Квир во время чумы. Жизнь юного гея в российской провинции

Законы, запрещающие так называемую "пропаганду нетрадиционных сексуальных отношений", спровоцировали в России волну бытовой гомофобии. ЛГБТ-активисты и организации, помогающие квир-персонам, сообщают о нападениях и угрозах со стороны ультраправых.

Мы публикуем разговор с 17-летним геем, который живет в небольшом городе в Центральном федеральном округе. Подросток давно страдает от угроз. Он рассказывает о том, как изменилась его жизнь после принятия гомофобных законов. Личные данные собеседника известны Радио Свобода, но скрыты в его интересах:

– Мне недавно позвонил некто с незнакомого номера и сказал, что побреет меня налысо. Дальше он угрожал меня изнасиловать. Звонивший посоветовал ходить, оборачиваясь. Он спросил, долго ли я буду выглядеть как пидор. Я ответил, что долго.

– Какой была ваша реакция на эти угрозы?

– Я не испугался, разве что немного, потому что во время звонка был на улице. Я подумал, что, если звонивший знает мой номер, возможно, он знает, где я. Мы попытались вычислить звонившего и даже предположили, кто он. Мы "пробили" номер, нашли имя и фамилию звонившего. Нам выдали данные местного мужика с фсиновским образованием. Но стопроцентной уверенности в личности звонившего у нас нет.

Я написал заявление в полицию. Полицейский посоветовал заблокировать звонившего. И сказал что-то вроде "приходи, когда убьют". Но я все равно написал заявление. С ним полицейские ничего не сделали. Я попросил о помощи правозащитную организацию и пытаюсь себя сейчас защитить. Но я не боюсь выходить из дома, не слишком переживаю из-за этих угроз. Я не хожу по улицам, оборачиваясь.

– Как вы смогли так хладнокровно отреагировать на жестокие угрозы в ваш адрес?

– Я привык к угрозам за годы жизни открытого гея в маленьком городе. Гомофобы как-то угрожали облить мою маму кислотой. Так и писали: “Вас, пидорасов, надо убивать. Я твою мать кислотой оболью”. И всякие гадости и оскорбления писали. Я на это уже внимания не обращаю. И не запоминаю все эти фразы. Гомофобных угроз и оскорблений было так много, что невозможно это все запомнить. Если бы я переживал от каждого сообщения с пожеланиями смерти, то с ума бы сошел.

– Вы страдали от уличной гомофобии?

– Нередко меня незнакомые люди на улице нашего города обзывают пидором. Как-то мы возвращались после празднования дня рождения моей подруги. К одному парню из нашей компании подошел знакомый старше нас на несколько лет и спросил, указывая на меня, знает ли он, что я пидор. “Я тебе запрещаю с ним гулять” – так сказал этот знакомый. Мы над ним посмеялись. В другой день этот гомофоб встретил меня в сквере и ударил по лицу. Я после этого купил перцовый баллончик.

– Вам раньше, до принятия новых гомофобных законов, угрожали насильственными действиями сексуализированного характера?

– Не было такого раньше. Гомофобная политика государства и общественные настроения по отношению к ЛГБТ сильно переплетаются. Как оказалось, мы даже обратиться за помощью не можем. Правозащитные организации и независимые СМИ дискриминируют. Тех, кто выступают в поддержку ЛГБТ, прессуют. Настолько мы в уязвимом положении сейчас. Российское государство создало все условия, чтобы граждане плохо относились к квир-сообществу. Я уверен, что российское общество само по себе не страдает гомофобией. Его таким делает власть.

– Почему вы выбрали открытость в гомофобной стране, где с каждым годом рисков для ЛГБТ-активистов становится больше?

– Мне не хочется скрываться и врать всем, что мне нравятся девушки. Я хочу открыто говорить о своих чувствах, хоть это и рискованно. Людям нужны близкие отношения, поддержка от друзей и знакомых и возможность свободно и честно общаться.

–​ ​Каким был ваш путь к открытости?

–​ ​Я постепенно делал камингаут. Я понял, что гей, лет в 8. В 11 лет я начал дружить с одноклассницей. Она меня утащила в фандомные фанфиковые штуки, на фикбук в том числе. Там широкое квир-сообщество. Когда я понял, что я не один, то сначала сделал камингаут перед этой подругой. Она меня поддержала. Затем я сделал камингаут перед остальными друзьями и знакомыми. Близких друзей я себе выбрал заранее, поэтому они отнеслись к такой новости хорошо. Новых знакомых я сразу ставил перед фактом своей гомосексуальности. Одноклассники нормально отнеслись к моему камингауту. В школе меня никогда буллингу не подвергали. И с большинством из одноклассников мы в хороших отношениях. Потом я рассказал родителям о своей ориентации. Мама сказала, что она знает. Она считает, что мне надо из России уехать, и готова мне в этом помогать. Бабушка, после того как узнала о недавних угрозах в мой адрес, позвонила мне и сказала, что любит меня любым.

–​ Как на ваш камингаут отреагировали ваши учителя?

–​ Мой бывший математик назвал ЛГБТ-людей психическими больными. Ему немного за двадцать лет, но он большой поклонник Сталина. Мы с этим учителем летом разговаривали. Он знает, что я гей, а я понял, что он фанат 30-х годов и хотел бы, чтобы геев сажали, как при Сталине. Учительница русского языка и литературы в десятом классе сделала заявление, что “Война и мир” – это роман о том, что традиционная семья – это классно и не надо поддаваться так называемой гомосексуальной пропаганде. Я ей объяснял, что мы такие же люди и нам не очень хорошо жить в гомофобном обществе. Мне показалось тогда, что учительница меня поняла. Она, когда я был еще в седьмом классе, вызвала моих родителей в школу и сказала, что у меня в социальной сети в семейном положении написано “встречаюсь с парнем”. Свой первый урок химии я провел в дебатах с учительницей по этому предмету, потому что она заявила, что якобы в Польше у гетеросексуальных родителей отбирают детей и отправляют их в семьи геев. Я потом нашел статью западного медиа, которую она так вольно интерпретировала. Содержание этого текста оказалось совсем не таким, каким его пыталась представить учительница. Я ее спросил, почему она так исказила статью. Мы с учительницей долго переписывались. Она мне написала, что не нужны любящим людям никакие гей-прайды и не надо нарушать тайну личной жизни. Я ей ответил, что тайну личной жизни нарушила она, начав обсуждать ЛГБТ-людей на уроке в школе. Она в какой-то момент спросила: "Где домашка?" И мы перестали общаться на эту тему.

–​ Почему учителя обсуждают на уроках темы, далекие от содержания предметов, которые они преподают детям?

–​ Я задавал химичке тот же вопрос. Она мне ответила, что ее долг преподавателя – внушать ученикам правильные русские традиционные ценности. Учительница химии в целом веселая и перекидывает темы легко. Может свободно перейти с темы урока на обсуждение однополых браков, войну Ирака с Ираном и войну в Украине. Может быть, учителя хотят свои традиционные взгляды вынести в массы.

–​ Как вы думаете, почему ваши ровесники в меньшей степени подвержены гомофобии, чем ваши педагоги?

–​ Зумеры более прогрессивные. Хотя я перестал смотреть на мое поколение через розовые очки. По моим наблюдениям, в последнее время произошла популяризация ультраправых взглядов среди людей моего поколения. Года два назад гомофобия считалась менее нормальным явлением, чем сейчас.

–​ Что бы вы сказали чиновникам, принявшим новые гомофобные законы, если бы у вас была такая возможность?

–​ Я бы попытался им объяснить, что такие законы – это законы против всех людей, а не только против ЛГБТ. Слова, которые не раз повторяли чиновники, мол, в России якобы запрещена только “пропаганда”, а не отношения между людьми одного пола, –​ это лицемерие и вранье. Потому что недавно заблокировали сайт для ЛГБТ-знакомств и публично обсуждалась идея конверсионной терапии.

–​ Зачем власти, как вы думаете, нужно было принимать новые гомофобные законы?

–​ Чиновники пытаются найти козла отпущения. На гомофобии, как и на любом другом страхе, легко сыграть и таким образом объяснить свою неэффективность в вопросах управления страной.

–​ Как вам удается сохранять присутствие духа, несмотря на угрозы, преследования, нападения на улице и все риски, с которыми сталкиваются ЛГБТ-люди в России, особенно в маленьких городах?

–​ У меня негомофобная семья и хорошие друзья. Я получаю поддержку от знакомых. Большинству ЛГБТ-подростков не так повезло. И я знаю, что многие из них видят выход только в эмиграции. Мои знакомые девушки о себе в это время говорят: “Квир во время чумы”. Они так называют свои открытые отношения во время государственного преследования квир-персон. ЛГБТ-люди продолжают любить друг друга, несмотря на гонения и репрессии.