Алексей Пацко работал судьей в белорусском Пинске пять лет. Но в августе 2020 года он стал отказываться отправлять протестующих под арест. Сначала его отстранили от "политических" дел, а затем уволили. На его мать, которая работает адвокатом, было заведено уголовное дело, и семья уехала в Украину.
Корреспондент Настоящего Времени Юлия Жукова встретилась с Пацко и поговорила с ним о том, как приходило указание выносить решения по делам протестующих и как он понял, что надо уезжать:
Ваш браузер не поддерживает HTML5
Бывший белорусский судья - о том, что с ним стало после отказа штамповать дела по митингам
– История моя начинается с августа 2020 года – это выборы президента Республики Беларусь. На тот момент я занимал должность судьи суда Пинского района города Пинска, уже к тому моменту фактически пять лет отработавши. Планировал жизнь совсем по-другому, но жизнь, как говорится, внесла свои коррективы. Получилось так, что в рамках той действительности, что была, мне пришлось выбирать – либо оставаться в системе и принимать ее правила, либо отказаться от тех правил, которые она задает. Ты отступаешь от норм действующего законодательства, отступаешь от норм морали и просто выполняешь те команды, которые дает непосредственно вышестоящее руководство.
– Как это происходило? Вас вызывали в кабинет и говорили?
– Да, прямое указание: давать по 15 суток административного ареста задержанным лицам по конкретным делам. Соответственно, от такого варианта я отказался. Естественно, это имело для меня последствия, мне пришлось в спешном порядке покидать свой родной город, страну и прибыть в Украину, так как здесь на данный момент для меня и моей семьи безопасно.
Смотри также Абсурдность фабулы. За что задерживают активистов Pussy RiotВ моем районном суде я был единственным, кто отказался непосредственно осуждать этих лиц в таком виде, как это предлагалось вышестоящим руководством. На тот момент это полностью диссонировало с моим внутренним ощущением и понятием, как это должно быть. По сути, до этого по большей части я старался максимально придерживаться своих принципов, своих каких-то идей, принимать решения исходя из конкретной обстановки, ситуации. А тут – просто прямой призыв нарушать.
Вопрос в другом. Если бы эти дела были бы просто на рассмотрении и я их рассматривал в установленном порядке, это совсем была бы другая история. Но когда прямое указание – для меня это стало неприемлемо. Это то, что для меня является триггером, то, что я не могу принять. Я чувствую себя плохо, мне становится не по себе. Я понимаю, что я делаю не то, что я должен делать. Для меня это важно, и, опять же, это семья, это мое окружение, это все люди вокруг – это для меня тоже важно. Я живу в простом маленьком городе, в котором знаю всех людей, и я не могу потом ходить по нему и смотреть людям в лицо, зная о том, что я сделал бы.
– Какие-то угрозы к вам поступали, когда вы еще были в Беларуси?
– Поступили предупреждения: "За тобой придут. Будьте готовы". Есть доброжелатели – люди, которые предупредили: "Начинается, имей в виду, ты в опасности". В принципе, это и сыграло главную роль, из-за этого я и уехал, это было главное основание. И все эти опасения подтвердились.
– На вас тоже сейчас заведено уголовное дело?
– Насколько мне известно, да. Но достоверно это неизвестно. Я не стал ждать, пока они мне предъявят официальные документы, потому что их пришлось бы уже читать в СИЗО, а не с вами разговаривать. Я, естественно, превентивно уехал, заранее побеспокоился об этом. Насколько мне известно, из тех постановлений, которые они предъявляли в том числе моей супруге и по месту жительства, там была речь о возбужденном уголовном деле и в рамках него проведение этих обысков.
– По какой статье, вы не знаете?
– Нет. Там было что-то связано с налогами, с незаконной предпринимательской деятельностью – что-то из этой области.
– Вы предполагали, что вам придется покинуть страну?
– Я был, наверное, как-то слишком оптимистичен. Я думал, что все-таки не уеду, я даже близко не готовился. Но уже как есть – так есть. В любом случае безопасность, здоровье и свобода намного важнее, чем любые материальные ценности, которые там остались. Опять же, там вопросы с квартирами, с местом жительства, с имуществом, с родственниками оставшимися. Что сделать, это жизнь. Все это наживное. И не навечно это все, рано или поздно, я думаю, огромное количество белорусов вернется домой, в том числе и я.