нью-Йорк таймс", конечно, в этом смысле остается образцом профессионализма. Хотя тоже, у меня покойный мой знакомый, приятель отца еще с рижских времен, который оказался в Америке, стал профессором по математике в Колумбийском университете.

Александр Генис: Которого я прекрасно знаю, потому что у нас были общие друзья. Когда я приехал в Америку, то я к нему пришел, это был единственный человек, которого я знал в Нью-Йорке, в Колумбийский университет. Он старый рижанин.

Соломон Волков: Липман Берс его звали. Он мне когда-то сказал: "Нью-Йорк таймс" замечательная газета, которая обо всем пишет правильно. Врет она только в 5%, в том, в чем я разбираюсь, – в математике".

Александр Генис: Это точно. Поэтому в "Нью-Йорк таймс" тоже ляпы случаются. Я однажды прочитал, что Маяковский был жертвой сталинского террора.

Соломон Волков: А я прочитал в "Нью-Йорк таймс" о двух русских композиторах – Скрябине и Лютославском.

Александр Генис: Вы знаете, несмотря на это, конечно, "Нью-Йорк таймс" я верю. Что меня подкупает в этой газете – это, вы правильно сказали, профессионализм, который начинается с заголовков. Авторы "Нью-Йорк таймс" никогда не дают заголовки к своим материалам – это вполне понятно, потому что только редактор видит всю полосу в целом, может судить, какие заголовки нужны. Так вот, из этого заголовка мы можем сделать выводы, о чем рассказывает материал. Это не так просто, как кажется. Я помню, я однажды открыл в России газету, хотел узнать, какая будет погода. О погоде был заголовок такой: "Весна приходит на бульвары". Я хотел знать, будет дождь или не будет дождя. В "Нью-Йорк таймс" все заголовки, хотя они тоже не лишены какой-то языковой хитрости, но они всегда очень конкретны, как и текст, обязательно в первом предложении мы узнаем самое важное. Но при этом у "Нью-Йорк таймс" есть собственный стиль – это крайне сдержанный, крайне незаметный, но все-таки присутствующий юмор, я бы сказал, ирония, то, что так любил Бродский, он называл такую эстетику "цвета воды", но все-таки где-то скрывается мастерство и юмор – это есть у всех авторов "Нью-Йорк таймс". Иногда бывают настолько удачные выражения, что я их выписываю и показываю друзьям, говорю: вот как надо писать, это же ежедневная газета, она живет один день, но как живет!

И, конечно, словарь. Для того, чтобы читать "Нью-Йорк таймс", нужно быть образованным человеком. Может быть самое главное – это контекст. В нашей передаче с вами я всегда стараюсь сделать так, чтобы был контекст. Потому что слушатель, читатель, зритель, мы все должны получать все нужное прямо сейчас, нельзя отрываться от текста, чтобы идти и искать какие-то объяснения. Автор текста в "Нью-Йорк таймс" всегда даст нам всю нужную информацию внутри своего текста. Это говорит о доверии к читателю и с другой стороны требовательности к читателю. "Нью-Йорк таймс" нужно читать внимательно, с интересом и обязательно хорошо знать, о чем идет речь в целом, вы должны быть образованным человеком. Это переводит нас к другому вопросу: кто такие читатели "Нью-Йорк таймс", что характерно для них?

Соломон Волков: Сейчас, когда я читаю "Нью-Йорк таймс" в электронной версии, я лучше понимаю, кто именно составляет читательский костяк "Нью-Йорк таймс". Потому что в электронной версии публикуются теперь сотни писем читательских, которые являются комментариями к опубликованным "Таймс" статьям и мнениям. "Таймс" приглашает специально людей отзываться. В свою очередь к этим письмам ставятся другими читателями лайки. Раньше, например, в "Нью-Йорк таймс" от силы можно было напечатать 10-15 писем, сейчас ежедневно там появляются сотни и сотни писем в электронной версии. Я вижу, что привлекает внимание читателей "Нью-Йорк таймс", каковы их взгляды. И еще очень важный электронный элемент новый: у них появилось обозначение "наиболее популярное", нашедшие наибольший читательский отклик материалы. Из этого тоже видно, кто читатели "Нью-Йорк таймс". Я могу сказать, что сейчас я вижу, что главный костяк читателей "Нью-Йорк таймс" – это богатые молодые люди с либеральными взглядами. Политика "Нью-Йорк таймс" на эту аудиторию направлена, она оказалась чрезвычайно успешной, потому что количество таких подписчиков с каждым годом возрастает. И "Таймс", которая была одно время на грани банкротства, потребовались какие-то новые вливания со стороны финансовые, сейчас это опять высокодоходное предприятие.

Александр Генис: Как раз недавно в "Нью-Йорк таймс" была статья о том, что именно так выглядят сегодня избиратели Демократической партии – это как раз и есть читатели "Нью-Йорк таймс". Речь шла о том, что и классы, и расы заменил один фактор – образование. Люди с высшим образованием составляют уже очень большую долю жителей Америки, именно они привели Байдена к президентской власти, потому что люди без образования голосовали в основном за Трампа. "Нью-Йорк таймс" как раз отражает переломный момент. Но при этом газета теряет свои читателей точно так же, как Демократическая партия теряет своих сторонников среди рабочего класса, которого становится все меньше и меньше в Америке, и среди расовых меньшинств, что особенно интересно. И афроамериканцы, и латинос все больше голосуют за Республиканскую партию, в том числе за Трампа. Это разделение на образованных и необразованных очень заметно в "Нью-Йорк таймс", отсюда либеральный уклон.

(Музыка)

Редакция газеты в Нью-Йорке

Александр Генис: В последние годы НЙТ пережила несколько кризисов. Сперва это был финансовый удар, когда Великая рецессия чуть не разорила газету, заставив ее избавиться от всего необязательного. А потом в годы правления Трампа – кризис доверия. Когда президент и его сторонники прямо назвали журналистов “врагами народа”. У меня немало друзей, знакомых, приятелей, которые говорили: как ты можешь ссылаться на "Нью-Йорк таймс", когда Трамп сказал, что это враги народа, они все врут?

Как газета перенесла эти удары?

Соломон Волков: Сейчас "Нью-Йорк таймс" в авангарде, я бы сказал, такой новой линии в области и политики, и культуры. Эта линия направлена на утверждение расового равноправия, на защиту прав сексуальных меньшинств и все прочее в этом роде. Должен сказать, что я эту линию, в отличие от многих моих знакомых, полностью поддерживаю. Но в области культуры "Нью-Йорк таймс" все-таки перебарщивает. То есть желая быть суперпередовой и актуальной, она перехваливает авторов, того не заслуживающих.

Александр Генис: Многие считают, что "Нью-Йорк таймс" сдвинулась очень сильно влево, особенно в эпоху Трампа, и стала газетой обойденных меньшинств, включая женщин. Вообще-то я с вами согласен, особенно в области культуры. Мы видим, что достаточно обладать “правильной” расой, или “правильным” полом, или “правильной” сексуальной ориентацией, чтобы завоевать внимание культурного отдела "Нью-Йорк таймс". И это, конечно, раздражает, потому что не надо нас пичкать. Это напоминает советские времена, когда важным было рабоче-крестьянское происхождение. Все это, конечно, чушь, потому что я верю в имманетные ценности искусства. Только расовый и любой другой дальтонизм позволяет “вырастить” нормальные критерии. "Нью-Йорк таймс" в последние годы заметно страдала от отсутствия этого самого дальтонизма. Но сейчас потихонечку ситуация выправляется, потому что газета ищет баланса. Это, я думаю, инстинктивная потребность равновесия. Например, газета, которая критиковала четыре года Трампа, теперь начинает критиковать Байдена, и правильно делает, потому что газета для того и существует, чтобы быть намордником демократии. Это создает нормальную ситуацию в мире прессы. Но даже самые преданные читатели НЙТ в последние годы нашли, в чем обвинить газету. Насколько заслужены эти упреки?

Соломон Волков: Разнообразие мнений всегда существовало и существует. Я смотрю на то, как складываются отношения "Нью-Йорк таймс" со своей аудиторией, "Таймс" всегда считала, и это я знаю от ее сотрудников, что ее мнения по вопросам культуры воспитывают аудиторию, нужны такие наставления, представление каких-то новых фигур, объяснения. "Таймс" иногда пропускала очевидные бестселлеры, спохватывалась полгода спустя, давала на них рецензии. С другой стороны я, например, помню, когда "Таймс" давала восторженные рецензии на мюзикл "Лолита" по роману Набокова, а спектакль проваливался, через два представления сходил со сцены. Но это совершенно апломба критиков "Таймс" не уменьшало, они всегда продолжают считать себя правыми.

Александр Генис: Я говорю не только о культуре, но и о политике. В какой-то момент "Нью-Йорк таймс" стала настолько либеральной, настолько левой, настолько не сбалансировано ее мнение, что я был вынужден подписаться на крайне правый орган "Нэшнл Ревью" – это главный консервативный орган страны. Когда мои американские друзья увидели у меня на столе "Нэшнл Ревью", они схватились за голову. Но я хочу стоять на двух ногах, на левой и на правой. Я раньше никогда не знаком был с этим органом, потому что они крайне правые, далеки от моих взглядов, но вдруг выяснилось, что не так уж они далеки, потому что их представления о мире в общем довольно близки моим. Например, они считают, что Трамп был чудовищным президентом, они считают, что "большая ложь Трампа" – так называются его утверждения об украденных выборах, - это преступление перед американской демократией. Они считают, что путч 6 января – это ужасная история, которая заслуживает всякого внимания и осуждения. Я думаю: господи, так о чем же мы спорим, все у нас то же самое? Но при этом они, конечно, крайне плохо относятся к "Нью-Йорк таймс" и критикуют ее за все те левые вывихи, которые и я готов критиковать. Я почувствовал, как хорошо все-таки жить в стране, где всегда есть разные мнения.

Но есть один сюжет в "Нью-Йорк таймс”, который для нас, пожалуй, интереснее других. Соломон, как эволюционировала русская тема на страницах НЙТ за то время, что вы читаете газету?

Соломон Волков: Я могу одно сказать: безусловно, эта тема, особенно в области культуры, сейчас несколько приглушена. Я вспоминаю историю, когда я приехал в "Нью-Йорк", это был 1976 год, я сразу купил книжку сотрудника "Таймс" Хедрика Смита, которая называлась "Русские".

Александр Генис: Я прекрасно помню, это был бестселлер.

Соломон Волков: Бестселлер номер один. Там очень много места было уделено советской культуре текущей того времени. Там подробно шла речь о Юрии Любимове, о Высоцком, об Окуджаве, о Неизвестном. Я должен сказать, что эти фигуры оставались доминантными в русской культуре на протяжении еще 20 лет как минимум после того, а некоторые являются доминантными и сейчас. И сейчас в России помнят и любят, ценят и Окуджаву, и Высоцкого, и о Любимове, я считаю, не забыли. Но может ли такая книга выйти сейчас в Америке? Может ли репортер "Нью-Йорк таймс" сейчас выпустить такую книгу? Может быть и может, но они этого не делают, потому что интерес к русской культуре, по моему убеждению, серьезно снизился в том числе и в газете "Нью-Йорк таймс".

Александр Генис: Тем не менее, на днях вышла полосная статья с фотографиями о музее Бродского в Петербурге. А недавно напечатали пространный некролог на Игоря Ойстраха, который умер в возрасте 90 лет. Речь в нем идет о том, что Игорь Ойстрах во время "холодной войны" был постоянным гостем в Америке. Почему? Потому что он был посланцем коммунистической державы. Давайте вспомним, что "холодная война" была войной в первую очередь идеологической: есть свободный мир, есть коммунистический мир, у одного ценности такие, у другого противоположные. Эти миры все время сталкиваются в области идеологии. Но какая идеология может быть в наше время у путинской России? Примитивный национализм? воровство? коррупция? “можем повторить”? Я не хочу сказать, что коммунизм был лучше, коммунизм, наверное, был хуже, но он точно вызывал намного больше интереса.

К тому же, я бы не сказал, что "Нью-Йорк таймс" полностью игнорирует русскую культуру. На днях была , например, напечатана большая статья очень хвалебная о постановке Херманиса "Горбачев" в московском театре.

Может быть дело еще в том, что русская культура сегодня переживает паузу, таких крупных имен, которые вы назвали, сегодня меньше, чем было раньше. Так что "Нью-Йорк таймс" отражает, возможно, объективную картину.

Соломон, с чем мы могли бы сравнить НЙТ в русской периодике – дореволюционной, советской, перестроечной и нынешней?

Соломон Волков: Сразу скажу: ни с чем. "Нью-Йорк таймс" уникальное издание, сравнивать ее абсолютно не с чем, она сама по себе и, по-моему, в этом ее основное и главное достоинство.

Александр Генис: Вы знаете, я с вами согласен, что "Нью-Йорк таймс" сравнить не с чем. Хотя я многие годы мечтал о том, чтобы кто-нибудь сумел создать, объединить все силы русских за рубежом и создать зарубежную русскую "Нью-Йорк таймс" для эмиграции, газету всех русских разных стран. Но, к сожалению, из этого ничего не вышло. Хотя в 80-е годы казалось, что к этому можно найти пути.

Я должен сказать, что есть одна черта у русской прессы, которой нет у "Нью-Йорк таймс": в русской прессе, во всяком случае в дореволюционной русской прессе, печатались самые блестящие имена, которые тогда занимали читателей, скажем, "Биржевых ведомостей". Меня всегда поражает, что там печатались и Бердяев, Волошин, Эренбург, Блок, Розанов, все они печатались в русских газетах. Эта периодика была, конечно, на любителя. Прекрасно, что были такие читатели у русских газет в то время. Что сугубо нью-йоркского в НЙТ? И какая музыка может передать это качество?

Соломон Волков: Вы знаете, что такое "Нью-Йорк таймс", как переводится это заглавие газеты – это "Нью-йоркские времена", то есть это голос Нью-Йорка. И вот я подумал, какого композитора можно назвать голосом Нью-Йорка? И решил, что таким композитором несомненно является покойный Леонард Бернстайн. Его музыка, особенно "Вестсайдская история", энергичная, напористая, дерзкая, как и сам Нью-Йорк. Бернстайн и его взгляды, которые в 1960-70-е годы казались чрезвычайно радикальными, они сейчас как раз очень уместны, ибо они совпадают с нынешней культурной ориентацией "Нью-Йорк таймс". Поэтому я предлагаю заключить наш сегодняшний разговор о юбилее "Нью-Йорк таймс" симфоническим фрагментом из "Вестсайдской истории" Леонарда Бернстайна. Прислушаемся к беспокойному типично нью-йоркскому пульсу!

(Музыка)

Подписывайтесь на подкаст "Генис: Взгляд из Нью-Йорка" на сайте Радио Свобода
Слушайте наc на APPLE PODCASTS – GOOGLE PODCAST – YANDEX MUSIC