"Не могу пройти мимо". Кто поможет животным-инвалидам?

Бездомных животных в России много, государственных приютов на всех не хватает, и этой проблемой часто занимаются волонтеры, неравнодушные люди, не способные пройти мимо чужой боли. Небольших частных приютов для собак и кошек множество по всей стране. Но есть и особая статья – приюты для больных животных, инвалидов и хроников, приюты-хосписы.

Социальные сети переполнены криками о помощи. "Корм кончился, в долг больше не дают. У нас сто с лишним "хвостиков"! Уже приходится кормить их хлебом…". "Собака попала под машину, срочно нужна операция на позвоночнике! Помогите собрать средства!"

Хозяевам приютов для больных собак и кошек приходится труднее всего, ведь такие животные нуждаются в постоянной медицинской помощи, а она в России стоит недешево. В тех же соцсетях то тут, то там объявляют сбор средств. Серьезные операции для животных стоят десятки тысяч рублей, а перед хирургическим вмешательством, как правило, нужно произвести максимально полное обследование: сделать анализы, рентген, КТ или МРТ.

Вот что рассказала Радио Свобода Анна Казакова, администратор группы в фейсбуке рязанского приюта для тяжелобольных и покалеченных кошек под названием "Еще один шанс".

– Сейчас у нас около 50 животных. Все они инвалиды. Некоторых мы пристраиваем, другие доживают свой век у нас, как в хосписе, потому что их невозможно пристроить: например, они не могут сами пользоваться туалетом. Ну, и, конечно, не все выживают, бывают же очень тяжелые случаи (кого-то в костер бросали, кого-то расстреливали жестокие люди)…

– Сколько человек занимаются вашим приютом?

– Один человек – его основатель и хозяйка, Светлана. Есть помощники, но они приходят нерегулярно. А я просто оказываю информационную поддержку.

– Какими путями попадают к вам животные?

– Обычно это "сарафанное радио". Кто-то где-то кого-то находит, люди, желающие помочь, связываются со Светланой. Она первым делом оценивает состояние животного. Если кошка относительно здорова, то это не наш случай. А если говорят, например, что кошка сбита машиной и еле двигается, то Светлана старается обеспечить доставку животного в клинику.

Одноглазый кот в приюте "Еще один шанс"

А бывает, что кота, например, приносят усыплять. У нас так было с котиком Максом. Его выпустили гулять на улицу, и он приполз со сломанной лапкой. Мальчик принес его в клинику, где в тот момент находилась Света. Узнав, сколько стоит лечение, родители сказали: нет, мы кота усыпляем. Света вмешалась, забрала его. В результате коту поставили аппарат Илизарова, вылечили лапку. Сейчас Макс живет в другой семье в полном шоколаде.

Есть у нас и просто старые кошки. Многие доживают свой век в приюте, но, что интересно, некоторых тоже удается пристроить! В прошлом году нашего котика Марика забрал один дедушка. И вот этот старенький дедушка и старенький котик сейчас вместе живут в Рязанской области.

Анна Казакова

Была у нас Матильда, шикарная кошка, но мы ее пиарили больше года, и никак… А бывает, что совсем неказистого кота забирают сразу. Вы не представляете, сколько внезапной доброты бывает в людях! И никогда не угадаешь, кто и кому будет нужен. Часто приезжают люди за одним котом, а забирают другого, так как при личной встрече возникла неожиданная симпатия.

– Наверное, трудно заниматься таким делом: больными, тяжелыми животными, инвалидами, стариками?

– Тяжело, когда они умирают. Но как же здорово, когда удается кого-то вытянуть! Тогда понимаешь, для чего это все делается: вот он, смысл!

– Лечение животных весьма затратно – как вы выходите из положения?

– Как ни странно, это не самая серьезная статья расходов. У нас в неделю уходят три больших мешка наполнителя для кошачьих туалетов: это стоит порядка 11 тысяч. Около 17 тысяч в неделю мы тратим на корма. И это, как вы понимаете, регулярные расходы, просто чтобы выжить.

А операции стоят по-разному, в зависимости от сложности. Стерилизация кошек и кастрация котов – это от двух до четырех с половиной тысяч рублей. А бывают операции, где ставят, например, металлические пластины на бедро или выправляют позвоночник. Такая тонкая нейрохирургия, конечно, обходится значительно дороже. Но нам, волонтерам, очень помогают ветеринарные врачи: когда узнают, что это кошки из приюта, делают большие скидки, а что-то могут сделать и совсем бесплатно, потому что признательны нам за нашу деятельность.

– Давно ли существует ваш приют?

– В 2012 году, задолго до моего появления, его организовали Светлана и ее подруга Надежда. В 2015 году у Надежды в семье случилась трагедия, и она выпала из деятельности приюта. Тогда я и начала помогать. А еще раньше я взяла оттуда двух кошек, и поэтому совершенно четко знала, кому помогаю, знала, что это не мошенники, наживающиеся на животных, знала, чем их там кормят – это не самые дешевые корма.

– Что вам лично дает эта деятельность?

– Радость дает. Я всегда хотела помогать бездомным животным. Знаете, говорят, что до определенного момента в жизни ты в основном получаешь, а потом возникает потребность отдавать. Вот для меня это реализация такой потребности, – говорит Анна Казакова.

Собирая информацию о приютах, корреспондент Радио Свобода столкнулась с неожиданной вещью. Оказывается, многие хозяева частных приютов не хотят называть свои настоящие имена, а иногда даже и город, где они живут. Причина следующая: в последнее время возобновились разговоры о том, что готовится закон, призванный ограничить количество животных в квартирах и частных домах (а такие приюты, как правило, и расположены в частных домах и квартирах, ведь получить от государства помещение для подобных целей практически невозможно). Последние предложения, прозвучавшие по этому поводу, предполагают ответственность, вплоть до уголовной, и волонтеры просто-напросто боятся привлечь к себе внимание властей.

Пес Платон без нижней челюсти в приюте "Умка" (в него стреляли)

Так, не захотела назвать свое настоящее имя пожилая женщина, хозяйка одного из подмосковных приютов (назовем ее Валентина Ивановна). В свое время она переехала из квартиры в деревенский дом, чтобы разместить там своих питомцев. Вот одна из ее последних историй.

– С месяц назад позвонили мне дорожные рабочие, говорят: "Тут у нас ходит котенок, он на передние лапки не наступает и очень кричит все время. Мы его поймали, посадили в коробочку, он сидит там и плачет". Сначала, если честно, я не хотела брать, а потом положила трубку, а душа-то болит, ну, и начала им названивать. Созвонилась с клиникой, привезли его туда. Первый диагноз был – компрессионный перелом позвоночника и перелом передних конечностей. Второй диагноз, более уточненный: раздроблена вся грудина.

Непонятно, что с ним случилось. Эти рабочие сказали, что там в одну сторону пять километров нет жилья, а в другую – девять, так что неизвестно, откуда он взялся. Скорее всего, его выкинули из машины, и он попал под колеса.

Назвали мы его Максимкой. Стали искать ортопеда: в таких случаях именно он должен поставить диагноз. Ортопедов мало, но в одной из клиник все-таки нашли. Там посмотрели Максимку, сделали повторные рентгеновские снимки, сказали, что попробуют собрать лапу. Сделали операцию, она помогла. Но другая лапка, к сожалению, вообще не восстанавливается: там повреждены нервы. И дорого все это очень… А еще в той клинике потребовали, чтобы мы сдали все анализы на инфекции. Результаты в основном хорошие, а вот коронавирус он выдал (это не тот коронавирус, что у людей, у кошек он свой, для человека не опасный). И с этим коронавирусом его теперь, конечно, уже не пристроить: видимо, он так и останется у меня.

Котенок с аплазией лучевых костей в приюте "Умка"

Денег в клинику мы отослали очень много: дважды по десять тысяч, потом еще пять, еще две с половиной, после еще две на корм… Его же в клинике нужно было передержать и кормить при этом. И это еще не конец лечения. Я пенсионерка, своих денег на это у меня нет. Собираем средства у добрых людей в соцсетях.

– Как вы начали спасать больных животных?

– Да тут, собственно, нет никакой истории. Один попался, другой попался, а когда у тебя их уже пять или десять, то потом идет просто по нарастающей: ты видел, как страдают одни, и начинаешь помогать другим. Отказаться от этого уже невозможно. У меня живут не только собаки и кошки, но и птицы, и ежики, и черепахи. Все у меня в доме: где смогла, там и рассовала. Даже пересчитать всех трудно, но точно больше ста. Я и в соседний городок езжу кормить бездомных собак и кошек.

Знаете, если ты очень желаешь и любишь животных, то они обязательно выздоравливают. Но многие люди сейчас стали злее шакалов. У меня море собак с клеймами: их просто выбросили, с разбитыми мордочками, с синяками, с выбитыми зубами… У меня вот живет Юрка, чистокровный пес с клеймом. Его вообще хозяин оставил: подъехал к нам на машине, бросил поводок на перила и уехал. Я подошла – у него выбит глаз, выбиты зубы, и он, наверное, месяц не какал. Мы с моими близкими три часа его мыли.

Щенок из приюта с ампутированными задними лапами

Когда я Юрку в больницу привезла, врачи сказали: "Это не ДТП, его просто били люди". А как можно его бить? Это же крохотная собачка, он весил кило двести! Врачи сказали: "Мы знаем, как вы любите животных. Если он у вас даже десять дней поживет хорошей жизнью, ему хоть будет что вспомнить на том свете". А он у нас почти девять лет прожил, только в прошлом году умер.

– Вы стараетесь пристроить кого-то из ваших подопечных?

– Нет. Это же тяжелые хроники – кто их возьмет?! Здоровых-то выкидывают. Я не знаю людей, которые инвалидов берут. Это, наверное, только за границей.

– Вам помогают частные лица. А вы когда-нибудь обращались за помощью к властям?

– Обращались, и не раз, и в местную администрацию ходили, и всюду. Нам говорили: вот вы дома завели одного, двоих, троих – почему же вы ходите и просите, кто вас заставлял это делать? Нет такой статьи в бюджете. Федеральный бюджет не выделяет денег частным приютам, только муниципальным помогает, – рассказывает Валентина Ивановна.

Приют для собак "Каштанки" находится в Сочи. Его хозяйка, сорокалетняя Виктория Канивец, известная в регионе зоозащитница, по профессии – юрист.

– Сейчас я работаю дома, на компьютере, – говорит она. – Иначе невозможно, ведь приют отнимает очень много времени и сил. Все это началось спонтанно лет семь назад. Не было цели создать приют, цель была – спасти то или иное животное. Я забирала пострадавших, сбитых или избитых человеком собак (кошки у меня тоже есть). Я их лечила, кого-то потом пристраивала, а непристроенные оставались: например, инвалиды, и их становилось все больше и больше.

У моей семьи был огород, где мы выращивали овощи, но постепенно мы его лишились. Там устанавливались вольеры: сначала для трех, потом для пяти, потом для пятнадцати собак. Сейчас их около ста, самых разных: есть и крупные, и очень маленькие. Среди них – спинальники, у которых пули в позвоночнике или переломы. Кто-то без лапки, кто-то без глаза.

Есть даже лисенок, девочка по имени Фокси. Мне ее привезли трехмесячной из Волгодонска. Она там пришла к людям во двор, ползала на передних лапках – перелом позвоночника. Поначалу держали ее в карантине: это же дикое животное, у лис и бешенство бывает. Сейчас ей семь месяцев, она уже полностью привита и подлечена, но ходить сама не может и, видимо, теперь навсегда останется у нас. Кошки таскают у нее корм, она на них шипит, но постепенно привыкает.

Лисенок Фокси в приюте "Каштанки"

– А как вам удается финансово с этим со всем этим справляться?

– Конечно, это очень большие затраты, дорогие операции. Что-то оплачиваю сама, а когда уже денег не хватает, прошу помощи у людей. Они либо платят непосредственно в клинику, либо переводят деньги мне, а я им потом предоставляю полный отчет, чеки.

Операция на позвоночнике, в зависимости от сложности, это от 15 до 30 тысяч рублей. Потом нужна реабилитация – стационарное содержание в клинике, потому что после операции врачи должны наблюдать животное где-то неделю или две. Недельное содержание стоит около десяти тысяч, плюс анализы – пять-шесть тысяч. Еще нужен рентген, а иногда и МРТ: это у нас тоже от десяти тысяч.

Виктория Канивец

Я могу, конечно, прооперировать двух животных в месяц за свой счет, но мне же могут попасться и пять, и шесть: сам нашла или кто-то позвонил, слезно просит забрать. Сентябрь, например, у меня выдался очень тяжелый – с самого начала просто поток пострадавших: девять животных было, одно за другим. Вот я выехала за хлебом, а на обочине сбитая собака... Я же не могу пройти мимо! Ну, и спасаем ее вместе с отзывчивыми людьми. Это немыслимые суммы, сама я бы их не осилила.

Звонят люди: на улице собака в конвульсиях. Я приезжаю, созваниваюсь с врачом, оказываю первую помощь. Потом нужно довезти ее до клиники. Было у нас и отравление известным ядом, который применяют догхантеры, были и кости – люди на улицах кормят собак костями, думая, что помогают им, а собака потом в мучениях умирала – кость застряла в желудке. Еще щенков нам подбросили с энтеритом: это вирусное заболевание, при котором они просто сгорают на глазах. Так что в этом месяце я фактически не спала ночами или спала по два часа в сутки.

– Виктория, а насколько морально тяжело этим заниматься?

– Это безумно тяжело. И я понимаю людей, которые при этом выгорают. У меня тоже были срывы. Бывает, что смерть за смертью, руки в крови, ты видишь, как животные мучаются, кричат от боли… Иногда у врача на операции не хватает ассистента, и он просит меня ассистировать. У меня нет ветеринарного образования, но что делать? Нужно спасать жизни. Первое время я только на успокоительных как-то держалась. Потом, видимо, организм перестраивается, и ты либо бросаешь это, потому что дальше сойдешь с ума, либо начинаешь менять свое мировоззрение, и тогда слезы и нервы остаются за кадром. Вот я передала животное врачу, сажусь в машину, и только тогда меня начинает трясти, и тут я уже могу поплакать.

– Тем не менее, не заниматься этим вы, похоже, просто не можете?

– Ну, видимо, сверху послали меня этим заниматься. (Смеется) Да, я не пройду мимо покалеченного животного, которое мучается. А теперь мы, зоозащитники, ездим еще на выезды по жестокому обращению с животными. Вот сейчас, разговаривая с вами, я стою возле отделения полиции: скоро мы будем писать заявление, а потом попытаемся забрать собак у невменяемых хозяев, которые морят их голодом и избивают.

– А удается в таких случаях забирать животных?

– Да, хотя полиция лишь совсем недавно начала реагировать на такие дела, и там не все знают, как и что делать. Вот вчера мы пять часов стояли под окнами этих людей и не смогли ничего сделать. Сегодня будем пытаться снова.

– По новому закону "Об ответственном обращении с животными" вы имеете на это право?

– Да, в определенных случаях. Но это же все-таки собственность, частная территория… Я как юрист понимаю, что тут не все так просто.

– Много ли удается пристроить животных, которые попадают к вам?

– Очень много. У меня даже есть пристроенные спинальники, собачки, которые бегают только на передних ножках. Мы же еще из Абхазии забираем животных, и там просто ад: много собак с пулями в спине. Люди видят такое животное в интернете, оно западает им в душу, они хотят взять. Мы проводим с ними беседы о том, как ухаживать за спинальниками, и когда видим, что люди готовы, отдаем им животных: естественно, с испытательным сроком. Потом эти новые хозяева шлют нам фото, видео, и это самые трогательные моменты. Ты помнишь, как забирал это животное почти мертвым, еле дышащим, но ты его вылечил, пристроил, и у тебя просто слезы радости, ты понимаешь, что все это было не зря. И люди так благодарны тебе за то, что у них есть обожаемый питомец!

Спасенные собаки в приюте

Однажды совсем рядом, у моих соседей, машина сбила маленькую собачку, хотя я давно их предупреждала, что нельзя ее выпускать на самовыгул. Я схватила этого песика, побежала к ним. А хозяйка хладнокровно говорит: "Мне инвалид не нужен, усыпите" – и захлопнула дверь. Я отвезла его в клинику, выложила эту историю в инстаграм, и люди откликнулись, каждый день ходили в клинику, приносили корм и игрушки, уговаривали меня отдать им собачку. Я очень долго сомневалась, но потом они меня убедили. И сейчас этот Пушок – любимое животное, живет в квартире, а не в будке на улице, как раньше, ему купили колясочку, с ним занимаются плаванием: в общем, как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло.

– Вы чувствуете какую-то особую благодарность от спасенных животных?

– Да, конечно. Они по-особенному смотрят: так, как будто ты для них – единственный человек на свете.

Дарья Л. – хозяйка мини-приюта "Умка" в Волгоградской области. Снимает для этих целей квартиру, но животных там немного, большинство живет на платных передержках.

– Мы выживаем в основном за счет помощи людей, к властям никогда не обращались, – рассказывает она. – Я и сама на двух работах работаю, чтобы обеспечить содержание животных. У нас своих дома три кошки и собака и подобранных 68 кошек и пять собак. Основная проблема – это, конечно, корма, они катастрофически быстро кончаются, их всегда не хватает.

Кошка-спинальница Мотя из приюта "Умка" в своем новом доме

Когда к нам попадает животное, мы сначала делаем все анализы, обследования, потом лечим; когда оно уже здорово, стерилизуем либо кастрируем, а потом уже ищем дом – абсолютно всем, включая инвалидов. Месяц назад пристроили кошечку-спинальницу по имени Мотя. Ее какие-то алкоголики выкинули с пятого этажа. Сломан позвоночник. Врачи сказали, что операция не поможет. Мотя не ходит, ползает на попе. Я активно искала ей дом, и в конце концов ее взяла семья из Волгограда. Там все в восторге от Моти, уже и мочу ей отцеживать научились, а это в такой ситуации самое главное: она все время чистая и сухая, даже памперсы не нужны. Таких животных, конечно, трудно пристраивать, за ними ведь нужен особый уход.

Еще у меня был пес без обеих задних лап. Он щеночком попал под поезд, после этого пять месяцев находился у нас, а потом его тоже забрали, и хозяева просто души в нем не чают. Причем он справляется без всякой коляски: просто бегает на двух лапах, задрав попу, держит равновесие. Мы и слепых пристраиваем, и трехлапиков. У меня очень много животных, про которых обычно говорят, что у них нет шансов на пристройство, но мы всем ищем дом и, как правило, находим. Больных животных ведь больше жалко, чем здоровых, и люди их берут, заботятся.

Пес без двух лап гуляет с новыми хозяевами

– А вам кто-нибудь помогает?

Дарья Л. с кошкой Мотей

– У нас тут есть ветклиники, которые делают скидки для волонтеров – скажем, на стерилизацию. Спасибо им огромное, без них мы не справились бы! Но если животное тяжелое и требуется серьезная операция, тут уже приходится объявлять сбор средств в соцсетях. Стыдно, конечно, просить, а что поделаешь?

– Дарья, почему вы всем этим занялись?

– У меня с детства всегда были животные. Мне их просто безумно жалко. И муж у меня такой же сердобольный, вечно всех кормит. Мне хочется, чтобы каждое животное жило дома. Не должны кошки и собаки жить ни в приютах, ни на улице, всем надо искать дом, чтобы они были счастливы! Но все эти животные – они уже становятся как родные, и очень тяжело потом с ними расставаться. Я каждый раз плачу, отдавая их, даже в самые добрые руки…

– Почему, как вы думаете, сейчас столько бездомных собак и кошек? Даже больных выкидывают. У меня это просто в голове не укладывается…

– Люди все разные. Кто-то инвалида возьмет, а кто-то свою кошку выкинет, потому что лечить ее слишком дорого. Да и город у нас небогатый, зарплаты маленькие. Часто звонят: вот у меня кошка болеет, лечить ее не на что, либо я ее усыплю, либо выкину, если вы не возьмете, и тогда это будет на вашей совести (шантаж такой). Я обычно в таких случаях отвечаю: ну, в первую очередь это на вашей совести… Ну, и, как правило, берешь, жалко ведь. Домашних-то еще больше жалко, они же на улице и дня не протянут, просто от стресса умрут! А с другой стороны, лечить животных ведь и правда очень дорого, иной раз даже дороже, чем человека, – делится Дарья.

Почему в России так дороги ветеринарные услуги? На этот вопрос Радио Свобода отвечает Константин Сабинин, руководитель проектов Центра защиты прав животных "Вита".

– Ветеринарное образование у нас всегда было очень прагматичным: готовили специалистов, что называется, по закручиванию хвостов, то есть только для обслуживания животных, которые предназначены на мясо, меха, для экспериментов или для сферы развлечений. Потом появилась прослойка ветврачей, которые обособились в отдельную касту по уходу за животными-компаньонами, кошками и собаками. Но, к сожалению, так получилось, что здесь тоже не альтруисты, и в отношении к животным мало что меняется.

Люди звонят нам, пишут: бывают просто кошмарные случаи, потрясающий цинизм! Например, приходит в клинику старая бабушка с умирающим котом, и видно, что денег у нее нет. Тем не менее, она присылает нам чек из клиники, а там просто весь ассортимент ветеринарной помощи, в том числе взаимоисключающие препараты. Мы пообещали этому врачу, что просто на всю Россию его опозорим, и он мгновенно приехал к бабушке на собственной машине и вернул ей 30 тысяч. Но кота-то уже не вернуть, и, возможно, виноваты как раз эти взаимоисключающие препараты.

– То есть они надавали все, что можно, чтобы взять побольше денег?

Константин Сабинин

– Да, иногда некоторые врачи так поступают: пропишут все, что только можно, и хорошо, если с ущербом не для животного, а только для вашего кошелька. Мы не раз с этим сталкивались.

– Похоже, что ветеринария в России превратилась в очень доходный бизнес…

– К сожалению, да, и стоимость всех этих процедур просто запредельная!

Но тут есть еще один момент. У ветеринарных врачей тоже были проблемы, и отчасти они сохраняются. В свое время, в начале 2000-х годов свежесозданная сорокатысячная структура Госнаркоконтроля первым делом стала преследовать ветеринарных врачей за препараты, которые легально используются в ветеринарии. Сначала прессовали врачей за лекарства, которые применялись для обезболивания при операциях.

Дошло до того, что мою коллегу Ирину Новожилову пригласили в рабочую группу при Минсельхозе, туда же пришли ветврачи, был составлен список из более 50 жизненно необходимых препаратов на российском рынке, которые теперь просто отсутствуют в ветеринарии, и шла борьба за каждый препарат. Ветврачи доказывали, что то или иное лекарство крайне важно и необходимо, а на следующем же заседании выступал Госнаркоконтроль: "А мы не видим такой необходимости" – и эта их резолюция всегда была финальной.

Мы в свое время вели в "Известиях" круглый стол под названием "Болевой шок", собрали там 11 глав самых крупных ветеринарных объединений и клиник, и все они в один голос сказали: "А у нас вообще нет препаратов, нам не с чем работать".

Больной щенок из приюта "Умка" в ветклинике

Сначала похватали врачей за обезболивающие, а потом – уже и за лауроболин: после кетаминовых дел пошли лауроболиновые, и тут у нас вообще волосы встали дыбом! Это стероидный препарат, его прописывают для поднятия тонуса мышц, он вообще не относится ни к какой из групп, для которых требуются особые условия (психотропные, сильнодействующие и наркотические). В 2005 году в Ярославле и Рыбинске нескольких ветеринарных врачей держали под подпиской о невыезде. Они потом подошли к нам на пресс-конференции и говорят: "Помогите, ради бога, у нас в городе происходит что-то неладное. Нас похватали за лауробалин, мы не понимаем, в чем дело, нам светят уголовные сроки". А это 228-я статья УК, и в таких случаях всегда ставили часть 4-ю (сбыт наркотиков), самую тяжелую, от 7 до 15 лет лишения свободы.

Мы туда выезжаем, привозим адвоката и начинаем разбираться. Выясняется: додумались до того, что если нельзя привлечь за сам препарат, то его можно расщепить на составные части и поискать, нет ли составных частей, которые относятся к сильнодействующим, наркотическим или психотропным средствам. И нашли там такое вещество!

Адвокат в щепки их разнес, сказал: "Даже если в составе препарата есть компонент, относящийся к этим группам, то на выходе это может нивелироваться другими составляющими, и препарат в целом не представляет никакой опасности. Кто вам разрешил проводить здесь собственные анализы и выносить собственные вердикты?" А судья заявляет: "А я вот даже не знаю, кому верить. Наркоконтроль одно говорит, вы – другое…" А при чем тут какие-то субъективные мнения? Комитет при Минздраве считает препарат безопасным, и кто им дал право здесь, в суде, принимать решения по этому поводу?

В общем, ребят оправдали, но, что интересно, им об этом даже не сообщили. И те еще полгода сидели под подпиской, пока мы не сделали запрос, и тогда тихонечко сказали: да, дело завершено.

Возможно, это тоже часть ответа на вопрос, почему так дороги ветеринарные услуги: в какой-то момент врачам было просто не с чем работать, список препаратов был очень ограничен, и им приходилось разными сложными путями выходить из положения, – вспоминает зоозащитник Константин Сабинин.

Корреспондент Радио Свобода побеседовала и с ветеринарными врачами. По их свидетельству, сейчас ситуация с препаратами, которые применяются в ветеринарии, не столь плоха, но она может измениться к худшему. Дело в том, что сейчас разрешено использовать препараты не только ветеринарного, но и общемедицинского назначения. Однако законодательство меняется, скоро это будет невозможно, и вот тогда снова возникнут серьезные проблемы с лечением животных, а цены на услуги ветврачей могут в очередной раз поползти вверх. Трудно даже представить, как будут тогда справляться с лечением своих подопечных хозяева приютов для животных-хроников и инвалидов.