Российская певица Манижа Сангин, уроженка Таджикистана, после выхода в финал международного музыкального конкурса "Евровидение" в Роттердаме дала интервью Таджикской службе Радио Свобода (Радио Озоди). Первый полуфинал конкурса завершился 18 мая, Манижа с песней Russian Woman продолжит борьбу 22 мая.
– Манижа, поздравляем. Какие ощущения?
– У меня до сих пор нет ощущения, что это происходит по-настоящему. Все как во сне, правда. Самое главное – это, наверное, то, что я очень благодарна своей команде, потому что мы все на все 100% отработали вчерашний день, и я надеюсь, что и финал мы отработаем на все 100. Как уже дальше все сложится, это не от нас зависит. Самое главное то, что мы сумели преодолеть все страхи, все волнения, всё напряжение, этот прессинг, который происходил несколько месяцев, и вышли на сцену. И получилось по-настоящему насладиться выступлением.
– Как это все происходило, как родилась эта идея выходить из платья, как бы ломать стереотипы?…
– У нас в команде каждый выполнял свою функцию. Автором концепции, что я выхожу из платья, а позади меня будут русские женщины, искусство русских женщин, была Ладо Кватания. А само платье – дизайн, конструкцию – придумала мама (Наджиба Усманова). Дизайн этой калитки, которая открывается, моя мама сделала со своей подругой. Они работают в fashion много лет, и они это вместе делали. Эскизы рисовала мама.
– Сколько времени на это ушло?
– Порядка месяца. Мы создавали платье, сами конструкторы, которые делали это платье, находились в городе Королёв. Мы туда ездили на примерку. Это очень сильная творческая мастерская.
– Это там, где находится известное конструкторское бюро?
– Да, именно. Мы туда обратились, чтобы оно ездило, чтобы колесики были.
– Когда вы вышли на сцену, волнение было? Или вы вышли – и все прошло?
– Кажется, что эти три минуты – это вечность. За эти три минуты в моей голове пролетает столько мыслей, и позитивных, и страшных, и волнение, и наслаждение от происходящего. Каждый раз, когда хлопали зрители, а они хлопали очень часто, меня отпускало. Но все-таки не зря существуют зрители, они очень нужны артисту. Они помогают это волнение сбить, потому что ты один на сцене, а их столько много вокруг.
Ваш браузер не поддерживает HTML5
– Вы говорили, что вам не важна победа, а главное – передать месседж песни. Почему?
– Потому что у меня четко сформированная позиция. Никакое место не сможет эту позицию для меня изменить.
– Какая именно позиция?
– Никакая позиция в топ-чартах, никакая позиция в рейтинге Евровидения, никакая позиция в призовом или не призовом месте не сможет повлиять на мою внутреннюю позицию. Мой приоритет, который был до Евровидения, останется и после него – говорить правду, быть честным со зрителем, задавать то творчество, которое может вдохновлять людей к изменениям и к счастью. Мне очень важно быть услышанной, и я вроде как была услышана, и это очень важно.
– То есть 22 мая, когда все будут за вас переживать, вы переживать не будете?
– (Смеется.) Не буду. Я буду переживать, наверное, только о том, что как-то нарушены в чем-то наши права, переживать о том, что у кого-то сейчас нет возможности получить документы, гражданство. Или что у кого-то такая ситуация, что мешает жить полноценной жизнью, – это доступ к образованию… Я об этих вещах больше переживаю. А творческие амбиции… Одно дело, когда ты выходишь на сцену и не уверен в том, что ты делаешь, – что-то у тебя не доделано или не чувствуешь этот месседж. А я его чувствую, и я его проживала и проживаю эти два месяца. Я была примером того, о чем говорила. Поэтому у меня нет внутренних сомнений и переживаний.
– Вчера очень много таджиков, ваших бывших сограждан в Таджикистане, в Европе, в Америке за вас болели, писали в фейсбуке, инстаграме. Вам есть что им сказать?
– Я хочу сказать, что я так ими горжусь, я так кайфую от того, какие они современные, разносторонние, потому что они меня понимают, слышат. Круто родиться в Таджикистане и, уехав, сохранить в себе свои внутренние восточные традиции и в то же время развиться и стать европейским жителем. Мне очень приятна их поддержка, потому что мой месседж достаточно противоречивый, и я, конечно же, переживала насчет реакции. Но от Таджикистана я не получила ни одной негативной реакции.
– Все-таки вам важны положительные эмоции?
– Конечно, важны, потому что на этом строится вера в то, что получается что-то менять, что людей с единой позицией с тобой намного больше.
– Мы с вами говорили, когда вам было 16 или 17 лет. И вы тогда проронили такую фразу, что, мол, возможно, заниматься певческой карьерой не будете, потому что это несерьезно. Сегодня мы говорим с высоты Евровидения. Что это было?
– (Смеется.) Ой, слово не воробей, вылетит – не поймаешь. Я же была ребенком. Даже когда ты и не ребенок, но занимаешься любимым делом, тебя посещает огромное количество сомнений.
– Можно ли предположить, что тогда что-то не складывалось?
– Да, возможно, не складывалось. Я не чувствовала себя собой. Наверное, тогда я не понимала, зачем мне музыка. Сейчас я себя стопроцентно чувствую собой.
– То есть после Евровидения продолжится большая творческая жизнь?
– Насиб!
– Вы сейчас по-таджикски ответили "Насиб" – "Дай бог!".
– Да, насиб.
– Вы не хотели бы что-то сказать на таджикском?
– Я, наверное, помню, что "ман шуморо нағз мебинам" (я вас люблю) и "раҳмати калон" (большое спасибо).