"Ненависть – плохой советчик". Восемь лет назад убили Бориса Немцова

Восемь лет назад в Москве был убит оппозиционный политик, бывший вице-премьер правительства России Борис Немцов. Его застрелили на Большом Москворецком мосту недалеко от Кремля. В июле 2017 года Московский окружной военный суд признал виновными в преступлении пятерых уроженцев Чечни, они получили сроки лишения свободы от 11 до 20 лет. Организаторы и заказчики убийства до сих пор не найдены.

По мнению родных и коллег Немцова, а также по данным расследования издания "Медиазона" и общественного антикоррупционного проекта Scanner Project, к организации преступления и укрывательству виновных могут быть причастны люди из окружения главы Чечни Рамзана Кадырова и президента России Владимира Путина.

Журналисты The Insider, Bellingcat и Би-би-си выяснили, что в течение года до убийства Бориса Немцова за ним следили сотрудники ФСБ, которые, вероятно, имели отношение к покушениям на жизнь других оппозиционных политиков, включая Алексея Навального, Владимира Кара-Мурзу и Дмитрия Быкова.

Место убийства Бориса Немцова, февраль 2017 года

Слежка за Немцовым началась сразу после того, как он стал активно лоббировать расширение санкций в отношении окружения Владимира Путина, а прекратилась 21 февраля 2015 года, за несколько дней до того, как политика убили у стен Кремля, причём в последнюю поездку сотрудники ФСБ за ним уже не поехали, говорится в расследовании. Судя по данным из базы бронирования билетов, за Немцовым следовали как минимум три сотрудника ФСБ – Валерий Сухарев, Дмитрий Сухинин и Алексей Кривощеков.

В 2014 году Борис Немцов был одним из организаторов маршей мира – протестов против российской агрессии в Украине, аннексии Крыма и начала войны в Донбассе. Он добивался введения санкций в отношении окружения Путина.

Борис Немцов во время митинга "Марш миллионов" на Болотной площади, 6 мая 2012 года

20 марта 2014 года США опубликовали дополненный список санкций, в который среди прочих вошли тогдашние председатель Госдумы Сергей Нарышкин, начальник ГРУ Игорь Сергун, глава РЖД Владимир Якунин, директор ФСКН Виктор Иванов и бизнесмены Юрий Ковальчук, Аркадий и Борис Ротенберги, а также Геннадий Тимченко, которых называли "кошельками Путина". Через два месяца после этого за Немцовым начали следить сотрудники ФСБ.

В годовщину убийства Бориса Немцова Радио Свобода поговорило с дочерью оппозиционного политика Жанной Немцовой:

– Жанна, в понедельник – восемь лет со дня убийства вашего отца. Примерно в эти же дни в мире отмечают другую печальную дату – год со дня российского вторжения в Украину. Есть ли у вас ощущение, что эти трагические события связаны, несмотря на то что между ними семь лет?

– Война с Украиной началась не 24 февраля 2022 года, а значительно раньше, в 2014 году, когда был аннексирован Крым, а потом началась война в Донбассе. Собственно, тогда мой отец был жив, и он выступал против аннексии Крыма, против войны в Донбассе, и, описывая эти события, он использовал слово "война". Если вы посмотрите его выступления на митингах, которые проходили в Москве, например, в марте 2014 года и на которые тогда собрались более 50 тысяч человек, он говорил о том, что это безумие, это война. Война с Украиной, с народом, который нам близок, и что в лице Украины мы обретем врага, что, собственно, и произошло. И когда он был убит, я в своих интервью постоянно говорила о том, что его трагическая судьба неразрывно связана с судьбой Украины. Мой отец до сих пор остается актуальным политиком – многие его интервью и выступления и сейчас набирают миллионы просмотров. Люди до сих пор его для себя открывают. И он остается, пожалуй, самым уважаемым российским политиком в Украине до текущего дня.

Жанна Немцова

– Какую роль играл ваш отец в политической жизни тогдашней России? И как его убийство изменило политическое поле страны?

– Он был лидером оппозиции в России, человеком с последовательными взглядами, то есть он свою позицию в течение политической карьеры, а политическая карьера моего отца началась в 30 лет, не менял. Он был убежденным демократом, выступал за рыночные реформы, был, вместе с тем, за права человека, выступал за мирное урегулирование конфликтов. Он был сторонником того, что Россия должна жить в мире со своими соседями, но вместе с тем в некотором смысле обогнал свое время, потому что в момент, когда он предупреждал об угрозе войны, я думаю, что он имел в виду полномасштабную войну. Даже не думаю, а абсолютно знаю. Потому что в одном из своих выступлений, это было в Киеве в 2014 году, где проходила одна конференция, он сказал, что "если вы дадите Путину дойти до Львова, он дойдет до Львова, если вы дадите Путину дойти до Киева, он дойдет до Киева", то есть он прекрасно понимал планы Путина. Тогда мало кто к нему прислушивался. И лично для него самым неприятным было, что к нему перестали прислушиваться те люди, которых он считал своими сторонниками. Теперь у некоторых хватает смелости в этом признаться, во всяком случае, в личных разговорах. Все считали, что он радикал, что его взгляды – это результат того, что он обижен на весь свет, обижен на то, что после проигрыша на парламентских выборах в 2003 году не смог занять никакого положения в структуре власти. И этим объяснялся его якобы радикализм. На самом деле он просто всё понял самым первым, не боялся говорить правду, а главное, не обращал внимания, скажем так, на превалирующее мнение. Потому что очень часто политики подстраивают свою позицию под запросы общества, но отец этого никогда не делал.

– А как вы объясняете вот это его качество – умение предвидеть?

– Сам себя он провидцем не считал. Я не могу вам объяснить, почему одни люди рождаются талантливыми, а другие нет, почему одни становятся чемпионами мира, а другие нет. Наверное, в его случае это сочетание природного ума, огромного управленческого опыта и опыта работы на разных должностях, в законодательных органах, в правительстве. И честность, просто честность в оценке ситуации. Потому что можно что-то и предполагать, но не произносить это вслух. Комбинация этих факторов. Можно еще, наверное, добавить аналитические способности, у кого-то есть склонность к анализу, у кого-то нет. Конечно, долгосрочные прогнозы делать крайне сложно, и они довольно редко бывают правильными, и в этом смысле это действительно исключение.

– Жанна, ваш отец был человеком действия, мы все это видели. Он никогда не прятался за высокими должностями, которые в свое время занимал. Как вы думаете, что бы он сейчас сделал для защиты Украины от российской агрессии?

– Я не могу ответить на этот вопрос. История не терпит сослагательного наклонения. Но у отца было уникальное качество – он мог мобилизовать общественное мнение. Его убили накануне антивоенного митинга, который он планировал провести 1 марта 2015 года. Тогда это все проходило на фоне огромной поддержки аннексии Крыма. Подавляющее большинство – 87 процентов, а может быть, и 95 процентов населения России поддерживали эту аннексию. Сейчас ситуация такая, что пока я не вижу, что кто-то может мобилизовать общественное мнение в нашей стране. Вряд ли сейчас в России возможны масштабные антивоенные протесты. Мы наблюдаем полное равнодушие людей к тому, что происходит. К войне в основном относятся нейтрально, все от этого стараются отгородиться, не задумываться об этом, надеются, что как-то без них это всё решится. Но общественное мнение очень важно. И главное преимущество Путина именно в этом: он понял, что план по быстрому захвату Украины ему не удался, он провалился, и теперь он готовится к многолетней войне на истощение украинской армии, рассчитывает на то, что солидарность с Украиной будет снижаться. Потому что в 2024 году будут выборы президента США, будут выборы в Европарламент, и возможно, что поддержка Украины будет сокращаться. Но война все равно возможна, потому что есть послушное население. Если бы не было такого послушного населения, его план не сработал бы. Я надеюсь, что когда-нибудь граждане нашей страны станут менее послушными и какую-то позицию для себя сформулируют, надеюсь, что антивоенную. Хотя бы для себя, про себя, тихо. И будут делать то, что в их силах, чтобы не участвовать в преступной войне, а не послушно соглашаться, получив повестку, идти в военкомат или выбирать другие формы коллаборации с путинской властью. Вот это важно. И пока никто не может убедить наших людей в том, что именно так нужно действовать. А сейчас от людей зависит многое. Именно от людей, от россиян зависит, как долго будет продолжаться эта война.

– После убийства отца вы уехали из России, работали на Deutsche Welle, создали Фонд Бориса Немцова "За свободу", Центр Немцова при Карловом университете. Это важнейшая институция, в рамках центра действует летняя школа журналистики. Каким образом эти проекты продолжают наследие Бориса Немцова, который хотел преобразовать Россию в демократическую страну? И почему вам важно этим заниматься?

– Потому что у меня есть совесть. Да, конечно, намного удобнее было бы вообще ничем не заниматься, сказать, что Россия обречена, что мы никогда не установим заказчиков преступлений, они не будут наказаны, а я буду дальше спокойно жить своей жизнью. В момент создания Фонда Немцова у меня вообще не было опыта управления некоммерческими организациями, тем более за рубежом. Но я решила не проявлять малодушия и все-таки сделать это. Это важная организация, Фонд Немцова действительно продолжает наследие отца. Просвещение, свобода информации, европейское будущее России – вот, собственно, в этих направлениях мы и работаем. Мы поддерживаем СМИ. Раз в год мы проводим летнюю школу журналистики, в этом году мы будем проводить ее в шестой раз. В этом году будем проводить ее в Германии, а не в Чехии, потому что в Чехии сейчас невозможно получить визы для граждан России. Мы поддерживаем СМИ, то есть в прошлом году поддержали огромное количество СМИ, я не все могу называть, наверное, но вот DOXA, "ЛибоЛибо" и ряд других, плюс маленькие медийные стартапы. Я думаю, что это важно, потому что эти организации занимаются просвещением.

Мы занимаемся практическими вещами – к примеру, гуманитарными визами в Германию. Чтобы их получить, нужно письмо от немецкой организации. Без письма от немецкой организации, без доказательств того, что у вас связь с немецкой организаций, вы не получите гуманитарную визу. Фонд Немцова одновременно поддерживает инициативы, которые содействуют получению этих виз, организаций, которые проверяют людей, и так далее. Людям, с которыми мы работали и которых мы знаем, мы даем такие письма, и они получают гуманитарные визы. Так что какие-то конкретные вещи мы тоже делаем. Кроме того, в этом году откроется аккредитованная магистратура на философском факультете Карлова университета, которая называется "Российские исследования. Образовательная программа Бориса Немцова". Таким образом, мы пытаемся восполнить то, что произошло с образованием после начала войны. Одним из последствий стало разрушение гуманитарного образования, оно стало целиком и полностью подцензурным. Честные профессора, не согласные с войной, были уволены за то, что публично высказали свою позицию, и в большинстве покинули страну. Задача этой магистратуры – сохранение человеческого капитала и создание рабочих мест для преподавателей. По этой программе может учиться любой человек, не только гражданин России. Программа будет на русском языке, некоторые курсы будут на английском. Если людей интересует политология, экономика, социология, медиа и коммуникации применительно к России и к региону – это хорошая возможность получить качественное образование. Собственно, это и есть один из наших образовательных проектов. Это и есть наследие отца. Он всегда говорил, что просвещение – это главное.

Мы также проводим публичные мероприятия. У нас есть Премия Немцова, которая в прошлом году была присуждена президенту Украины Владимиру Зеленскому, у нас есть ежегодный Форум Немцова. Форум Немцова не проводился, наверное, три года, потому что два года была пандемия, и мы посчитали, что онлайн проводить не имеет смысла, а потом началась война, и мы посчитали, что нужно сделать паузу. В этом году осенью мы будем проводить форум Немцова в Германии.

– Верите ли вы, что после всего того, что сейчас происходит, после убийства вашего отца, после того как многие его соратники отправлены в тюрьмы, после войны, массовой эмиграции из самой России в стране когда-нибудь будут востребованы демократические ценности?

– Я создала фонд, у фонда есть определенный мандат, который был определен моим отцом, и я, являясь руководителем этой организации, должна верить, что у России может быть демократическое будущее. Конечно, ввиду того, что происходит, вера в это сейчас чуть меньше. Превалирующие сейчас сценарии очень плохи для России. Кроме того, надо понимать, что демократическое будущее России наступит не завтра и не послезавтра. Но это не значит, что к этому не надо стремиться, это не значит, что люди должны сидеть, сложа руки. Это очень удобная позиция – не получается, ну и давайте ничего не будем делать больше. Но если никто ничего не будет делать, если все будут сидеть и заниматься своей личной, частной жизнью, то уж точно ничего не будет. Надо сначала попробовать приложить все возможные усилия, для того чтобы это случилось, и на это могут уйти годы, а может быть, десятилетия. Но считать, что именно в России демократия невозможна в силу, как любят говорить, менталитета или каких-то культурных особенностей, или прошлого, я вот так не могу сказать, потому что прошлое не определяет будущее. Но, конечно, важно, мне так кажется, учиться на своих ошибках. Если откроется окно возможностей для трансформации России из авторитарного государства в демократическое, нужно воспользоваться этой возможностью и понимать, что стоит работать над тем, чтобы вот эта демократическая Россия просуществовала чуть больше, чем десять лет, как в предыдущем случае. Ну, это была не самая идеальная демократия, но, тем не менее, она десять лет просуществовала.

– Довольны ли вы тем, как власти расследовали убийство вашего отца? И какие вы испытываете чувства к тем, кто стоит за его смертью?

– Ненавижу ли я их? Ненависть – это всего лишь эмоция, очень плохой помощник и плохой советчик, особенно когда вы поставили себе цель – добиться полного, всестороннего расследования, наказания причастных и виновных. Когда вы руководствуетесь ненавистью, у вас ничего не выйдет. Для таких вещей нужны другие качества. Во-первых, настойчивость и последовательность. Это не имеет отношения к эмоциям, просто вот такие есть качества у людей, которые им помогают на очень длинных расстояниях не отчаиваться и идти к своей цели. Что касается того, довольна я или нет этим расследованием – нет, недовольна. Потому что я уже каждый год, по-моему, об этом говорю, и просто комментировать нечего. Нет там никакого расследования, нет заказчиков, мотива, это все понятно. У меня по этому поводу не было никаких иллюзий.

Если речь идет о расследовании политического убийства, то добиться каких-то результатов в нашей стране невозможно. Но мы сделали важные вещи, которые будут иметь значение чуть позже. Например, есть доклад Парламентской ассамблеи Совета Европы, есть доклад Парламентской ассамблеи ОБСЕ о ходе этого расследования, и там содержатся абсолютно четкие формулировки о качестве расследования, и о том, что не было сделано. Там собраны все важные документы, которые мы будем потом использовать. Более того, я считаю, что есть люди, обладающие большой информацией об этом убийстве, которые в какой-то момент захотят ею поделиться, и я думаю, есть определенные свидетельства того, кто был причастен, и так далее. Есть записи с камер, все эти вещи сохранены, и наступит момент, может быть, даже раньше, чем мы думаем, когда все эти люди перестанут бессовестно себя вести и, наконец-то, начнут делиться информацией, передавать необходимые доказательства, для того чтобы были установлены причастные, и виновные, если они еще останутся в живых, будут наказаны. Возможно, в ходе трибунала, который будут создавать, я уверена, по Украине, возможно, это будет еще и международный механизм. Я не знаю, я сама не юрист, и мне сложно говорить об этом.

– Как вы справляетесь без вашего отца восемь лет?

– Я человек очень сильный, решительный, жесткий, и эти качества мне помогают. Я не верю во всякую эзотерику. Я очень приземленная. Отец дал мне неплохое образование, и я унаследовала от него ряд хороших качеств, которые мне помогают. Главное, что он меня не избаловал. Все это, безусловно, мне помогает. Но говорить о том, что я там с ним разговариваю, советуюсь и думаю постоянно, как бы он поступил в той или иной ситуации, я не могу. У меня есть собственная субъектность, и я действую так, как считаю оптимальным в конкретных обстоятельствах. Я не скрываю и горжусь, что я дочь своего отца. Но всего, чего я добилась, я добилась сама.