Лестница на плаху

Сергей Медведев: В России снова открылся портал в ад. После теракта в "Крокусе" опять заговорили об отмене моратория на смертную казнь. Россия вышла из Совета Европы, международные конвенции, да и просто нормы морали ее не ограничивают. Ценность человеческой жизни в России сегодня упала до минимума. Вернутся ли в страну казни? Против кого будет применяться эта мера?

Корреспондент: После теракта в "Крокусе" российские власти создали группу "по анализу законодательства в части применения смертной казни". Однако при действующей Конституции отмена моратория невозможна. Глава КС Валерий Зорькин предлагал наложить мораторий на мораторий спустя несколько месяцев после начала войны, но сделать это можно, только приняв новую Конституцию.

По факту смертную казнь в России было запрещено применять согласно Венской конвенции, которая предписывает государству, подписавшему договор, вести себя в соответствии с ним до его ратификации. В 2009 году решение Конституционного суда об отмене высшей меры наказания базировалось лишь на исполнении обязательств перед Советом Европы, из которого Россия вышла в 2022 году.

Но даже в случае моратория на мораторий или принятия новой Конституции казнить террористов не получится, потому что УПК России не подразумевает применение смертной казни по статьям о терроризме. Звучали предложения о передаче преступников в Беларусь, где есть смертная казнь.

Стоит отметить, что в России смертная казнь применяется и без отмены моратория – достаточно вспомнить казни в Чечне и убийства политзаключенных.

Сергей Медведев: С нами Дмитрий Дубровский, преподаватель факультета социальных наук Карлова университета в Праге. Такое впечатление, что власть использовала этот теракт себе на пользу. Даже если допустить, что все это никак не было организовано и запланировано, все равно, что бы ни случилось, оно только больше укрепляет и консолидирует авторитарный паттерн власти.

Дмитрий Дубровский: Здесь скорее разные ведомства пытаются, во-первых, объяснить, что произошло, почему они это явно прозевали, а во-вторых, как это часто бывает, бюрократически необходимо сделать вывод. У силовиков возникает очевидный вопрос: а давайте вернем смертную казнь. Она применима к людям, конечно, не в этом случае, потому что они явно не были смертниками, но, вообще-то, чаще всего террористы – смертники, поэтому против них немножко странно применять смертную казнь: они к ней готовы.

Сергей Медведев: Каких еще ужесточений можно ожидать после этого теракта?

Дмитрий Дубровский: Они уже демонстрируют эти ужесточения. Они решили, что логичный способ бороться с терроризмом – это гонять экономических мигрантов, то есть пошли по вполне ксенофобному американскому пути: мы боремся с терроризмом путем отлова или бана, как это Трамп вводил в свое время для въезда граждан из определенных стран в США. Довольно популярная идея среди населения: раз эмигранты – источник всех неприятностей, то, предположительно, эти же эмигранты каким-то образом связаны с терактом. Хотя террористы как раз очень заботятся о своем легальном статусе. Они уж точно не нарушают законов, потому что у них другая задача и другая подготовка.

Сергей Медведев: Но рациональность не работает. Здесь главное – канализировать это в некие готовые паттерны: поиск либо украинского врага, либо врага в качестве нового, воскресшего исламского подполья. В действительности, увлекшись борьбой с Западом, с Украиной, с ЛГБТ, Россия сейчас ослабила себя в борьбе с реальным врагом – с угрозой исламизма.

Дмитрий Дубровский: Я слежу за разворачивающейся историей вокруг "Хизб ут-Тахрир". У нас каждый месяц сажают по пять-шесть человек, относящихся к этой организации, которая действительно фундаменталистская, довольно ксенофобная, но никакого отношения к насилию не имеет. Тут есть какая-то логика: чем больше вы тратите сил, средств и человеко-часов на то, чтобы поймать и посадить людей, не имеющих отношения к насилию, тем очевидней в какой-то момент вы столкнетесь с теми, кто этим насилием занимается.

Дмитрий Дубровский

То, что они сейчас лепечут, выглядит довольно неубедительно. Очевидно, что такие теракты готовятся. И ведь было предупреждение со стороны США, что такой теракт будет.

Сергей Медведев: А сейчас мы еще узнаем, что Иран передавал по линии спецслужб предупреждение о готовящемся теракте.

Дмитрий Дубровский: У людей скособочен фокус. Они уже не работают на конечную цель – безопасность граждан. Они работают на отчет. Чем больше они сажают "этих проклятых" "Хизб ут-Тахрир", тем больше демонстрируют свою эффективность. А эффективность измеряется не в этом. Это глубинная проблема российских правоохранительных органов и спецслужб. Они измеряют свою эффективность не в вопросах безопасности граждан, а по количеству задержанных и осужденных. Мы знаем, как много этих отчетов и как мало им можно верить, как много тут очевидных фейков и сфабрикованных дел. Поэтому, когда возникает реальная угроза, эти люди не очень готовы к ней – они профессионально беспомощны.

Сергей Медведев: Пытки. То, что сейчас происходит в судах, – это какая-то пародия на правосудие. У одного отрезано ухо, которое его заставили съесть. У другого выдавлен глаз. Все они чудовищно избиты. Один в инвалидной коляске. Одного из них пытали током. Мы окончательно идем к легитимации пыток и в общественном сознании, и в правоохранительной системе?

Дмитрий Дубровский: Да. Такой уровень допустимого насилия публично продемонстрирован как нормальный, то есть эта планка просто перестала существовать. Мы показываем это по телевизору – совершенно нормально, никто это не обсуждает, суды это не смущает. Я даже не говорю сейчас про то, что для мыслящих людей большой вопрос: те ли это люди? Ведь, если человека так мучают, любой может признаться. Мы знаем это по процессам над ведьмами со Средних веков.

Но здесь интересно другое: если эти люди невиновны, тогда их мучили для того, чтобы они признались; а если виновны, тогда это выглядело скорее как прямая месть спецслужб за свой провал. Они на них отыгрывались за то, что была продемонстрирована их чудовищная неэффективность и очень низкое качество работы.

Сергей Медведев: В Америке эта дискуссия была в начале 2000-х после теракта 11 сентября, и в ней поставлена точка о недопустимости пыток.

Дмитрий Дубровский: Да, сказали: "Какими бы благими целями это ни оправдывалось, это открытие дороги в ад".

Что касается смертной казни, ввести ее можно, но технически все гораздо сложнее. Такие казни у нас уже очень давно не проводили, и там проваливается довольно многое по процедуре. Например, человека все-таки должен приговаривать суд присяжных, а у нас с судами присяжных все еще очень плохо.

Сергей Медведев: Да, там по этим составам как раз исключили присяжных.

Дмитрий Дубровский: Исключили, но теперь необходима какая-то процедура. Конечно, они могут это сделать. Я думаю, эта мера будет симпатична режиму не столько в отношении террористов, сколько в отношении людей, связанных с войной, например дезертиров. И они запросто могут ввести смертную казнь, как это ни парадоксально, за преступления против прав человека в отношении пленных.

Сергей Медведев: Я думаю, в наибольшей группе риска здесь окажутся люди с квалификацией типа "измена Родине", "предатель Родины" (современный аналог статьи 58.10 в сталинском УК).

Дмитрий Дубровский: Возможно, шпионаж.

Сергей Медведев: Особенно учитывая, что они фактически узаконили экстерриториальное правоприменение в отношении "предателей Родины". Вертолетчика Кузьминова в Испании фактически казнили с благословения руководства РФ. Эта практика будет развиваться?

Дмитрий Дубровский: Я думаю, да. Внутри страны они хотят сделать максимально страшно и вернуть смертную казнь, может быть, не с точки зрения массового использования – это вряд ли, но именно с точи зрения запугивания, сделать максимально подтянутые под это составы: измена Родине, шпионаж, сотрудничество с "нежелательными организациями" и так далее. Но и одновременно, конечно, "надо наказывать проклятых шпионов и предателей" за рубежом, то есть делать так, как характерно для авторитарных режимов.

Кстати, введение смертной казни объясняется скорее даже не конкретным терактом, а вообще: Россия (как когда-то СССР) в кольце врагов.

Сергей Медведев: По законам военного времени, как принято говорить.

Дмитрий Дубровский: Да.

Сергей Медведев: К нам присоединяется Глеб Богуш, специалист по международному праву, научный сотрудник Копенгагенского университета. Насколько юридически возможно введение смертной казни в нынешней ситуации? Действительно ли Конституция это ограничивает?

Глеб Богуш: Восстановлению смертной казни мешает ее фактическая отмена. Конституция не предусматривает самого существования смертной казни, а только возможность ее применения до отмены. Отмена в системе российского права произошла путем так называемого комплексного моратория на смертную казнь, который, кстати, не был как таковой объявлен.

Глеб Богуш

Этот термин использовался лишь Конституционным судом, который принимал во внимание не только международные правовые факторы, но и внутренние факторы, в частности последовательное неприменение смертной казни, положения международных договоров. В международном праве выработалось правило, в соответствии с которым смертная казнь в тех странах, где она была отменена, либо, как в России, фактически была отменена, это восстановление противоречит положениям Международного пакта о политических и гражданских правах, который, в отличие от Европейской конвенции, денонсирован быть не может.

Для восстановления смертной казни даже в рамках нынешней очень своеобразной правовой реальности нужно принимать новую Конституцию или просто в очередной раз ее проигнорировать, что, конечно, возможно, но это все-таки слишком сложная задача. На данный момент она не будет восстановлена.

Сергей Медведев: Сейчас в России по-прежнему наблюдается такой легализм, как в сталинском СССР? Как бы ни осуществлялись террористические действия со стороны государства, все это стараются максимально оформлять в правовые и конституционные рамки.

Глеб Богуш: В какой-то мере – да. Другое дело, что этот легализм совершенно извращенный. В последние годы властями построена параллельная правовая реальность, где существуют свои границы, которых никто в мире не признает, так называемые "нежелательные организации", "экстремистские организации", "международное ЛГБТ-движение", участие в котором является преступлением по законам РФ. Тем не менее все это происходит в рамках определенных границ, которые, в частности, заданы Конституцией, несмотря на то что эта Конституция уже была изменена в нарушение самой Конституции. Тем не менее какие-то формальные препоны есть.

Можно вспомнить, что нарушения, связанные со смертной казнью, наблюдались уже в постсталинский период. При Хрущеве смертная казнь дважды вводилась постфактум, то есть фактически применялась с обратной силой (один раз даже несовершеннолетнего казнили). Да, наверное, даже в сталинский период следовали каким-то внешним ограничениям. Кстати, единственный раз, когда в СССР была отменена смертная казнь, – это как раз при Сталине: после победы в Великой отечественной войне она четыре года не применялась (потом ее быстро вернули).

Сергей Медведев: Давайте представим, что они возвращают смертную казнь. Как вы видите этот механизм?

Глеб Богуш: Если предположить, что не будет меняться Конституция, а каким-то образом будет в очередной раз изнасилован Конституционный суд, то даже в действующем УК предусматривается смертная казнь за преступления против жизни. Это убийства, убийства с отягчающими обстоятельствами, посягательство на жизнь государственного и общественного деятеля. Но российская Конституция предусматривает тут и право на суд присяжных. Условно говоря, если они введут смертную казнь за терроризм, то им придется менять подход к суду присяжных: на данный момент суд присяжных по делам о терактах невозможен.

Сергей Медведев: Возможно ли распространение этого на политические преступления – измена родине, предательство, шпионаж?

Глеб Богуш: По действующей Конституции – нет, даже если считать, что она предусматривает возможность смертной казни. Это нужно менять Конституцию, причем эта статья находится в так называемой защищенной главе статей о правах человека. Это потребует особого порядка, то есть созыва Конституционного собрания, а это крайне обременительная процедура. Не думаю, что это будет делаться специально для этого случая.

Сергей Медведев: Вы допускаете, что в этот раз они попытаются снять мораторий?

Глеб Богуш: Я не исключал бы этого, но не в этот раз. Такие испытанные бойцы, как Зорькин, Крашенинников, Клишас, хорошо чувствуют ветер, который дует из Кремля. Ведь тема смертной казни вбрасывается постоянно, тем не менее до сих пор ничего не происходило. Эту тему просто постоянно подогревают. Очень удобно отвлекать на нее внимание и дополнительно вносить элемент эскалации, устрашения. Смертную казнь и так применяют, причем без всяких судов, и не только на территории России, но и за ее пределами.

Сергей Медведев: Может быть, сами представители власти подсознательно боятся того, что это будет означать новый 1937 год? При следующем раунде элитных разборок это может коснуться их самих.

Глеб Богуш: Вполне возможно. Возможно, у них есть стремление лишь создавать декорации 1937 года, но не идти слишком далеко по этому пути.

Сергей Медведев: Как относиться миру к той параллельной юридической реальности, которая создана в России? Например, Россия дает запросы в Интерпол – что, Интерполу исполнять их?

Глеб Богуш: К сожалению, они часто исполняются, то есть нет какой-то системы, которая позволяла бы Интерполу проверять различные системы уголовного правосудия на их соответствие. Интерпол – не суд по правам человека. К сожалению, эта система крайне уязвима для использования ее различными авторитарными режимами. Проблема в том, что довольно большое число государств, в том числе государства ЕС, государства – участники Европейской конвенции, продолжают по умолчанию сотрудничать с Россией как с нормальным государством, как будто ничего не случилось.

Случаев, например, экстрадиции в Россию достаточно мало, но даже они имеют место. Никакого автоматического бана в отношении России, какого-то запрета нет. К сожалению, то, что для нас является очевидным, для значительного числа государств вовсе не очевидный факт.

Сергей Медведев: А пытался ли кто-нибудь, кроме Германии, не признавать Путина президентом России, не признавать итоги последних выборов с совершенно диктаторскими 87%? Есть ли такая возможность, чтобы юридически государства не признавали Путина легитимным правителем?

Глеб Богуш: Возможность есть, но нет самой такой процедуры, обязательного порядка, что кто-то кого-то признает. Большинство государств просто никак на это не реагируют, и это в целом понятно. Государства считают задачу сохранения отношений, в частности дипломатических, важнее, чем какой-то эффект от непризнания Путина главой государства.

Легитимность Путина и раньше была сомнительна с разных позиций, в том числе с позиции Конституции РФ. Но государства его признавали и до начала полномасштабной войны. Этот вопрос ставился только отдельными российскими активистами-оппозиционерами, а всерьез его никто не обсуждал.