"Наш главный враг". Америка в прицеле сталинской деспотии

Нынешняя агрессия против Украины ведётся Россией под лозунгами борьбы с поползновениями США, а Киев изображается как исполнитель воли Вашингтона. Антиамериканские ноты стали появляться в идеологии российских властей уже на рубеже ХХ и XXI века, а Мюнхенская речь Путина 2007 года стала отмашкой для того, чтобы кремлевская пропаганда начала сравнивать США с Третьим рейхом. Нынешние власти в Кремле многими публицистами рисуются как продолжатели традиционного российского экспансионизма, что по меньшей мере неточно. Как общественному мнению Российской империи, так и её властям в XVIII–XX веках не была присуща американофобия. Хрестоматийным примером является в этом случае судьба Аляски, продажа которой была бы невозможна, воспринимайся тогда Соединенные Штаты как даже не враг, а всего лишь соперник России. Именно СССР сделал покорение или даже уничтожение США своего рода сверхзадачей, и ключевую роль в этом сыграл Сталин. Его наследники поддерживали и раздували разнообразные формы антиамериканского экстремизма.

Для того чтобы ответить на вопрос, когда Сталин начал готовить нападение на США, следует процитировать его почти забытую статью "Два лагеря". Речь в ней идёт не о красной каторге, как можно подумать по названию, а о международных отношениях. Показательно, что в перечне внешних врагов советской власти американцам отведено почётное первое место: "Там, в их лагере, Америка и Англия, Франция и Япония с их капиталами, средствами вооружения, испытанными агентами, опытными администраторами. Здесь, в нашем лагере, Советская Россия с… советскими республиками, с нарастающей пролетарской революцией в странах Европы… Борьба этих двух лагерей составляет ось всей современной жизни, она наполняет всё содержание нынешней внутренней и внешней политики деятелей старого и нового мира. (…) На два непримиримых лагеря раскололся мир: лагерь империализма и лагерь социализма".

Замысел – не только начало любой подготовки, но в большинстве случаев и её самая важная часть. Те читатели, которые решили, что текст описывает положение середины ХХ века, не одиноки. Даже отдельные современные исследователи холодной войны относят появление постулата о двух лагерях к периоду после Второй мировой. В действительности эта статья появилась в газете "Известия" 22 февраля 1919 года.

Более того, ярые тексты против США Сталин писал и до Октябрьской революции. Упомянем в связи с этим, например, статью августа 1917 года "Американские миллиарды", в которой он бичевал тогдашнее умеренно левое Временное правительство России. Его заокеанские покровители предстают в этом материале главным препятствием для большевиков на пути к власти в Петрограде, да и для их европейских побратимов: "Американская империалистическая буржуазия, финансирующая коалицию русской империалистической буржуазии (Милюков!), военщины (Керенский!) и мелкобуржуазных верхов, лакейски услужающих “живым силам” России (Церетели!) – вот она, картина нынешнего положения. (…) В момент, когда русская революция напрягает силы для отстаивания своих завоеваний, а империализм старается добить её, – американский капитал снабжает миллиардами коалицию Керенского – Милюкова – Церетели для того, чтобы, обуздав вконец русскую революцию, подорвать разрастающееся на Западе революционное движение".

Золото германского генштаба для большевиков в тех условиях оказалось действеннее американских кредитов для демократов. Коммунисты взяли власть, и Сталин начал медленное продвижение к лидерству. Стратегическая международная цель оставалась неизменной. Поэтому приведённые выше бинарные категории – как сказали бы сейчас, лексика холодной войны – были отнюдь не разовым публицистическим приёмом, навеянным романтикой Гражданской войны или случайным порывом молодого экстремистского движения, дорвавшегося до власти. Сталин охотно использовал эту чёрно-белую картину в открытых выступлениях и статьях и в дальнейшие восемь с половиной лет.

Два лагеря появились, например, в его докладе 6 июля 1921 года в Тбилиси о задачах коммунизма в Закавказье. А в речи на Х Всероссийском съезде Советов, посвящённом созданию СССР, Сталин, уже подобравшийся к верховной власти в стране, не только употребил эту манихейскую схему, но и предлагал лекарство от названных бед: "В лагере капитализма мы имеем империалистические войны, национальную рознь, угнетение, колониальное рабство и шовинизм. (…) Новое союзное государство послужит новым решительным шагом по пути к объединению трудящихся всего мира в Мировую Советскую Социалистическую Республику". После этих слов стенограмма зафиксировала продолжительные аплодисменты делегатов и их пение "Интернационала".

После смерти Ленина Сталин объявил Ленинский призыв в партию – набор в меру ретивых, весьма исполнительных и властолюбивых служак. Именно эти приспособленцы должны были проводить для него преобразования в стране на должностях низового и среднего уровня в конце 1920-х – начале 1930-х годов, а затем заменить наверху старых большевиков, которые совершили Октябрьскую революцию и выиграли Гражданскую войну, и далее вести СССР к внешнеполитическим свершениям. Для "новобранцев" Сталин прочёл курс лекций "Об основах ленинизма" в Свердловском университете, опубликованный в "Правде" весной 1924 года, а затем изданный брошюрой, которую вождь предварил надписью: "Ленинскому призыву посвящаю".

Советолог Михаил Восленский полагал, что этой работой новый лидер выразил претензию на роль главного толкователя теоретических взглядов усопшего вождя, но на самом деле эта брошюра была и установкой для новобранцев на годы работы вперёд. Среди прочего он упомянул допущение Маркса о том, что в США и Британии демократия может мирно переродиться в социализм, но заявил, что этот тезис устарел, и внятно намекнул, что и эти страны следует перевоспитывать по-ленински, то есть, надо полагать, с помощью концлагерей и массовых расстрелов: "Диктатура пролетариата… может возникнуть лишь в результате слома буржуазной государственной машины, буржуазной армии, буржуазного чиновничьего аппарата, буржуазной полиции. (…) "Теперь, – говорит Ленин, … это ограничение Маркса отпадает. И Англия и Америка… скатились вполне в общеевропейское грязное, кровавое болото бюрократически-военных учреждений, всё себе подчиняющих, всё собой подавляющих. Теперь и в Англии, и в Америке "предварительным условием всякой действительно народной революции" является ломка, разрушение… "государственной машины". Вскоре он повторил эту мысль.

Одной из основных политических концепций, вызывавших неприкрытое раздражение Сталина, являлся "лживый, фальшивый, буржуазно-демократический пацифизм". И в статье "К международному положению" в сентябре 1924 года он обвинил в измене делу рабочего класса "социал-демократических героев пацифизма", вина которых состояла в том, что они поддерживали сложившийся миропорядок следующей аргументацией: "Нет больше борьбы между Францией и Англией, между Америкой и Англией, между Германией и Антантой, конец войне, теперь можно будет кончить дело всеобщим миром во главе с Америкой…" С августа 1924 года, по словам и, вероятно, искреннему мнению Сталина, даже в самой Европе ведущие державы утратили самостоятельную роль – "…вместо гегемонии Франции получилась гегемония Америки", поскольку созванная в Лондоне по вопросам германских репараций конференция стран Антанты "…признала гегемонию Америки".

Сотрудники американской организации ARA (American Relief Administration) раздают продовольственную помощь жителям одной из российских губерний, пострадавших от голода, 1921 год

Между СССР и США не было дипломатических отношений, и вождь позволил себе хамский выпад в адрес нового "мирового гегемона". Причём, как и в ряде других случаев, в своих ярлыках он совместил сложносочетаемое, показав настоящие чудеса вербальной эквилибристики: "На днях министр иностранных дел Америки, "пацифист" и колчаковец [Чарльз Эванс] Юз (правильнее Хьюз. – РС), издал черносотенную декларацию против Советского Союза. (…) Но едва ли можно сомневаться в том, что черносотенно-пацифистская декларация Юза послужит лишь к дальнейшему усилению влияния и авторитета Советского Союза среди трудящихся масс всего мира".

17 декабря 1924 года картина биполярного мира появилась и в публикации Сталина об Октябрьском перевороте и тактике русских коммунистов, причём в разделе с красноречивым названием "Октябрьская революция, как начало и предпосылка мировой революции". Да и весной следующего года он напомнил в докладе столичным коммунистам о противнике №1, после чего этот текст прочитала вся страна в газете "Правда": "Кто кого – в этом вся суть. (…) Потому что мир раскололся на два лагеря – на лагерь капитализма, во главе с англо-американским капиталом, и лагерь социализма, во главе с Советским Союзом".

Спустя несколько месяцев в политическом отчёте XIV съезду ВКП(б) вождь вновь использовал образ двух лагерей, что определяло смысл существования СССР, который он назвал ни много ни мало как "лагерем борьбы против империализма". И возглавляла этот альянс капиталистов не Британия, которая тогда с её колониями и доминионами представляла собой самое крупное и населённое государство Земли: "…Центр финансовой эксплуатации всего мира из Европы переместился в Америку. (…) Центром финансовой эксплуатации мира являются, главным образом, Соединённые Штаты Северной Америки". По словам Сталина, Вашингтон закабалил Европу, которая поэтому "вынуждена повысить налоговое бремя населения, ухудшить положение рабочих". Таким образом, на планете выстроилось нечто вроде иерархии зла, на вершине которой красовались дельцы с Уолл-Стрит и их наймиты в Белом доме: "Европейские страны, продолжая эксплуатировать свои колонии, сами попали теперь в финансовое подчинение Америке, ввиду чего, в свою очередь, эксплуатируются и будут эксплуатироваться Америкой".

Как отмечал филолог Михаил Вайскопф, аргументация Сталина в публичных речах часто строилась на скрытых тавтологиях, что давало эффект "одуряющего вдалбливания". Так и в этом отчёте он привёл ту же мысль в пятый раз: "Теперь основными финансовыми эксплуататорами мира… являются Северная Америка и отчасти её помощница – Англия". Повторил он для доходчивости и описание другого лагеря: "Во главе недовольных и борющихся насмерть с империализмом становится наша страна – Советский Союз".

Учитывая уровень своей основной аудитории, он использовал просторечия, как, например, в случае, когда сообщил собравшимся, что Европа сталкивается с экономическим давлением Вашингтона в виде посулов и угроз: "...Ты не рыпайся, если хочешь и впредь получать денежки, если не хочешь, чтобы твоя валюта вверх тормашками полетела". В ноябрьском выступлении 1926 года Сталин уже рисовал США причиной будущего масштабного кровопролития: "Теперь… Америка забежала далеко вперед, оставив позади как Англию, так и другие европейские державы. Едва ли можно сомневаться, что это обстоятельство чревато новыми большими конфликтами и войнами". А в марте следующего года он дал понять, что для США внешнеполитический разбой – привычное ремесло, поскольку они восстановились после Гражданской войны 1860-х годов "…за счёт… ограбления прилегающих [к ним] государств и островов".

Через десять лет после Октябрьского переворота, осенью 1927 года на встрече не с японской или британской, а именно с американской рабочей делегацией вождь произнес нечто вроде пророчества: "В ходе дальнейшего развития международной революции и международной реакции будут складываться два центра мирового масштаба: центр социалистический, стягивающий к себе страны, тяготеющие к социализму, и центр капиталистический, стягивающий к себе страны, тяготеющие к капитализму. Борьба этих двух лагерей решит судьбу капитализма и социализма во всём мире".

Это являлось своеобразным самосбывающимся прогнозом, причём удивительно искренним, потому что над подобной конфигурацией мировой политики Сталин работал не покладая рук начиная с осени 1917 года и до конца своих дней. Однако в подготовке схватки он обвинял всех, кроме себя, и обычную хозяйственную конкуренцию за энергоресурсы между британскими и американскими компаниями выставлял как план кровопролития: "…Ибо воевать без нефти нельзя. (…) Дело идёт к организации новых коалиций держав на предмет подготовки новых войн за внешние рынки, за источники сырья, за пути к ним. (…) Тихоокеанская проблема является источником новых империалистических войн. (…) Подготовка новой войны идёт на всех парах…"

Все приведённые заявления Сталина показывают не только то, кто был застрельщиком холодной войны. Не менее важно, что окончание Второй мировой не являлось для вождя сколько-нибудь определяющим рубежом в его отношении к человечеству и США как лидеру свободного мира. Что же до публичных выступлений вождя, то с 1927 года накал антиамериканизма в них ощутимо снизился, поскольку он остро хотел заполучить из США специалистов и технологии, которые и стали главными в последующие три с половиной года при создании самого большого в мире военно-промышленного комплекса. В политическом отчёте ХVI съезду ВКП(б) в июне 1930 года он говорил об успехах в этом отношении: "В области техники мы являемся учениками… прежде всего и главным образом американцев".

Тем не менее, Сталин, зная, что за его словами пристально следят за рубежом, подогревал антиамериканские настроения в Берлине, в том числе для того, чтобы сделать немцев более сговорчивыми торговыми партнёрами: "Оригинальные отношения, сложившиеся между странами-победительницами и Германией, можно было бы изобразить в виде пирамиды, на верху которой по-господски сидят Америка, Франция, Англия и т.д. с планом Юнга в руках, с надписью: “Плати!”, а внизу распластана Германия". Выдвинутый США и принятый союзниками план Юнга по репарациям Германии представлял собой их существенное уменьшение по сравнению с предыдущим планом Дауэса (а вскоре из-за кризиса выплаты вообще были приостановлены). Однако даже уменьшение долгов Сталин, верный марксистской диалектике, изобразил свирепой эксплуатацией.

Но его реальное отношение к США было даже жёстче этой словесной карикатуры, и 6 сентября 1931 года в конфиденциальном послании Лазарю Кагановичу, а также двум другим приближённым – Якову Рудзутаку и Серго Орджоникидзе – вождь писал: "Северная Америка, нынешний гегемон финансового мира и наш главный враг…" К тому времени в Италии давно правили фашисты, а в Токио у власти закрепился военный режим, развернувший масштабную программу милитаризации страны, о чём Сталин знал, поскольку пристально следил за событиями в Стране Восходящего Солнца. Ведь Кремль провёл в регионе советско-японского соперничества в конце 1929 года маленькую победоносную войну – конфликт на КВЖД. А 18 сентября 1931 года, то есть через несколько дней после процитированного письма Сталина Кагановичу, началось японское вторжение в Маньчжурию. Но, как видим, ни Муссолини, ни "самураи" как враги не шли для советского вождя ни в какое сравнение с богатыми и могущественными США.

Перенос советских закупок основного оборудования в западноевропейские страны произошёл в течение 1931 года, но не по политическим причинам, а потому, что из-за колебания цен в ходе мирового кризиса европейские станки и технические знания стали ощутимо дешевле американских. Тем не менее торговля с США продолжалась, более того, Сталин стремился к установлению дипломатических отношений с Вашингтоном. Вскоре такая возможность представилась: республиканцы проиграли президентские выборы и к власти пришли более благосклонно настроенные к большевикам демократы. Сталин внятно призвал Франклина Д. Рузвельта признать СССР, опубликовав в журнале "Большевик" под надуманным предлогом протокол беседы с одним из американских предпринимателей – разговора, который состоялся еще за три года до этого. В тексте было немало тёплых слов в адрес американцев, надежд на расширение хозяйственных связей и, среди прочего, следующая фраза: "Вопрос о дипломатическом признании разрешится сам собой, когда обе стороны поймут, что дипломатические отношения выгодны".

13 мая 1933 года Сталин провёл конфиденциальные переговоры с американским правительственным экспертом – экономистом и писателем Рэймондом Робинсом, который не жалел слов восхищения советской административно-командной системой. В начале сентября 1932 года Робинс должен был встретиться в Белом доме с президентом США Гербертом Гувером, но пропал и через два месяца был найден в одном загородном доме. Литератор изменил внешность, отрастив бороду, и имя, называя себя Рейнольдс Роджерс, не узнавал свою жену, а также проявлял другие странности. После лечения у психиатра память Робинса восстановилась, и он направился налаживать связи со Сталиным. Даже короткая запись их разговора 13 мая зафиксировала, что американец смеялся пять раз, хотя беседа не содержала особенно забавных эпизодов.

Нужда заставила: после нападения Гитлера на СССР, увенчавшего два года сотрудничества двух диктатур, Сталин пошел на союз с "империалистическими врагами" – западными демократиями. Ялта, февраль 1945 года, "Большая тройка": Черчилль, Рузвельт, Сталин

Вождь, окидывая взором прошедшую пятилетку, не скупился на похвалу в сторону Вашингтона: "Много помогли нам американцы. Это надо признать. Лучше других и смелей других помогали. Спасибо им за это". В конце беседы Робинс скромно заявил, что "нет ничего выше и величественнее, чем участвовать в создании нового мира, участвовать в том, чем мы сейчас заняты. …Не только сейчас, но и под углом зрения тысячелетий". При прощании стенограмма зафиксировала дружный хохот собеседников. Вероятно, вождь смеялся вполне искренне, зная, что за мир и какой ценой он построил в СССР и готовится принести и в Америку. Да и в Вашингтоне об этом знали те, кто хотел знать, ведь в 1931 году власти запретили ввоз советских пиломатериалов из четырёх зон европейской части СССР, от Карелии до Коми, поскольку лес валили заключённые.

Отложив на будущее большинство спорных вопросов, 16 ноября 1933 года СССР установил дипломатические отношения с США. Одним из условий признания было то, что Кремль не будет проводить подрывную работу против Америки, о чём нарком иностранных дел Максим Литвинов обменялся подробными нотами с Рузвельтом. Четвёртый пункт советского обязательства гласил: "Не допускать образование или пребывание на своей территории каких-либо организаций или групп и принимать на своей территории предупредительные меры против деятельности каких-либо организаций или групп или представителей или должностных лиц каких-либо организаций или групп, в отношении Соединенных Штатов в целом или какой-либо их части, их территорий или владений, имеющих целью свержение или подготовку свержения или изменение силой политического и социального строя". Следование ноте означало бы самороспуск ВКП(б) и самоликвидацию СССР. Не менее странным было и обязательство Кремля воздерживаться от агитации и иных видов антигосударственной деятельности в самих США. Ведь расширение таких занятий и было одной из целей открытия в Америке советского дипломатического представительства.

Поэтому вскоре после проведения в Москве VII конгресса Коминтерна последовал дипломатический скандал. 25 августа 1935 года Госдепартамент, согласовав этот шаг с Рузвельтом, направил в Москву протест по поводу того, что на конгрессе определялась политика компартии США. Далее следовало предупреждение: правительство США "предвидит самые серьезные последствия, если правительство СССР не захочет или не сможет принять соответствующие меры для предотвращения дальнейших действий в игнорирование торжественного обещания, данного им правительству Соединенных Штатов".

Наркомат иностранных дел, как обычно, заявил, что не властен над Коминтерном, а Сталин, чтобы сохранить лицо, взял паузу в несколько месяцев, а затем сделал своё громоподобное заявление о том, что не собирается вмешиваться во внутреннее устройство соседей по планете в интервью не европейским или азиатским журналистам, а именно американцу Рою Говарду. Последний возглавлял влиятельное газетное объединение Scripps-Howard Newspapers, и через него вождь успокоил капиталистов:

"Если Вы думаете, что советские люди хотят сами, да ещё силой, изменить лицо окружающих государств, то Вы жестоко заблуждаетесь. Советские люди, конечно, хотят, чтобы лицо окружающих государств изменилось, но это дело самих окружающих государств. Я не вижу, какую опасность могут видеть в идеях советских людей окружающие государства, если эти государства действительно крепко сидят в седле.

Говард. Означает ли это Ваше заявление, что Советский Союз в какой-либо мере оставил свои планы и намерения произвести мировую революцию?

Сталин. Таких планов и намерений у нас никогда не было.

Говард. Мне кажется, мистер Сталин, что во всем мире в течение долгого времени создавалось иное впечатление.

Сталин. Это является плодом недоразумения.

Говард. Трагическим недоразумением?

Сталин. Нет, комическим. Или, пожалуй, трагикомическим".

Эта беседа была напечатана также и в "Правде" 5 марта 1936 года, но далеко не все иностранные эксперты поверили словам вождя. Например, немецкий посол в Турции Фридрих фон Келлер – причём отнюдь не нацист – писал в МИД Германии о том, что "Сталин врёт про планы расширения революции".

Через четыре месяца, 26 июня 1936 года, Совнарком принял постановление о создании океанского флота общей численностью 533 боевых корабля основных классов суммарным водоизмещением 1,3 млн тонн, что должно было сделать СССР одной из ведущих морских держав в мире.

Конечно, Сталин лукавил о том, что отказался от идеи силой загнать планету в социализм, как показала, среди прочего, его публикация в "Правде" 12 февраля 1938 года: "Я бы сам очень хотел, чтобы не было больше на свете таких неприятных вещей, как капиталистическое окружение…" В сентябре того же года был издан эпохальный труд "История ВКП(б). Краткий курс", отредактированный Сталиным, где содержался обзор совокупности текущих военных конфликтов и действий ведущих мировых стран с прямым намёком на скорое торжество социализма за океаном: "Правящие круги "демократических" государств… ограничиваются политикой уговаривания зарвавшихся фашистских заправил. (…) При царизме русские либерально-монархические буржуа… боялись народа и перешли ввиду этого на политику уговаривания царя…. Как известно, либерально-монархическая буржуазия России жестоко поплатилась за такую двойственную политику. Надо полагать, что правящие круги Англии и их друзья во Франции и США тоже получат своё историческое возмездие".

То, что Сталин уже деловито примерялся к походу за Атлантику, показывает, среди прочего, его выступление на XVIII съезде ВКП(б) в марте 1939 года: "Чтобы перегнать США экономически… мы должны довести ежегодную выплавку чугуна до 50–60 миллионов тонн". Это, по мысли вождя, должно было обеспечить первенство в производстве стали, проката, в машиностроении. "Мы это можем это сделать, и мы должны это сделать. (…) И мы получим возможность сделать переход от первой фазы коммунизма ко второй его фазе. (…) Для этого требуется прежде всего серьезное и неукротимое желание идти вперёд и готовность пойти на жертвы…".

Жертвы последовали как в связи с витком милитаризации с августа 1939 года, что привело к росту младенческой и детской смертности, так и в ходе Второй мировой войны, в которую СССР как вероломно вступил, так и вероломно завершил как агрессор – против Польши и Японии соответственно. Триумф сталинизма стал возможен благодаря помощи "нашего главного врага", на время ставшего союзником. Поэтому, когда спустя полгода США вновь превратились в противника, а потом и во врага в схватке в Корее, ни народ, ни представители партийно-государственного аппарата не выражали особого недоумения. Все, кто интересовался политикой, давно знали, что живут в социалистическом лагере.