"Ситуация ужасная". Как сломали электронное голосование

Результаты электронного голосования в Москве неожиданно перевернули ситуацию с выборами по большинству одномандатных округов. Кандидаты, поддержанные "умным голосованием", почти везде побеждавшие своих оппонентов на очном голосовании, были объявлены проигравшими. Такой драматичный исход сразу же стал поводом для сомнений в том, что электронное голосование прошло честно. Независимые наблюдатели отмечали, что подсчет электронных голосов в Москве затянулся и фактически проводился без наблюдения, обращали внимание, что ДЭГ перевернуло ситуацию в отношении кандидатов власти и кандидатов от "умного голосования", но мало повлияло на результаты других кандидатов, указывали, что число выданных цифровых бюллетеней не сходится с числом голосов. Алексей Венедиктов и другие официальные пропоненты электронного голосования утверждали, что все эти аномалии объясняются техническим несовершенством системы и особенностями поведения избирателей, якобы более охотно голосующих за кандидатов от власти именно онлайн.

С тем, что эта интерпретация теоретически имеет право на существование, еще во вторник был согласен и независимый электоральный аналитик Борис Овчинников. После того, как в среду кандидат на выборах в Госдуму Анастасия Брюханова, проигравшая выборы Галине Хованской, и муниципальный депутат московского района "Раменки" Максим Гонгальский опубликовали расследование, в котором точно указали, в какие именно моменты трехдневного голосования могли быть сделаны электронные вбросы, многие сомнения были сняты.

Радио Свобода подробно обсудило с Борисом Овчинниковым все аномалии ДЭГ, возможную технологию вброса и перспективы электронного голосования в России.

– Две крайние гипотезы, между которыми колеблется общественное мнение по поводу электронного голосования: результаты были полностью "нарисованы" и, наоборот, все было честно, а высокий результат в ДЭГ "административных кандидатов" – это потому что власти агитировали голосовать онлайн. Правда, видимо, где-то посредине?

– После окончания выборов прошло еще не так много времени, и по-прежнему есть много вопросов по деталям. Но уже можно с высокой степенью уверенности сказать, по крайней мере, две вещи. Первая – это то, что было, в общем, очевидно еще даже до голосования, но сейчас стало еще понятнее. Это, в принципе, порочность самого института онлайн-голосования, по крайней мере, в том виде, в котором это реализовано в России, ну, и конкретно мы сейчас говорим про Москву. Тут и принуждение к голосованию, и невозможность контроля, что голосует сам избиратель, а не кто-то голосует за него, и предположительно довольно высокий уровень страха самих избирателей, что в действительности онлайн-голосование не является тайным, что, конечно, влияет на их выбор. И огромное количество косяков, можно гадать, умышленных или неумышленных, просто в технической реализации. Мы по-прежнему не знаем, как именно были подсчитаны те результаты, которые опубликованы. Они не основаны на тех публичных данных, которые доступны обществу. В общем и целом ситуация, я бы сказал, ужасная.

– А второй вывод?

– С учетом той почасовой, даже поминутной раскладки, которую вчера показали Анастасия Брюханова и Максим Гонгальский, можно уверенно говорить, что внутри онлайн-голосования были фальсификации. Открытым остается вопрос их объема, но это уже, собственно говоря, вопрос вторичный, тут я уверен, что вполне применим тот же принцип, что и к обычному голосованию: если в урне оказываются незаконно вброшенные бюллетени, то аннулируется вся урна.

– Давайте обсудим аргументы Гонгальского подробнее. Он выделил в графике поданных по времени электронных голосов на участке, где избиралась Анастасия Брюханова, два периода, где доля голосов за Хованскую значительно превышает долю голосов за Брюханову, назвал первый "медленной фазой", второй –"быстрой фазой" и сделал вывод, что на обеих этих фазах наверняка происходили вбросы. Вы согласны?

– Я бы еще тут добавил две детали. Во-первых, речь идет не только про округ Брюхановой, и это, на самом деле, очень важно, абсолютно такие же тренды видны по всем 15 московским округам, а также по округам по обоим довыборам в Мосгордуму. И второе: сегодня так называемый общественный штаб выложил свою картинку развертки голосования во времени, и там оказались, по сути, те же самые данные, то есть фактически общественный штаб подтвердил, что команда Брюхановой и Гонгальского посчитали, обработали данные правильно. Я абсолютно согласен с тем, что то, что они называют "быстрой фазой", – это безусловный вброс. Можно обсуждать – это вброс новых голосов или переброс голосов от других кандидатов, или это комбинация одного и другого. Но вот сам факт резкого изменения распределения голосов, роста доли голосов, получаемых кандидатами власти, притом независимо от их формальной партийной принадлежности и одновременно по всем округам, однозначно указывает на прямую фальсификацию: настоящие избиратели себя так не ведут. Особенно если обратить внимание на то, что вот это резкое переключение произошло в два часа ночи. Это, мягко скажу, подозрительное доминирование кандидатов власти продержалось с некоторыми колебаниями до двух часов дня. Если допустить, что это реальные люди, то надо предположить, что вдруг нашелся какой-то новый сегмент избирателей, которые сначала в небольшом количестве пришли ночью, а потом массово шли на протяжении всего утра воскресенье и вот вскоре после полудня точно так же резко исчезли. В действительности, конечно, так не бывает: изменения в поведении избирателей и соотношении разных электоратов – они достаточно плавные.

– А "медленная фаза" в начале голосования, в пятницу, когда Хованская тоже значительно опережала Брюханову? Тоже вбросы?

– К этому я отношусь скептически. Я ни в коей мере не утверждаю, что в период с начала голосования и до ночи с субботы на воскресенье шли исключительно реальные голоса и что они корректно учитывались, но из самого факта перевеса кандидата власти над кандидатом "умного голосования", или, можно сказать иначе, самого факта, что кандидат власти получал более высокий процент, чем он получал в последние часы голосования, во второй половине дня воскресенья, из этого, на мой взгляд, все-таки неправильно делать вывод о фальсификациях. На обычных участках, даже судя по тому, как выглядели избиратели, судя по данным экзитполов, предпочтения избирателей, которые голосовали в пятницу, в субботу и даже утром в воскресенье, заметно отличались от предпочтений избирателей, которые голосовали вечером в воскресенье. Вечерний электорат в воскресенье был намного более оппозиционным. Нет ничего удивительного, что аналогичный тренд мог быть и в онлайне, особенно учитывая то, что в пятницу онлайн-голосование – в значительной степени это было голосование на работе, под достаточно активным контролем со стороны начальства, к сожалению.

– Вы говорите "обычный избиратель так себя не ведет", но мы понимаем, что не все избиратели административных кандидатов, "Единой России" – "обычные". Их поведение может определяться административным давлением. Давайте рассмотрим две гипотезы возникновения "быстрой фазы", вот этой аномалии в первой половине дня воскресенья. Первая гипотеза, что людей стали массово агитировать сходить и проголосовать за нужных кандидатов, с помощью каких-то СМС, звонков, и это пришлось именно на первую половину воскресенья, когда власти поняли, что могут проиграть. Вторая гипотеза, что просто массово, на уровне больших бюджетных организаций, собрали пароли и посадили администраторов по этим учетным записям голосовать. Мы видели такое на ролике с голосованием людей из "ЛНР". Может ли так объясниться "быстрая фаза"?

– По первому варианту: было бы очень странно запускать такую агитацию в два часа ночи с субботы на воскресенье, и сложно поверить, что она начиная с ночи дала такой прирост, что доля голосов за кандидата власти поднялась с трети до половины от всех поступающих голосов, и на этом уровне держалась до двух часов дня. Днем это более тысячи дополнительных голосов по одному округу. Ну, и самый главный контраргумент – это то, что среди кандидатов, которые получили вот такую внезапную сначала ночную, а потом утреннюю прибавку, есть Владимир Рыжков, который выдвигался от "Яблока" на выборах в Мосгордуму. Мы ничего не знаем, нет никаких свидетельств, что шла какая-то административная мобилизация на голосовании за Рыжкова. Само по себе это звучит достаточно дико и нереалистично.

– А голосование по чужим логинам и паролям?

– Тоже сомневаюсь. Во-первых нелогично запускать эту процедуру только в третий день, когда уже значительная часть времена упущена. Во-вторых, если посадить администраторов голосовать по чужим аккаунтам, то это будет поток достаточно стабильный. Он окажется очень заметным в ночные часы, когда мало нормальных избирателей, но будет маленьким в утренние и дневные часы, когда идет большой поток реальных избирателей. Я не готов прямо сейчас вдаваться в детали, потому что там есть вещи, которые надо еще досчитать, допроверить, но я почти уверен, что те странные результаты, которые мы наблюдаем в данных за ночь, утро и день воскресенья, что они обеспечены просто подкруткой на уровне движка системы голосования.

– Как это можно было осуществить технически? Это ведь электронное голосование, значит, и вбросы должны быть электронными, то есть по идее должны идти какими-то заметными, дискретными пачками. А голоса за Хованскую во время "быстрой фазы" хоть и аномально превышают голоса за Боюханову, но их кривая по форме выглядит достаточно естественной, без каких-то резких точечных пиков.

– Искусственное вмешательство было растянуто во времени, и это неудивительно, потому что одномоментный вброс тысяч, десятков тысяч голосов был бы слишком очевидным и слишком вызывающим. Здесь есть две версии. По одной, в систему добавлялись дополнительные голоса за нужных кандидатов с учетом количества нормальных голосов, поступающих в эти же временные интервалы. Если проводить аналогию с обычными участками с КОИБами, то приходит избиратель, голосует, а тут же откуда-то еще берется бюллетень, и человек из комиссии его тоже опускает. Чем больше избирателей приходит, тем больше добавляют и вброшенных бюллетеней. По другой версии, в которую я сейчас верю больше, поступающие голоса на протяжении "быстрой фазы" просто учитывались с разными весами. Определенная доля голосов за правильных кандидатов удваивалась, и возможно, часть голосов за неправильных кандидатов вообще не учитывалась.

– Татьяна Михайлова обратила внимание, что в данных общественных штаба заметно, что было достаточно большое количество людей, которые якобы отказывались от голосов за Брюханову, и можно предположить, что как раз эти голоса были потом добавлены в воскресенье Хованской. Похоже на правду?

– То, что в голосах за Брюханову есть периоды, когда подозрительно большая доля избирателей якобы меняла свой выбор, это действительно так. Но у нас нет пока данных о том, куда уходили эти голоса. Хотя известно, что при сравнении голосов за кандидатов по данным ГАС "Выборы", то есть согласно официальному протоколу, и по расшифровке сырых данных, полного дампа, выгрузки базы, в первом случае доля кандидата власти везде чуть-чуть, но выше. То есть от переголосования выигрывали кандидаты власти.

– А вот этот дамп базы, который независимые наблюдатели сейчас и используют для анализа электронного голосования, насколько он информативный и полный?

– Туда включаются все голосования избирателя, то есть и его первый выбор, и, в случае переголосования, его последующие выборы. При этом невозможно по этой базе понять, какие голоса были потом, грубо говоря, аннулированы из-за переголосования. Это одна из существенных претензий ко всей процедуре, на данный момент доступ к данным, какие из голосов в базе являются финальными, а какие потом были изменены переголосованием, есть только у организаторов голосования.

– И все-таки, если исходить, что был вброс голосов, это было перераспределение с помощью переголосования или новые голоса?

– Я бы сформулировал так, что есть вопросы, сомнения, связанные с переголосованием, но масштаб этих странных перетоков, насколько я понимаю, меньше, чем объем вбросов, которые мы видим в "быстрой фазе". Скорее всего, искажение результатов происходило и так и так, плюс, возможно, это моя версия, также имел место и неправильный учет или недоучет голосов за "неправильных" кандидатов.

– Почему вброс сделали в первую половину дня воскресенья, а не вечером? Ведь было понятно, что оппозиция пойдет на очные выборы вечером последнего дня, а до этого информации о том, сколько в точности надо вбросить, не будет. И кстати, вообще, как власти могли понять, сколько надо вбрасывать?

– В большей части отрывы кандидатов власти в онлайн-голосовании оказались очень большими, то есть организаторы фальсификаций сильно переоценили угрозу, сработали с запасом, перестраховались. Если не ошибаюсь, минимальный отрыв – около 8 тысяч голосов. Почему именно в первую половину воскресенья – не знаю. Можно предположить, что не хотели рисковать, запуская это в последние часы: вдруг что-то поломается. Вряд ли случайно технология, которая обеспечила такое резкое изменение соотношения голосов, была запущена ночью, когда внимания меньше, когда технические проблемы не были бы так заметны. Можно предположить, что за ночь оттестировали, а утром и днем смогли ее использовать уже на большом потоке приходящих избирателей. А откуда они брали оценки имеющегося дефицита голосов, не берусь гадать. Понятно, что есть экзитполы, понятно, что можно смотреть динамику явки по более-менее оппозиционным участкам, но, действительно, все понимали, что основная оппозиционная явка будет в последние часы воскресенья, когда уже будет трудно что-то этому противопоставить. Мне кажется, что это вопросы не очень значимые. Важнее сам факт того, что имело место явное вмешательство в подсчет голосов, и произошло оно не в ночь после выборов, а в процессе голосования.

– Что вы думаете про пресловутый "обед", когда около 14 часов дня в воскресенье разница между долей голосов за кандидатов власти и за их оппозиционных оппонентов резко сошла на нет? Если смотреть графики абсолютного числа голосов, то они в этот момент пошли вниз сразу у всех кандидатов, на самом деле, просто у административных провал больше.

– Авторы расследования сами термин "обед" использовали с иронией. Возможно, в процессе искусственного вмешательства в работу системы возникли какие-то технические сбои, которые привели к тому, что в целом система стала работать нестабильно, и количество избирателей, которые смогли пробиться и отдать голос, сократилось. Возможно, это какой-то артефакт учета голосов, которые шли блоками. Это, в общем, тоже не так уж существенно.

– До того, как был опубликован "аргумент Гонгальского" про "быструю" и "медленную" фазы голосования, теоретически можно было объяснить все аномалии в электронном голосовании просто поведением зависимых избирателей? Вы ведь в таком духе написали пост в фейсбуке во вторник, после чего прокремлевские телеграм-каналы вас записали в сторонников версии о чистых выборах в ДЭГ.

– Мой пост был про то, что с учетом географии избирателей, которые записались на онлайн-голосование, с учетом того, что доля избирателей, выбравших электронное голосование, выше на тех участках, где сильнее позиции "Единой России", и наоборот, на наиболее оппозиционных участках онлайн-голосование выбирали реже, получалось, что в теории различия между результатам офлайн-голосования и онлайн-голосования могли появиться просто за счет электоральных предпочтений и административного давления.

– Давайте вспомним, какие аномалии обсуждались до "быстрой фазы". Например, результаты ДЭГ фактически перераспределили результаты в пользу кандидатов власти от кандидатов "умного голосования", а все остальные остались примерно на том же уровне. Это можно объяснить без вбросов?

– Это история, которая требует более глубокого анализа и которая вызывает, безусловно, подозрения. В Москве неожиданно сильно выросла, по сравнению с выборами 2016 года, явка. В целом по стране поддержка "Единой России" существенно ослабла, особенно если смотреть на, скажем так, типичные результаты в регионах с низким уровнем фальсификаций. А в Москве, наоборот, "Единая Россия" укрепляет свои позиции и увеличивает свой процент голосов. Да, нельзя исключать того, что это результат появления нового формата голосования, который, с одной стороны, удобнее и проще для мало вовлеченных в политику людей, а с другой стороны, дает большую эффективность для административного давления и контроля избирателей. Но также требует проверки предположение о том, что этот рост явки в значительной степени может быть обеспечен виртуальными избирателями, то есть избирателями, которых или вообще не существует, или которые вполне себе реальные, но сами ни на какое онлайн-голосование не записывались, и за которых голосовал кто-то другой, получивший доступ к их данным.

– Еще один из первых аргументов в пользу фальсификации – слишком долгий подсчет голосов. Алексей Венедиктов объяснил его как раз учетом 300 тысяч переголосовок. Убеждает?

– У меня, как и у всех остальных, нет возможности проверить, так это или не так. А оснований верить на слово я не вижу никаких, с учетом всего шлейфа, что мы знали раньше, а тем более знаем теперь про московское онлайн-голосование. И даже само по себе это объяснение тоже не является удовлетворительным, потому что оно нам напоминает, что, помимо стандартного процесса голосования, который не идеален, но все-таки как-то подтверждается тем самым блокчейном, кроме этого, есть еще отдельный модуль, который по никому не известным правилам, без всякого контроля определяет, какие из переголосовок являются последними, а какие нет. Даже если сейчас люди, ответственные за московское дистанционное голосование, решат: давайте мы будем максимально прозрачными и открытыми, доказать, что вот этот этап подсчета был проведен правильно, мне кажется, просто невозможно.

– Сразу после выборов многие считали, что ночью после окончания электронного голосования его организаторы, грубо говоря, рисовали правильные итоги, от этого и задержка. Но теперь вы думаете, что фальсификации на самом деле произведены прямо во время выборов, в "быструю фазу", а не после них, правильно?

– Насколько я понимаю, можно с уверенностью считать, что не было индивидуальных случаев, когда выбор был бы заменен уже после окончания выборов. Но при этом мы точно знаем, что после окончания голосования часть голосов были признаны не подлежащими учету, и мы не знаем, какие именно голоса были дисквалифицированы, по каким правилам это делалось. Процесс вот этой выбраковки голосов, видимо, связанный с учетом переголосований, в среднем повысил результаты кандидатов власти на один процентный пункт. Не принципиальное изменение, но его неконтролируемость сама по себе недопустима. Более того, есть текст программиста Петра Жижина, где объясняется, что, строго говоря, результаты онлайн-голосования с точки зрения базы данных по-прежнему остаются неподведенными и нерасшифрованными. В рамках стандартной платформы подведение итогов так и не состоялось. Те результаты, которые внесены в итоговые протоколы, они посчитаны за пределами этой системы, посчитаны фактически неизвестно кем и неизвестно как.

– Еще в какой-то момент обсуждалась разница числа выданных электронных бюллетеней и поданных голосов. Венедиктов тоже объяснил это переголосованиями. Вопрос закрыт?

– Тут тоже можно провести аналогию с обычным участком. Не все знают, но избиратель может прийти на участок, поставить галочку в бюллетене, потом решить, что он неправильно его заполнил или передумал, и попросить выдать ему новый бюллетень. Ранее выданный бюллетень у него забирается и запечатывается в отдельный пакет. Представьте, какой бардак начался бы, если бы избиратель мог опустить бюллетень в урну, а только потом подойти и сказать: "Знаете, я неправильно проголосовал, можно, я получу второй бюллетень". И вечером после подсчета голосов по каким-то хитрым признакам нужно определить, какие из бюллетеней в урне надо считать недействительными, потому что по ним избиратели передумали. Нынешняя реализация онлайн-голосования в Москве с переголосовкой, она по сути именно такая. Сейчас у нас есть три числа, которые не совпадают друг с другом. Есть количество выданных бюллетеней, есть количество поданных голосов согласно выложенному дампу базы (оно больше, чем количество выданных бюллетеней), и есть количество поданных голосов согласно итоговым протоколам, доступным в ГАС "Выборы" (оно меньше, чем количество выданных бюллетеней). Опять-таки понятно, что человек мог начать процедуру голосования, но не подать голос, или там мог не смочь это сделать из-за технических проблем, которые возникли в процессе голосования.

– Если исходить из того, что в "быстрой фазе" были вбросы электронных бюллетеней, можно как-то определить, привязаны ли они к реальным людям, может быть, без их ведома, или это чисто виртуальные голоса, просто цифровым образом созданные в системе?

– Базовые проверки возможны, они, в общем, уже сделаны, и на базовом уровне все сходится. Количество избирателей, проголосовавших в ДЭГ, меньше, чем количество избирателей, которые подали заявки на онлайн-голосование. При этом мы, во-первых, не можем проверить, какова была реальная явка людей, которые записались на онлайн-голосование. То есть, возможно, по официальным данным, она, если не ошибаюсь, около 96,5 процента, но, возможно, людей, которые не воспользовались своим правом проголосовать онлайн, больше, а вместо них часть этой свободной емкости использовалась виртуальными аккаунтами. Во-вторых, мы не знаем, собственно говоря, сколько среди тех двух миллионов избирателей, которые записались на онлайн-голосование, реальных людей, которые действительно хотели проголосовать онлайн и были в курсе, что они записались на онлайн-голосование. Нет ли там, например, избирателей, про которых представители власти знают, что эти люди все равно никогда не голосуют, а значит, можно без большого риска зарегистрировать их на онлайн-голосование и после этого воспользоваться их голосом? Я подсчитал, что рост доли записавшихся на онлайн-голосование от всех избирателей участка на 10 процентов в среднем снижал явку офлайновую на этом же участке всего примерно на 2,5–3 процента. То есть получается, что основная часть людей, которые записались на онлайн-голосование, – это люди, которые вообще не голосовали в 2016 году. Ну, а дальше, действительно, вопрос, на который трудно получить надежный ответ: эти три четверти участников онлайн-голосования, которые не голосовали раньше в офлайне, – это действительно люди, которых привлек новый электронный формат, которых смогли на работе уговорить проголосовать онлайн, или это в какой-то степени перехваченные или выдуманные аккаунты.

– Как вы считаете, электронное голосование специально ввели как удобный инструмент для фальсификаций или оно таковым вынужденно стало, потому что дела пошли плохо на очном голосовании?

– Надо помнить, что есть две разных системы электронного голосования – московская и федеральная. Позиция Центризбиркома, председателя Центризбиркома, по сути такова, что московская система себя дискредитировала и дальше использоваться не будет. К федеральной системе предметных претензий у независимых наблюдателей нет, отчасти, может быть, потому, что ее работу так детально не проверяли, и потому, что она использовалась в менее конкурентных регионах. Если говорить про федеральную систему, пока у нас нет оснований говорить, что она специально создана как инструмент, условно говоря, фальсификаций. Тем более что, если говорить про Россию в среднем, то задачи фальсификации результатов выборов, увы, успешно решаются на обычных участках. Если говорить про московскую систему, я опять-таки не хочу гадать, что было в головах у людей, которые придумывали эту идею и защищали, пробивали проект, но, в общем, скажу так, что для меня стало неприятной неожиданностью, что уже в 2021-м в ней задействовали те возможности для фальсификаций, которые, как все интересовавшиеся темой понимали, на самом деле, внутри изначально были заложены. Была надежда, что на этих выборах воздержатся. Нет, не воздержались.