Сериал "Слово пацана. Кровь на асфальте" Жоры Крыжовникова вызвал дискуссию и в России, и за ее пределами. Его осуждают и восхваляют, подростки в него играют, его смотрят даже в Украине, то есть перед нами в любом случае событие.
Подобно тому, как в рамках соцреализма нельзя было создать нечто принципиально иное, так же и в рамках развитого путинизма невозможно снять нечто оригинальное – выходящее за флажки, в том смысле чтобы была высказана хотя бы одна новая идея. Поразительно, что за всеми спорами (и похвалами самому режиссеру – в других случаях справедливыми) ускользает один факт: на уровне мысли не случилось ровным счетом ничего. Ничего не произошло. После просмотра сериала на важнейшую тему (о насилии как регуляторе нашей жизни) мы остаемся ровно на том же месте, с которого начинали, и не продвинулись ни на йоту. Мысль лежит на асфальте.
К 1985 году мы имели дело с уже устоявшейся гопнической субкультурой
Но прежде, конечно, стоит отметить некое лукавство с сюжетом. Феномен уличных подростковых банд восходит к 1970-м годам. Именно тогда появились первые группировки в Казани, а также во всех остальных крупных и средних городах СССР, они буквально поделили страну на "районы". Нельзя ставить в вину режиссеру то, что он начинает повествование с перестроечных времен. Но тем самым сериал уже задает концептуальную рамку. Пришел Горбачев – основы прежнего мироздания пошатнулись: "настала свобода, но вместе с ней и вседозволенность", как пишут в тех же релизах, и поэтому бандиты захватили улицы. Вот они, социальные причины гопничества. Это – подмена, подмахивание. Подростковые банды сложились, как уже было сказано, в золотые брежневские 1970-е, что поставило в тупик советскую идеологию: она не знала, как на это реагировать. Подобное могло случиться "только на Западе", а у нас этому "неоткуда было взяться". Но – взялось. К 1985 году мы имели дело с уже устоявшейся гопнической субкультурой. Уличное банды появлялись не благодаря свободе, а из-за несвободы, возможно, их появление было предвестником распада СССР. При тоталитарном режиме люди считают насилие нормой жизни, и когда по какой-то причине этого насилия становится меньше сверху (дряхлеет режим), низы инстинктивно создают некую дублирующую систему насилия, чтобы свои "не расслаблялись". Это один из парадоксов тоталитаризма и феномен гопничества: это дублер советской власти, только без идеологии, с примитивной иерархией и голым насилием. Сериал не то что не объясняет этого, он сознательно уводит нас от сути проблемы.
Смотри также "Кровь и разложение". Рунет о популярности сериала "Слово пацана"Помимо каких-то стилистических штампов (видеосалоны,"Ласковый май", песни Цоя), никакой "эпохи" в сериале, собственно, тоже нет. Жизнь обычного советского человека, если уж на то пошло, состояла тогда из жадного впитывания свобод – той прорвы нового, которая обрушивались на обывателя каждый день. Слово – газеты, журналы, телевизор – стало (на короткое время) нервом перемен, и даже гопники вынуждены считаться с этим. А в сериале телевизор один разок бубнит нам что-то про футбол – жалкое, хочется сказать, да еще разок – фоном – про "назревшие проблемы в обществе", но нужно вслушиваться. Ну и, само собой, никакого даже захудалого портретика Горбачёва (генсека!) в кадре нет. Гопники гопниками, что было, то было, но все же эпоха состояла из другого – именно из того, что давало надежду многим чушпанам.
Все это несоответствие несложно объяснить. Одним из условий появления любого сериала на российских экранах является запрет на разговор о свободе; если уже и приходится рассказывать про 1980-е, акцент необходимо делать на том, что страна превратилась во враждующий двор по вине того самого Горбачёва. Похвалы Горбачёву обычно в таком кино произносят бандиты – как в сериале Сергея Урсуляка "Ненастье" (2018), это же негласное правило соблюдает и Крыжовников.
Даже если представить, что режиссёр идет на все эти компромиссы для того, чтобы намекнуть нам на корни нынешнего тотального насилия (направленного уже не только на своих, но и на соседей), то результат получается ровно тот же, что и с "Братом" Балабанова, с "Бригадой", "Бумером" и прочими произведениями. Вместо размышления о корнях насилия получается в итоге упоение, любование брутальностью – на каждом шагу. Почему так выходит?
Хорошо было бы снять сериал, где главным героем была бы жертва тех самых гопников
Нельзя переходить от арифметики сразу к изучению высшей математики. Российское общество находилось до 2022 года примерно в 1–2-м классе общечеловеческих ценностей. Здесь вообще-то важно привить базовые инстинкты. Добро – зло, прилично – неприлично. Что есть норма цивилизации. Разговор о том, что бандиты порой совершают благородные поступки, и попытка понять их – это "задание для девятиклассников", для зрелого общества, где гуманность уже стала нормой. А в обществе, где не решена ключевая проблема (насилие не признано в качестве травмы, болезни, которую нужно лечить), рассказ о том, что "бандиты тоже люди", вызывает обратный эффект. Мы начинаем "болеть за своих" (это простой закон жанра), и нам даже становится их жалко в конце. Вместо разговора о сущности насилия – рассказ о его разнообразии (и "толстовский переворот" с одним из героев выглядит книжным, ненастоящим, притянутым за уши). Если нет здорового, то речь может идти лишь о сортах больного, нездорового.
Между тем при Горбачёве эти нормы здорового только и стали пробуждаться, зарождаться. Хорошо было бы снять сериал, где главным героем была бы жертва тех самых гопников: кино о тех, кто мечтал построить новую жизнь – и построил ее в итоге, через 20–30 лет. В 2022 году эти мечты пошли прахом, конечно, но именно жертвы гопников и двигали прогресс, пытаясь придумать другую норму жизни. Но такого сериала и фильма за 30 лет так и не появилось, ни одного! – о чем писал еще Даниил Дондурей. Еще одно негласное правило путинского кино состоит в том, что никакой альтернативы насилию в художественном произведении быть не может. Мир российского сериала состоит из бандитов и ментов, и тут нет места обывателю, который учится, развивается, мечтает и достигает успеха. В массовом кино не должно быть человеческой нормы, то есть общечеловеческой. "Ничего другого не ждите" – вот что подспудно внушают все эти сериалы, как внушали гопники в свое время.
Отсюда и возникает это упоение насилием, даже если режиссер хотел добиться обратного эффекта. Потому что альтернативы насилию в кадре нет (есть разве что комические лицемеры-комсомольцы, которые говорят о человеческом достоинстве, а сами уже вовсю варят джинсы на продажу). Персонажи намеренно шаржированные, к гопникам режиссер не в пример уважительнее относится, "понимает" их. Вывод из этого напрашивается один у зрителя: все одинаково плохи, чума на оба ваши дома. Хороших тут нет – все плохие. Это и является идеологической установкой Кремля. Ничего хорошего не будет и быть не может, а стало быть, нет и причин для надежды.
Но эта безнадежность тоже липовая. За годы путинизма вопреки системе выросли миллионы людей, которые хотят жить другой жизнью. Сейчас они частью уехали, частью затаились, но это не значит, что их нет. Рассказ о насилии – это правда жизни, но у жизни есть и другая правда, о которой эти сериалы умалчивают.
Андрей Архангельский – журналист и культуролог
Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не отражать точку зрения редакции