Как заключённые захватили тюрьму

• Кто снабжает заключенных запрещенными предметами?
• В России растет количество дел, связанных с домашним насилием.

Как заключённые захватили тюрьму

ЗАХВАТ ЗАЛОЖНИКОВ В СИЗО

В следственных изоляторах, колониях и других учреждениях ФСИН по всей России идут проверки и ужесточается контроль за соблюдением правил. Поводом стал захват заложников 16 июня в Ростовском следственном изоляторе №1. Шестеро заключенных с ножами и заточками несколько часов удерживали сотрудников изолятора, требуя своего освобождения. После штурма спецназа всех террористов убили, заложников освободили. Теперь следователи выясняют: как в камерах уже осужденных террористов оказалось не только холодное оружие, но и другие запрещенные предметы.

Захват заложников в СИЗО Ростова

У востоковеда Руслана Сулейманова много вопросов по поводу этого инцидента.

Руслан Сулейманов: Хотелось бы спросить с российского государства, как вообще такое могло случиться: как сразу шесть человек беспрепятственно завладели оружием, получили даже символику запрещенной в России террористической группировки? Что касается участия "Исламского государства", здесь у меня тоже есть сомнения, потому что информационные ресурсы ИГ ничего не сообщали об этом инциденте.

Поэтому я полагаю, что в ИГ ничего не знали о случившемся, никак это не координировали. Эти люди могли сами объявить себя последователями ИГ и присягнуть ему на верность, как это часто происходит в последние годы в разных уголках мира, и оно узнает об этом уже постфактум. Второй вариант – это какая-то инсценировка и ИГ вообще ни прямо, ни косвенно в этом не участвовало. Хотелось бы дождаться объяснений от российских властей. Но сомневаюсь, что мы услышим что-либо вразумительное, памятуя о том, как российские власти пытались замолчать чудовищную трагедию в "Крокус Сити Холле".

Марьяна Торочешникова: А что вы думаете о заигрывании российских властей с радикальными исламистами, в частности с талибами, вплоть до предложения об отмене статуса "террористической организации" для "Талибана"?

Руслан Сулейманов: Здесь важно отделять одних террористов и экстремистов от других. "Талибан" – не равно "Исламское государство". Это заклятые враги. ИГ орудует в том числе на территории Афганистана, и его первейшая мишень – это талибы, которых они считают вероотступниками. Но афганцы мне рассказывали, что у талибов могут быть какие-то отношения с ИГ, они могут их использовать в каких-то своих корыстных целях.

Когда Владимир Путин говорит, что исламские фундаменталисты не могут направлять оружие на Россию, потому что у РФ хорошие отношения с исламским миром, – это абсолютная чушь. Он, очевидно, не понимает, что такое исламский мир, насколько он разнообразен и разобщен. Даже среди радикалов очень много противоречий. И мы видим пагубность абсолютного невежества и профанства, когда на самом высоком уровне в России не понимают разницу между талибами и ИГ.

Но очевидно, что Россия пытается заигрывать с талибами. Это делается во многом из-за того, что Москва хочет противопоставить себя западному миру, и для этого она готова дружить с кем угодно из тех, кто против Запада. А талибы – это классический пример: национальные воины-освободители, которые изгнали американцев и так далее. Там большой простор для российской пропаганды.

Руслан Сулейманов

Как известно, в середине десятых годов российские власти потворствовали тому, чтобы многие, скажем, выходцы с Северного Кавказа примыкали к боевикам ИГ на Ближнем Востоке. Молодым людям даже охотно давали загранпаспорта, лишь бы они покинули Россию. А вот что с ними будет потом, как они будут возвращаться в Россию – это, видимо, мало кого интересовало. И возможно, что инцидент в Ростовском СИЗО – это отголоски как раз той недальновидной политики.

Марьяна Торочешникова: А что вы можете сказать о качестве работы российских спецслужб в части предупреждения преступлений, совершаемых радикальными исламистами? Насколько велики сейчас угрозы с их стороны?

Руслан Сулейманов: Российские власти довольно эффективно вели борьбу с экстремистским подпольем на Северном Кавказе в нулевые и десятые годы, хотя под этот каток могли попадать ни в чем не повинные граждане. Это подполье удалось подавить, но угроза никуда не ушла, и яркое подтверждение этому – теракт в "Крокусе".

До сих пор остаются многочисленные вопросы относительно того, каким образом на территории России можно завладеть таким количеством оружия, так легко и беспрепятственно осуществить убийство огромного числа людей и покинуть место происшествия. Либо российские спецслужбы некомпетентны, либо они каким-то образом могли потворствовать этому или бездействовать намеренно. И конечно, это указало на то, что никто не защищен, что террористическая угроза в России существует. Инциденты с участием тех, кто присягнул на верность террористическим группировкам, могут произойти где угодно: от огромного концертного зала на окраине Москвы до обычного СИЗО в российской глубинке.

Марьяна Торочешникова: На связи с нами – основатель проекта Gulagu.net Владимир Осечкин. Кто же проморгал нападение, которое очевидно было организовано и спланировано?

Владимир Осечкин: Здесь большой вопрос – проморгал или срежиссировал. В любом случае произошедшее – это провал ФСБ и ФСИН, но здесь нужно смотреть в корень. СИЗО номер 1 в Ростове расположено недалеко от ФСБ. ФСБ уже более полутора лет использует следственный изолятор как перевалочную базу, куда привозят с оккупированных территорий украинских пленных, помещая их в подвалах, в ряде камер и корпусов. И в последний год ФСБ неоднократно предпринимала попытку освобождения СИЗО от обычных гражданских заключенных и превращения его в военный концлагерь, где в промышленных масштабах будут происходить внутрикамерные разработки, пытки, избиения и поставлен на поток конвейер по получению признательных показаний в чем угодно от украинских пленных.

Все шестеро в любом случае были в поле зрения и оперативников ФСИН, и оперативников ФСБ. Как минимум трое из них проходили по делу террористической направленности, в отношении них в следственном изоляторе проводили оперативно-технические мероприятия, их прослушивали...

Более того, у них были привилегированные условия нахождения в СИЗО: их никто не вынуждал сбривать бороды, они были в толстовках со шнурками и с шнурками в кроссовках (у обычных заключенных все это изымают). Про ножи и мобильные телефоны все уже понятно – их проносили сами сотрудники и передавали им. И самый главный вопрос: кто им помог беспрепятственно открыть две решетки в двух камерах, чтобы они могли выкинуть веревку и спуститься? То есть, по сути дела, на все это закрывали глаза и создавались условия для того, чтобы все это произошло.

Захватив двух сотрудников УФСИН, они начали демонстрировать символику и флаг ИГИЛ, надели повязки. Как это могло оказаться там?!.. У нас такое ощущение, будто бы все это было срежиссировано и их готовили ко всей этой истории. Им дали возможность отрастить бороды с тем, чтобы они напоминали каких-то известных миру террористов. Без оперативников ФСИН или ФСБ сделать подобное было бы невозможно.

Марьяна Торочешникова: А почему именно запрещенный ИГИЛ выбран как инициатор захвата заложников?

Владимир Осечкин: Потому что это ЧП, "черный лебедь" для нынешнего директора ФСИН Аркадия Гостева и первого заместителя Валерия Бояринева, который как раз курирует всю оперативную работу в системе ФСИН. В конце 2021 года, когда был опубликован архив пыток на Gulagu.net, который Сергей Савельев вывез из России, генерал ФСБ Александр Калашников потерял пост директора ФСИН. И именно в тот момент ФСБ потеряла контроль над тюремной системой. На пост директора ФСИН был назначен Аркадий Гостев, выходец из МВД. И вот с тех пор эфэсбэшники мечтают вернуть контроль и назначить руководителем своего человека.

Тюремная система играет одну из ключевых ролей в нынешней войне России против Украины. Они уже забрали из тюрем более 150 тысяч заключенных, отправив их на фронт. Они используют уже более 12 учреждений ФСИН в качестве военных концлагерей. И им нужно либо переподчинить ФСИН себе, либо как минимум поставить там лояльного ФСБ человека.

Марьяна Торочешникова: Но как же тогда уговорили тех шестерых совершить это нападение? Они же не могли не понимать, что после этого они смертники.

Владимир Осечкин: Вполне возможно, им объяснили, что они должны сыграть роль тех, кто захватывает заложников, что они участвуют в некой секретной оперативной операции.

Владимир Осечкин

Марьяна Торочешникова: В первое время после штурма появились сообщения о том, что по меньшей мере двое из участников захвата заложников были найдены убитыми, при этом они были скованы наручниками. То есть их убили, когда они уже не могли оказывать сопротивление.

Владимир Осечкин: Их убили, когда они лежали животом на земле, руки были за спиной, застегнуты сзади. Да и в целом штурм был проведен не с целью захвата их живыми: их специально ликвидировали. Если бы цель была – их захват, освобождение заложников и судебный процесс, их бы закидали светошумовыми гранатами, слезоточивым или нервно-паралитическим газом и на этом все закончилось бы. Но здесь огонь был открыт на поражение, их просто убивали. И это, конечно, чудовищно. Речь идет о превышении должностных полномочий с применением оружия и о преднамеренном убийстве. Именно на эту тему мы уже оформили заявление и направили в Генпрокуратуру и в Следственный комитет РФ.

Марьяна Торочешникова: Но в глазах обычных россиян это выглядело так, как будто государство вообще ничего не контролирует, перестало контролировать даже тех людей, кто уже находится в неволе. Насколько эффективно контролируют людей, осужденных за реальные террористические преступления?

Владимир Осечкин: Вспомним, что Алексея Навального осудили по фальшивому делу о якобы экстремизме, что его закрывали в штрафные изоляторы за незастегнутую пуговицу. Это говорит о двойных стандартах. Политзаключенный, которого система признает якобы экстремистом, начинает молниеносно подвергаться репрессиям.

В то же время у нас есть, например, свидетельства бывшего участника ИГИЛ, которого турецкие власти сами привезли в Россию и передали в руки ФСБ, Бауржана Култанова, которого ФСБ раскручивала по террористическим делам, но в один момент расследование свернула, ограничились осуждением его за участие в незаконном вооруженном формировании. И при этом его завербовали! И сам Бауржан Култанов после освобождения рассказывал, как сотрудники ФСБ проносили ему в СИЗО мобильные телефоны. Сотрудники ФСБ, а не ФСИН!

Организовывали его оперативную работу, ему приходилось по команде ФСБ показывать на того или иного мусульманина с тем, чтобы его признали соучастником ИГИЛ на основе лишь показаний Култанова. А после освобождения эфэсбэшники вообще поменяли его паспортные данные, помогли ему получить, вопреки надзору, установленному ФСИН, заграничный паспорт на чужое имя. И отправили его в Турцию с тем, чтобы он там выполнял какие-то специальные шпионские задания для ФСБ, когда они начали развивать сетку из представителей криминального мира за рубежом в качестве агентов влияния.

А вот система ФСИН как раз бездействовала. И тогда сотрудники ФСИН отстранились и позволяли сотрудникам ФСБ проносить запрещенные предметы, организовывать мобильную связь. Фээсбэшники запрещали обыскивать камеру, где содержался Култанов. То же самое и здесь. И один из наших источников в ГУФСИН по Ростовской области уже прямо сказал, что сотрудники ФСБ регулярно посещали как минимум двоих из шестерых участников этого драматичного кровавого шоу.

"ЖИВОЙ НЕ УЙТИ"

За последние годы количество уголовных дел, связанных с домашним насилием, в России выросло в 3,5 раза, подсчитало издание "Верстка". Согласно опросу Russian Field, почти 90% россиян поддерживают принятие в стране закона, который защищал бы жертв насилия от избиений в стенах дома. А вот некоторые чиновники, наоборот, считают, что такой закон не нужен. Детский омбудсмен Татарстана Ирина Волынец, например, заявила, что все разговоры о росте преступлений в отношении членов семьи – это манипуляция фальшивой статистикой: "По данным МВД, не более 1 тысячи убийств ежегодно происходит в отношении супругов".

В России растёт количество дел, связанных с домашним насилием

На прошлой неделе пакет законопроектов о комплексном регулировании проблем, связанных с домашним насилием, подготовила партия ЛДПР. С нами экспертка по вопросам противодействия насилию над девочками и женщинами Дарьяна Грязнова.

Как так называемая "специальная военная операция" повлияла на общественное мнение по этому вопросу?

Дарьяна Грязнова: Мне кажется, что основное влияние на мнение россиян оказала не столько так называемая "СВО", сколько последовательная и методичная работа активисток, правозащитниц, медиа. Действительно, "Верстка" провела исследование и обнаружила всплеск насилия, в том числе со стороны участников СВО. СМИ и правозащитники сообщают это населению, и население придерживается логичного мнения, что пострадавших нужно защищать.

Мы понимаем, что в России насаждается культ "традиционных ценностей", и участники СВО, которые возвращаются с фронта, становятся так называемой "новой элитой". Часть участников "СВО" – это люди, помилованные президентом за совершение серьезных преступлений. И понятно, что эти люди ощущают безнаказанность.

Другой аспект. У большого количества людей, которые возвращаются из зоны боевых действий, есть посттравматическое стрессовое расстройство, и оно по-разному влияет на то, как ведут себя люди в мирное время. Пример был в проекте "Сестры". Молодой человек, который вернулся из зоны боевых действий, насмерть зарезал свою бабушку с особой жестокостью. До того его семья обращалась за помощью в том числе в Минобороны, заметив в поведении молодого человека подозрительные "звоночки". Но им никто не помог, и это закончилось такой страшной трагедией. Травмированные люди и безнаказанность, и все это накладывается на отсутствие в России качественного правового регулирования.

Исследование "Верстки" говорит о том, что количество случаев насилия увеличилось. Причем в большом количестве дел судьи учитывают как раз участие в "СВО" как смягчающее обстоятельство! И это еще больше усиливает чувство безнаказанности.

Марьяна Торочешникова: Как вы оцениваете предложенный ЛДПР законопроект о профилактике семейно-бытового насилия?

Дарьяна Грязнова: Этот законопроект не первый. Россия никак не может принять закон о противодействии домашнему насилию с 1990 года. За это время огромное количество проектов, которые готовились и правозащитниками, и депутатами, рассматривались и обсуждались, но мы так ни к чему и не пришли.

Дарьяна Грязнова

И вот ЛДПР во главе со Слуцким выдвигают свой законопроект. Кто его вносит? Напомню, что несколько лет назад Леонид Слуцкий обвинялся журналистками в сексуальных домогательствах. Комментируя для "Коммерсанта" эту инициативу, Слуцкий подчеркнул, что документ в равной степени защищает мужчин и женщин. В пояснительной записке неоднократно указывается, что мужчины у нас тоже очень сильно страдают. И это совершенное игнорирование реальности, потому что все международные стандарты, в том числе прогрессивная Стамбульская конвенция Совета Европы, признают, и статистически это доказано, что женщины в непропорционально большей степени подвергаются насилию. То есть уже изначально посыл этого закона немножечко не тот.

Марьяна Торочешникова: Чем проект ЛДПР отличается от того проекта, который обсуждался в Совете Федерации пять лет назад? Тогда говорили и о необходимости введения охранных ордеров, и о реабилитации как для жертвы домашнего насилия, так и для самого насильника, чтобы его социализировать. Что из тех идей оказалось в проекте ЛДПР?

Дарьяна Грязнова: Законопроект 2019 года был совершенно бесполезным, потому что регулировал деяния, которые не содержат признаков преступления. Проект, предложенный ЛДПР, в целом лучше. Основные претензии, прежде всего, к тому, как он определяет семейно-бытовые отношения: это отношения, которые возникают между супругами, родителями и детьми, и лицами, которые имеют общего ребенка. Он никак не охватывает партнеров, которые, например, не имеют детей, или бывших партнеров, то есть оставляет незащищенными огромное количество пострадавших.

В этом законе не прописывается такая форма психологического насилия, как сталкинг, преследование. Для того чтобы пострадавшие могли получить защиту, необходимо вводить так называемые охранные ордера, защитные предписания, которые могут позволить запретить агрессору приближаться к пострадавшей или выселить агрессора из помещения, которое он с ней делит. Но данный законопроект предлагает изолировать объект от домашнего насилия.

Марьяна Торочешникова: То есть куда-то переселять жертв и прятать от агрессора?

Дарьяна Грязнова: Да. Причем порядок не прописан. И получается, что пострадавшая будет нести дополнительное бремя. И это, конечно, идет вразрез не только с международными стандартами...

Марьяна Торочешникова: Но и с простой человеческой логикой.