Остаться единицей. Вера Васильева – о человеке в тюрьме

В последнее время стали чаще говорить о необходимости срочной гуманизации российской системы исполнения наказаний. Но для решения этой задачи, на мой взгляд, совершенно недостаточно ограничиваться юридическими мерами, строго запрещающими физическое насилие. На бумаге всё может быть сколь угодно хорошо, но этого зачастую не скажешь о фактическом положении вещей. И дело не только в правовой базе и запретах, но и в психологии многих людей, работающих в пенитенциарной системе. Нужно менять отношение к человеку за решеткой тех, кто там, "по ту сторону", работает. Я далека от того, чтобы априори обвинять всех сотрудников пенитенциарной системы огульно, есть и исключения. Но исключения обычно только подчеркивают общее правило.

Широко распространено мнение, что заключенный должен не просто отсидеть срок, но и непременно помучиться. В российской тюрьме он, помимо всего прочего, сталкивается с вопросом: как остаться единицей в массе? Пару-тройку лет назад я уже писала для сайте Радио Свобода о том, что человек, попадая за решетку, в глазах сотрудников перестает быть индивидом и становится безликим "спецконтингентом". Очевидно, для того, чтобы противостоять такому разрушающему личность подходу, каждому попавшему за решётку приходится отыскивать внутренние ресурсы, которые могут послужить прочным барьером между внутренним миром и грубой окружающей действительностью.

Можно привести не один пример такого внутреннего преодоления внешнего разрушающего воздействия негативной среды. Это и политик Алексей Навальный, который, оказавшись за решеткой, остается ведущей для многих политической фигурой. Ранее это был бывший глава ЮКОСа Михаил Ходорковский, добивавшийся изменения норм законов, влиявших не только на него самого и на бывшего его сотрудника Платона Лебедева, но и всех российских заключенных. Это и работник опальной нефтяной компании Алексей Пичугин, остающийся несломленным в несправедливом заключении уже 19-й год, и гораздо менее известный широкой публике Александр Маркин.

Для Маркина внутренним стержнем его новой жизни стала работа над книгой, и в эту историю я оказалась вовлеченной в качестве наборщика и редактора рукописи, фрагмент которой публиковался на сайте Радио Свобода ещё в 2019 году. Недавно автор дописал своё произведение, и оно под названием "Смертельный кредит. Документальный детектив" вышло на портале электронных книг "ЛитРес". По форме это художественное произведение, но оно имеет под собой реальную основу, сфабрикованное уголовное дело. Речь не только о частной истории, в книге поднимается острейшая проблема современной России – тотальной коррупции и полного разрушения важнейших социальных институтов, таких как прокуратура, суд и другие, когда всё продается и всё покупается. Следователи, по сюжету повести Маркина, раскрыли преступление, установили исполнителей убийств и заказчика, но им очень хотелось больших денег, с которыми оказалось связано дело. Убитых им жаль, но ведь их не вернуть, а деньги нужны сегодня, передает Александр размышления "фабрикантов" уголовного дела. В результате они сажают пожизненно невиновного. Эта повесть обращает на себя внимание ещё и потому, что она целиком написана в застенках, а её автор осуждён пожизненно, над рукописью он работал семь лет в московских СИЗО и в колониях Мордовии.

О Маркине, бывшим генеральным директором ЧОПа, я узнала в 2010 году, благодаря другому незаконно осужденному, Алексею Пичугину. Тогда, в канун дня рождения Пичугина, я получила письмо по электронной почте: "Я хочу поздравить с днем рождения Алексея Владимировича, – писал автор. – Я вместе с ним несколько месяцев содержался в ИЗ-99/1, московском следственном изоляторе "Матросская Тишина". Уверен, что Алексей Владимирович будет на свободе, потому что он невиновен". Вскоре у меня завязалась переписка с автором этого послания. На тот момент Маркин жил в Испании, куда перебрался с семьей много лет назад по медицинским показаниям и был оправдан Московским областным судом по обвинению в преступлениях, совершение которых, по версии гособвинения, якобы заказал.

Впоследствии оправдательный вердикт присяжных и приговор суда Александру по вызывающим, с моей точки зрения, вопросы основаниям отменил Верховный суд РФ. Была повторная экстрадиция Маркина из Испании в Россию, новый приговор – к пожизненному лишению свободы, вынесенный коллегией, которая, как есть основания предполагать, была подобрана специальным образом и не отличалась независимостью и беспристрастностью. Свидетелями обвинения у Александра были осуждённые, целиком зависящие от правоохранительной системы люди. Они признались в лжесвидетельстве, сделанном под жёстким давлением следствия, но эти признания никак не повлияли на исход дела. К тому же в приговоре, как я убедилась, нет мотивов, по которым Александр мог совершить приписанные ему деяния. Напротив, его интересы, в том числе материальные, в корне противоречили им. Из-за неправомерного прессинга, с которым столкнулся осужденный в ИК-6 Мордовии, пришлось добиваться его перевода в другую колонию, что удалось сделать только благодаря совместным усилиям адвоката, правозащитников и общественности.

"С утра и до 16 часов я тружусь за маленьким неудобным столом при лампочке Ильича, а рядом спят двое соседей, потому что ночью они работают. После 16 часов и до отбоя пишу на коленках на полу, ведь пробудившимся стол тоже нужен, но уже при двух лампочках Ильича. Самое сложное на свете – это ждать и дождаться. Я дождусь суда, которым буду услышан", – писал Александр об условиях, в которых создавалась его книга.

В условиях нынешней российской тюрьмы с ее превалирующим отношением к заключенным как к "спецконтингенту" появление Маркина – исключение из правил, равно как и восприятие сидельца как индивидуальности. Имелись тысячи причин, по которым его книга – книга, написанная человеком, которого, по сути, попытались вычеркнуть из жизни, – могла не увидеть свет (к примеру, не пройти тюремную цензуру или потеряться при пересылке, что, к слову, случалось не единожды). Но этот разговор, наверное, не заслуживал бы внимания, если бы не касался системных вопросов. Международные правила на стороне даже тех, кто находится и в самых жестких условиях содержания, я имею в виду в том числе приговоренных к пожизненному заключению. На одном из давних семинаров, посвященных этому виду наказания, на меня произвело глубокое впечатление положение о том, что режим, принятый в пенитенциарном заведении, должен стремиться сводить до минимума разницу между жизнью в тюрьме и на свободе. Я думаю, что не механическое утверждение таких стандартов "сверху" (это обречено на провал), а именно коренные изменения внутри пенитенциарной системы – в общепринятом подходе сотрудников, в их психологии, во взаимодействии тюрьмы с обществом и его культуры могли бы сделать тюремные нормы чуть более человечными. А значит, и безопасными – для находящихся по обе стороны тюремной решётки.

Вера Васильева – журналист, ведущая проекта Радио Свобода "Свобода и Мемориал"

Высказанные в рубрике "Блоги" мнения могут не отражать точку зрения редакции