На 94-м году жизни умерла композитор София Губайдулина.
Она - автор более ста симфонических произведений, сочинений для солистов, хора и оркестра, инструментальных ансамблей, музыки для театра, кино и мультфильмов. Среди ее известных работ – саундтреки к мультфильму "Маугли", фильмам "Вертикаль" и "Чучело". В 2022 году композитора номинировали на американскую премию "Грэмми" в категории "Лучшая современная классическая композиция" за произведение "Гнев божий".
София Губайдулина родилась в Чистополе в 1931 году, окончила Казанскую и Московскую консерватории. В студенческие годы её музыку оценивали как "не вписывающуюся в традиционные каноны", но композитора поддержал Дмитрий Шостакович. В 1969 –1970-х годах она работала в Московской экспериментальной студии электронной музыки, пишет РБК. Оказавшись в числе экспериментаторов, чью музыку в СССР официально не признавали, она в 1992 году эмигрировала в Германию. София Губайдулина, член Берлинской академии искусств, в разные годы была награждена, в частности, французским орденом "За заслуги", Императорской премией Японии, премией "Золотой лев" музыкального фестиваля Венеции.
Радио Свобода публикует интервью с Софией Губайдулиной 2005 года, которое взял у нее в Германии Юрий Векслер. Интервью было приурочено к музыкальному фестивалю в Берлине, который открылся первым в стране исполнением сочинения Губайдуллиной "Свет конца", которое Лондонский филармонический оркестр под управлением Курта Мазура играл в одной программе с Девятой симфонией Бетховена.
Ваш браузер не поддерживает HTML5
Юбилей композитора Софьи Губайдулиной
– Ваше интервью, напечатанное в программе нынешнего фестиваля, как бы о двух Губайдулиных: о Софии Губайдулиной, которая абсолютно открыта миру, открыта для восприятия всего на свете, и композитору Губайдулиной, которая, оставшись наедине со своими мыслями, со своим рождающимся сочинением, умеет освобождаться от любых влияний, которые могли бы быть. Есть как бы два вида духовной жизни?
– Я ввожу специально такой термин - талантливая или бездарная публика.
Я слышу противоречие, страшные диссонансы между тем, что я слышу, и что дает мне универсум. Одним словом, я стараюсь не смотреться в зеркало.
– Вот это внутреннее задание, которое в вас живет. Есть то, что я должна написать, а куда это будет определено, на какую полочку, кем - это меня, как автора, не очень волнует. Или, все-таки, я вписываюсь куда-то, я дополняю какую-то художественную картину мира?
– Я думаю, что как раз мысль, где я, вредит творческому процессу. Я замечаю во многих композиторах, поэтах, художниках, эту мысль, как будто он встал перед зеркалом и смотрит, достаточно ли он новый, интересный. Какой-то композитор мне говорил: я и дирижирую, и сочиняю, и я спиной чувствую, когда слушателю скучно. Он все время корректирует, где он как личность, творящая звуки. И у меня такое впечатление, что это очень вредит какой-то истинности. Лично я стараюсь забыть о тех впечатлениях, которые я набрала. Я не хочу отказаться от этих впечатлений, я хочу расширить свой горизонт, как можно дальше. Я слушаю архивные фольклорные пластинки, я все это очень люблю. Не говоря о том, что я очень люблю то, что сочинено композиторами, которые нам известны. Были периоды, когда я увлекалась одним композитором, другим, третьим, на протяжении жизни разные впечатления, разные восторги. Но когда я остаюсь одна, я это все забываю. Видимо, во мне все это остается, как почва, на которой я живу. Но для меня совершенно не интересно, повторила ли я какую-то мелодию или нет, или какой-то гармонический, ритмический оборот. Мне это не важно. Вполне возможно, что повторила. Потому что тот ландшафт, в который я вхожу при индивидуальном сочинении, вот я остаюсь одна, иду по полю, все звезды мои, и я ничего не помню в этот момент, что было, что будет, мне не важно. Я как будто по какой-то лестнице очень высоко поднялась, и потом эта лестница отпала, и я осталась одна, сама с собой, с универсумом, я слышу универсум, я слышу себя. Я слышу противоречие, страшные диссонансы между тем, что я слышу, и что дает мне универсум. Одним словом, я стараюсь не смотреться в зеркало.
– Один живущий в Берлине композитор сказал: "Сочинение музыки не имеет ничего общего ни с пубертет, ни с графоманией. Но многое в современной музыке имеет много общего и с тем, и с другим". Насколько вы бы поддержали такой взгляд на многие современные сочинения?
– Я бы с опаской к этому отнеслась. Потому что мир настолько разнообразен. Существует очень много графоманских сочинений, много детскости. Но как-то эти сочинения я отодвигаю от себя, понимаю, что в любой век так было и так будет. Ничего в этом особого нет. Но зато появляются очень яркие произведения. Такие, можно сказать, золото. Я очень многое люблю из современных сочинений. Например, Валентин Сильвестров для меня очень дорог, или Гия Канчели, Альфред Шнитке, Денисов. Хотя эстетически они все разные. Или, например Луиджи Нона. Вот этот вопрос, как можно любить совершенно разное, это вопрос экзистенц унд эссенц. На уровне экзистенц мы обращаем внимание на стилистику, на эстетические качества, и здесь мы все разные. Но существует еще один уровень, и там эстетическое уходит на задний план и, вдруг, образовывается некое братство там, в эссенциальной области. И вот тут я вижу, что я люблю Сильвестрова и люблю Шнитке, и люблю Пярта, и люблю Луиджи Нона или Кейджа, абсолютно эстетически разных, но на каком-то уровне, это все братья.
Идти вслед за звуками, которые образуют некий ландшафт
– Что является внутренней преградой для публики, для восприятия серьезной музыки?
– Я думаю, что в сильнейшей мере мешает именно усталость, усталый человек, который пришел на концерт, он просто не может быть талантливым, потому что весь талант его ушел куда-то в другой род деятельности, и я думаю, что для восприятия музыки самое главное – это иметь достаточную емкость для восприятия, чтобы были душевные, духовные силы и интеллектуальные. Идти вслед за звуками, которые образуют некий ландшафт, какие-то события в этом новом душевном ландшафте. Для этого нужно обязательно иметь силы. Это не наркотическое искусство, это интеллектуальное искусство и духовное.
– Когда-то я читал, что для адекватного восприятия классической симфонии лучше, все-таки, форму знать, так или иначе. А вот слушатель, который не знаком со знаниями в области формы, иногда там может услышать нечто, что удивит и композитора. Некая субъективность является ли для вас нормальным явлением? Что человек что-то слышит свое в вашем сочинении или, все-таки, адекватность восприятия есть сверхзадача?
– Я думаю, что здесь очень трудно провести четкую границу между этими двум типами слушания. Один тип - очень внимательное и последовательное шествие за ступенями, которые представляет собой форма вещи и ассоциациями, которые невольно возникают в этом новом ландшафте. И я думаю, что оба типа восприятия вполне возможны, и я бы приветствовала и то, и другое. Самое главное, чтобы это было активное восприятие, а не пассивное. Здесь я провожу четкую границу между двумя типами искусств. Одно требует активности, а другое - требование уменьшить боль, усталость, развлечь. То есть, принять наркотическое средство для того, чтобы было немножко легче жить. Это тип искусства мне не близок, а активное искусство, это то, что я бы поддерживала и ради чего можно отдать жизнь.