В петербургском издательстве "Юолукка" вышла книга литературоведа Татьяны Никольской "О Грузии. Статьи, доклады, переводы, воспоминания".
Татьяна Никольская первый раз приехала в Грузию в 1970-е годы, после окончания филологического факультета Ленинградского университета. Она хотела выучить грузинский язык и собрать материалы о русской культурной жизни во время первой независимой грузинской республики (1918–1921) – и влюбилась в Грузию на всю жизнь.
Ваш браузер не поддерживает HTML5
"У меня была замечательная грузинская подруга Дали Цаава, недооцененная, к сожалению, поэтесса, очень яркая личность, с которой мы дружили в студенческие годы, – рассказывает Татьяна Никольская. – Она дружила с Бродским и переводила его, но из скромности не печатала свои переводы. А еще она переводила "Реквием" и "Поэму без героя" Ахматовой. И я прочла замечательные воспоминания Константина Паустовского "Бросок на юг" о том, как он в 1920 году приезжал в Тбилиси и побывал в доме Кирилла Зданевича, где собирались поэты и художники, о том, какая бурная и интересная жизнь была во времена независимой грузинской республики – пока у нас шла Гражданская война. Социалистическое правительство меньшевиков было очень бедным, но все-таки находило деньги на то, чтобы отправить шестерых художников в Париж, где они прожили несколько лет, получая маленькую стипендию, а потом все вернулись в Грузию".
Теперь вы разговариваете не с поэтом Бродским, а с актером Бродским
Еще в конце 1970-х годов у Татьяны Никольской вышла книга о Тбилиси "Фантастический город", потом она изучала творчество грузинского писателя Григола Робакидзе, написала множество статей о грузинской культуре. За свою просветительскую деятельность Татьяна Никольская была награждена орденом Чести Республики Грузия. Новая книга "О Грузии" посвящена грузинской культуре первой трети ХХ века, там нашлось место и для воспоминаний Дали Цаава – "Сны в кожаном кресле". Вот забавный эпизод о Бродском: "Иосиф позвонил из Ялты: – Теперь вы разговариваете не с поэтом Бродским, а с актером Бродским, – сказал он весело. Рассказал, что в Ялте снимают фильм о Второй мировой войне, и его пригласили на роль немецкого офицера. К сожалению, кинокарьера не состоялась. Вмешался КГБ. Осталась фотография поэта, одетого в форму".
Эта фотография приведена в книге, как и множество других любительских снимков. А начинается книга "О Грузии" статьями о Шота Руставели, о грузинской драматургии и сатире.
В Грузии почти каждый был поэтом
– В статье о Руставели меня интересовало, как его воспринимали русские поэты, – говорит Татьяна Никольская. – Они писали о нем стихи, в основном, в связи с юбилеем его поэмы "Витязь в тигровой шкуре", приезжали в Грузию. Павел Антокольский, например, сам переводил фрагменты поэмы, он сопоставлял ее со "Словом о полку Игореве", такая у него была концепция. С другой стороны, к тому времени было уже много переводов поэмы, начиная с перевода Бальмонта, и многие поэты читали ее именно в переводах и воспринимали ее с чужих слов – то есть со слов грузинских поэтов, которые рассказывали им что-то о Руставели. Вот и стихи у них получались совершенно разные – кто-то пробовал копировать руставелиевскую строфу, кто-то писал самостоятельно, не оглядываясь на Руставели. Мне это было очень интересно, я заметила, что стихи о Руставели тех, кто сам его переводил, сильно отличаются от стихов тех, кто просто хотел сказать о нем доброе слово, не говоря уже о грузинских поэтах: для одних это было любимое, но чужое, для других – любимое и свое.
– А почему вы решили написать о грузинских сатирических изданиях?
– А потому что я проработала 30 лет в библиотеке Института востоковедения, систематизировала грузинские книжки и нашла массу тоненьких сатирических брошюрок, очень популярных в свое время и потому потертых. У Иосифа Гришашвили есть книга "Литературная богема старого Тбилиси", где он хорошо написал о том, что в Грузии почти каждый был поэтом. Но существовал в Тбилиси район, Майдан, где жили ремесленники, всю неделю они занимались своим делом, а в выходные писали и читали стихи, в основном сатирические. Они разговаривали, спорили друг с другом в стихах, а с конца XIX века получили возможность эти стихи издавать. Найдя эти книжки, я их прочла, и они показались мне любопытным явлением.
– А еще у вас есть статья о грузинской женской газете, это совсем удивительно…
Микеладзе писала, что грузинская женщина была более свободной в древние времена, чем в конце XIX века
– Да, газета называлась "Голос грузинской женщины". Это история про первую грузинскую феминисту Като Микеладзе, она родом из Кутаиси, училась в Москве, потом в Брюсселе, вернулась в Грузию и основала первую грузинскую женскую газету, была ее редактором. Там ставились вопросы о положении женщины в грузинской семье, о ее участии в общественной жизни, перепечатывались статьи европейских феминисток. Полного комплекта этой газеты я не видела, только номеров 10–12, но все равно видно, что это очень интересное явление. Сама Като Микеладзе писала о том, что грузинская женщина была более свободной в древние времена, чем в конце XIX века. В древности, особенно в горах, когда Грузия со всех сторон подвергалась нападениям, женщина занималась не только хозяйством, она наравне с мужчиной брала оружие и защищала свою деревню. К тому же в некоторых местах она наравне с мужчиной занималась сельским хозяйством, а не только домашним очагом, поэтому у нее было больше прав. Так что, как пишет Като Микеладзе, когда к крестьянину кто-то приходил за советом или за решением какого-то вопроса, крестьянин нередко говорил: сейчас посоветуюсь с женой, а потом вам отвечу. Не знаю, тут, конечно, нужны специальные исследования, но темы эти очень интересные. Кстати, одна поэтесса цитирует Руставели, у которого есть такая строчка: "Льва щенки равны друг другу, будь то самка иль самец" – по ее мнению, этим самым грузинский классик уже в древности заявил о равноправии полов.
– Татьяна, и все-таки ваша книга не только о грузинской культуре, вы часто пишете о взаимопроникновении культур.
– Да, безусловно. У меня есть статья "Богема и власть", об объединениях "Голубые роги" и "H2SO4". Это о том, как поэты из группы "Голубые роги", Тициан Табидзе, Валериан Гаприндашвили, известные нам лучше всего по переводам Пастернака, смотрели на богему и на себя внутри нее. Гаприндашвили написал об этом несколько эссе в 1920-х годах, сопоставляя грузинскую, французскую и русскую богему. H2SO4 – это формула серной кислоты, так себя назвала группа грузинских футуристов. Очень интересно ее сопоставление с русским ЛЕФом, у них была сложная система отношений: сначала грузинские поэты относились к ЛЕФу критически, считая себя более радикальными, а к концу 1920-х годов они стали на позицию производственного искусства, Сергея Третьякова. Сергей Третьяков и Виктор Шкловский приезжали в Грузию и работали на киностудии грузинских фильмов, сотрудничали с молодыми грузинскими режиссерами и сценаристами, два имени всемирно известны – это Шенгелая, снявший фильм "Элисо", и Колотозишвили, Колотозов, снявший фильм "Соль Сванетии", оба фильма вошли в мировые киноэнциклопедии.
– А кто такие грузинские сестры Ахматовой, которым вы тоже посвятили статью?
Поэт Паоло Яшвили из группы “Голубые роги” придумал поэтессу-декадентку Елену Ахвледиани
– Это статья о рецепции поэзии Ахматовой в Грузии, вернее, в женской грузинской поэзии. Если в России благодаря Ахматовой в 1910-е годы появился целый поток женщин-поэтов, которые заговорил о своих интимных переживаниях, то в грузинской поэзии ничего подобного не было. Там скорее продолжали традиции гражданской поэзии, подражания Илье Чавчавадзе, Акакию Церетели. И все же было несколько поэтесс, стоявших ближе к Ахматовой, среди них Дарья Ахвледиани, очень мало известная и рано умершая. Еще была поэтесса Нина Таришвили, ее тоже сопоставляли с Ахматовой. Но интереснее всего история о том, как поэт Паоло Яшвили из группы "Голубые роги" придумал поэтессу-декадентку Елену Ахвледиани. Он печатал ее стихи в разных изданиях и читал их от ее лица, а она, как бы стыдясь, не появлялась на вечерах. И эта мистификация продолжалась с 1915 до 1924 года, когда Елена Ахвледиани написала прощальное стихотворение о том, что она уезжает в Париж. Многие знали тайну и намекали на свое знание, но многие верили в существование поэтессы. По этому поводу потом было множество споров. Интересно, что в 1930-е годы Тициан Табидзе и Паоло Яшвили были в гостях у Ахматовой в Москве и в Ленинграде, она знала о мистификации: среди стихов есть письмо Елены Ахвледиани Анне Ахматовой – это стихотворение о смерти Блока и Гумилева, она приглашает Ахматову в Тбилиси – поплакать вместе, зовет ее прижаться устами к перстам царицы Тамар, называет Ахматову своей сестрой.
– Стало быть, мы имеем грузинскую Черубину де Габриак?
– Да. И хотя мистификация открылась, но уже в 1990-е годы вдруг опять возникли споры – один кутаисский ученый написал, что вымышленную поэтессу звали Елена Дориани, а стихи писала Елена Ахвледиани, которая действительно существовала и дружила с Паоло Яшвили. Но стихи у нее были в основном детские и гораздо слабее, чем у Паоло Яшвили. Так что мистификация вроде бы завершилась в 1924 году, а в 1990-х вдруг снова развернулась полемика. Они ученые считают, что Елена Ахвледиани написала стихи, другие – что Паоло Яшвили, а я считаю, что может быть и третий вариант – что они писали стихи вместе, так же как было со стихами Черубины де Габриак.
– Вы пишете не только о поэтах, но и о грузинских обычаях, например о древнем хевсурском обычае "сцорпроба" в грузинской литературе. Что это за обычай?
– Он заключается в том, что между юношей и девушкой могут существовать отношения "сцорпроба", когда они друг в друга влюблены, но не имеют права вступать в брак. Кто-то считает его жестоким, а кто-то связывает с рыцарской культурой, с культом Прекрасной Дамы. Эти юноша и девушка имели право обниматься и целоваться, но не могли заходить дальше, а если это случалось, это считалось позором, юношу могли изгнать из деревни. Некоторые называют это половым воспитанием. Там все расписано – какие подарки они должны дарить друг другу, как девушка должна вышивать юноше рубашку, как они точно должны следовать канону.
– Насколько я помню, в западной традиции Прекрасная Дама должна быть замужней…
– А тут если девушка выходит замуж, то отношения "сцорпроба" с тем юношей прекращаются.
– А если они так влюбились, что жить друг без друга не могут – неужели нет возможности пожениться?
– Такие случаи бывали, тогда созывается совет старейшин этого села, которых просят дать разрешение на брак. Такой случай как раз происходит в романе Джавахишвили "Белый воротничок": инженер приезжает в Хевсуретию, там у него с девушкой возникают эти отношения "сцорпроба", и в конце концов старейшины им разрешают пожениться.
– В вашей книге есть целый раздел о модернизме, футуризме, формализме, о бытовании новаторских течений в грузинской культуре.
Они критиковали русский футуризм за излишнюю академичность и отсутствие полемики
– Да, в Грузии все это было – и все со своими особенностями. Я написала обо всех журналах грузинских футуристов, всего их было три. Один из них H2SO4, самый известный, там еще графика замечательная, другие менее известны. И еще я пишу об эволюции грузинского футуризма – от увлечения русской группой "41-й градус", заумным футуризмом Крученых, Терентьева, Зданевича, которые тоже бывали в Грузии во времена первой независимой республики, – до французского дадаизма. Гудиашвили и Илья Зданевич уехали во Францию учиться, оба они переписывались с Кириллом Зданевичем, художником, оформлявшим книги и журналы грузинских футуристов. В своих статьях они писали о сюрреализме, о кино, которым очень увлекались. И Шкловского они знали. Они критиковали русский футуризм за излишнюю академичность и отсутствие полемики, предлагали совместить теоретические положения русского футуризма и полемический накал французского авангарда.
– Заканчивается ваша книга разделом воспоминаний, вот, например, есть статья "Улица Энгельса, 44" – кто там жил?
– Там жила потрясающая женщина, Софья Михайловна Марр, жена Юрия Марра, востоковеда и поэта-футуриста, при жизни он стихи не печатал, а сейчас вышел его двухтомник. Он был иранистом, и она тоже выучила персидский. Он рано умер от туберкулеза, и она всю жизнь посвятила тому, чтобы собрать все его тексты – а он разбрасывал всюду свои бумажки. Если бы не она, о его стихах никто бы не узнал. И переписку его с востоковедом Чайкиным она собрала и издала в Грузии, по-настоящему самоотверженная женщина. Она мне отдала эти стихи, мне удалось сначала напечатать их в каких-то журналах, а потом вышел двухтомник, к сожалению, уже после ее смерти – жаль, я представляю, как бы она этому порадовалась. А "Улица Котэ Месхи" – это воспоминания о Параджанове.
– А кто такие "Подруги"?
– Это та самая Софья Михайловна Марр и ее ближайшая подруга Нина Николаевна Васильева, которая в 1918 году была секретарем студии поэтов "Фантастический кабачок", где собирались и русские, и грузинские поэты. Она и сама была поэтесса, у нее в 1919 году вышла книга стихов "Золотые ресницы". Она знала абсолютно всех поэтов, которые там выступали, все они бывали у нее в гостях, и до последних лет жизни у нее были субботы, я их еще застала – два раза в месяц к ней приходили поэты и читали стихи, и прозаики тоже приходили и читали рассказы. Есть у меня статья о Константине Герасимове – сонетоведе, библиофиле, собиравшем западноевропейские книги XVI века. Он занимался сонетами Вячеслава Иванова, Брюсова, мы с ним даже ездили в Венгрию на конференцию по Вячеславу Иванову.
В книге Татьяны Никольской есть и глава о дочери поэта Тициана Табидзе Ните Табидзе, она так и называется – "Дочка Тициана".
"…Я заходила к Ните в каждый свой приезд в Грузию… У Ниты я познакомилась и подружилась с Нуцико Угрелидзе, дочерью известного грузинского ученого-педиатра. Узнав, что я занимаюсь авангардом, Нуцико рассказала мне… жуткую и поучительную историю о том, как в Тбилисском ботаническом саду некие злоумышленники задумали украсть ее шестнадцатилетнюю внучку, однако девушка так увлекательно стала рассказывать похитителям про дадаистов, что те, заслушавшись, отпустили ее с миром… Время от времени в музей-квартиру Тициана Табидзе заходили посетители… Нита тогда покидала стол, за которым мы пили кофе… проводила экскурсию и возвращалась к своим гостям. Бывало, что некоторые экскурсанты превращались в гостей и впоследствии неоднократно посещали этот дом".