"Остров" свободы. Ольгерта Харитонова – о женских ценностях

Четверть века назад, в декабре 1999 года, когда Борис Ельцин готовился поставить главой всея Руси нынешнего диктатора, в Москве был напечатан первый выпуск радикально-феминистского журнала "Остров". Начало правления Путина и рождение "Острова" совпали во временной точке, но их развитие пошло диаметрально противоположными путями. При этом наш радикальный феминизм на главу российского государства не оказывал никакого влияния, а вот урезание гражданских прав и свобод, расширение диапазона риторики ненависти, сгущение атмосферы страха и нарастающее преследование инакомыслящих, инакочувствующих и инакоживущих напрямую затронуло лесбийское сообщество и отразилось на его настроениях.

Передача комплекта журнала "Остров" в женскую библиотеку Глазго (Шотландия) в 2014 году

На обложке каждого номера журнала было написано: "художественно-публицистический радикально-феминистский". Я выбрала для "Острова" идеологической основой радикальный феминизм, потому что только на его почве может существовать и развиваться культура лесбийского сообщества. Знаю, что не все женщины, любящие женщин, являются феминистками. Более того, не все женщины, любящие женщин, называют себя лесбиянками. Ну так и не все женщины, с точки зрения патриархата, могут гордо именоваться Женщинами. Жизнь гораздо богаче и подвижнее словарного покрова, в который мы хотим ее заключить. Однако система ценностей лесбийского сообщества формируется и расцветает лишь на почве радикального феминизма.

Явился ли журнал событием для российской культуры? Нет. Во-первых, он не ставил перед собой такой задачи. Во-вторых, "а судьи кто?" Система оценок официальной культуры основана на "мужском взгляде" – male gaze. Такое воззрение предполагает не только вúдение женщин как сексуальных объектов, но и сведение человека любого пола к статусу объекта. Male gaze – это взгляд сверху, направленный на другого как на предмет, вернее, средство, которое можно использовать. Равного ему субъекта "мужской взгляд" способен разглядеть только в мужчине, занимающем социальное положение выше смотрящего. Все явления культуры в патриархате оцениваются с точки зрения мужских ценностей: силы, идеала, высоты, первенства, рациональности, конкуренции, борьбы и победы – думаю, алгоритм понятен.

Женские ценности – это горизонт смыслов, равновеликость чувств, созидание и поддержание жизни, безусловная ценность всякого живого существа, любовь без оговорок и использования, отношения на равных. В лесбийской любви нет первых и вторых, нет насилия и овладения, нет страха ("боящийся несовершен в любви") и идеализации, обожествления. Конечно, не все лесбийские пары следуют этим ценностным ориентирам. Мы живем в патриархате и перенимаем те гендерные роли, которые прописаны в общем сценарии для женщин и мужчин. Женская гендерная роль предполагает подчинение и молчание. В общественном пространстве женщины представлены мало и не на первых местах. Нам дали право голоса, но не позволили им воспользоваться, потому что на всех высоких постах находятся мужчины и мир вращается вокруг них, значение имеют только их интересы и их взгляды.

Когда Гюстав Флобер заметил: "Мадам Бовари – это я" – он не лукавил. Изображенная им женщина – безусловно, он сам, вернее, его взгляд на то, какой женщина является. Мужчины убеждены, что из любви к ним женщины способны на безумные, самоубийственные, опрометчивые, преступные, "порочные" поступки. Конечно, есть и такие женщины. Особенно складно они вырастают, когда в их юные, открытые для всего нового души вливают баллады о романтических героях, о непонятых и непризнанных гениях, о бессмертной любви рыцарей к прекрасным дамам – слова, наполненные мужским самолюбованием и бахвальством. Дельфина Деламар, которая послужила прототипом Эммы Бовари, действительно совершала опрометчивые поступки, приведшие к самоубийству. Она искала в мужчинах обещанной ими же в романах любви. И, естественно, не нашла ее.

Писатели-мужчины не просто создавали женские литературные образы (Эмма Бовари, Анна Каренина, Татьяна Ларина и много-много других), но оказывали безусловное влияние на реальных женщин. Наше воспитание чувств проходило при чтении текстов, написанных мужчинами. Мы все – их Галатеи, правда, не во всех они влюбляются, потому что не у всякого мужчины талант Пигмалиона. Если бы женщины создавали себя сами, не под объективирующим мужским взглядом, брак выглядел бы совсем иначе, мы бы даже рожали по-другому. Только представьте, насколько безумной должна быть женщина, чтобы в ее голову пришла идея корсета или лотосовых ножек, паранджи или калечащих операций на половых органах, традиция "менструального изгнания" или миф о непорочном зачатии. Всё это – порождения мужского ума, его жажды контроля и насилия, господства и подчинения, возвышения и низвержения. Эмма Бовари – модель, созданная Флобером из того же конструктора.

Однако в реальном мире, где царствует патриархат, в подполье, ad marginem, живет другая культура, с иными ценностями – женская. Так же как китайская письменность нюй-шу передавалась от женщины к женщине, так и женская культура в разных обществах и во всех странах передается, живет и развивается в женском кругу.

У Анны Ахматовой есть четверостишие:

Могла ли Биче, словно Дант, творить?
Или Лаура жар любви восславить?
Я научила женщин говорить, …

– четвертую строчку приводить не буду: она хоть и шутлива, но очень мизогинна. Говорить женщины умели всегда, иначе в указании апостола Павла: "Так, и вот еще что важно: в общине женщине положено молчать" – не было бы необходимости. Авторство первого известного нам поэтического текста принадлежит женщине – аккадской жрице Энхедуанне (XXIV век до н. э.). Энхедуанна написала и поставила свою подпись под собранием из 42 храмовых гимнов богам всех городов Месопотамии, а также под гимнами Инанне – шумерской богине любви, секса и войны. Женщины писали, учили, говорили до Сапфо и после, просто они толковали о том, чего не хотели слышать мужчины, а потому их призывали к смирению, покорности, скромности, мягкости и молчаливости – каковые считались женскими добродетелями.

Голоса женщин с великим трудом пробивались в публичное пространство. Кристина Пизанская в XIV веке в своей "Книге о граде женском" высказалась в защиту женщин как третируемой и угнетаемой социальной группы. После этого первого опыта стали появляться тексты, написанные авторессами, где женский голос звучит искренне, без мизогинии, с пониманием и доверием к субъектности тех, о ком идет речь. Авторы-мужчины обычно женщин не знают, не понимают, нам не доверяют и описывают только свои представления и желания. В ХХ веке в русской культуре появились авторессы с женским голосом, постигающие толк и любящие женщин: Мирра Лохвицкая, Марина Цветаева, София Парнок, Анна Ахматова, Мария Шкапская, Анна Баркова и многие-многие другие писательницы и поэтессы.

Патриархат отравляет всех, не только мужчин. Он силится всё расставить по намеченным им местам: верх – низ, первосортный – второсортица. Однако качество не имеет количественного измерения: рыба не может быть первой или второй свежести. Нельзя быть первой или второй поэтессой. Есть поэзия и есть тексты, которые к ней не относятся. Все эти деления на первый – второй, хороший – плохой составляют игру патриархата в господство и подчинение.

Я помню все твои трещинки,
Пою твои-мои песенки.

Эти слова Земфиры распевали многие в конце 1999 года. Земфиру слушали миллионы, и ее слова находили отзвук в их душах. Ей удалось выйти со своим женским голосом на всё постсоветское пространство.

Ей удалось. "Остров" поставил перед собой гораздо более скромную задачу – предоставить пространство для высказывания женщинам, любящим женщин. И пусть в этот круг будут вхожи не миллионы, а всего лишь десятки читательниц, главное, чтобы наша сфера была свободна от мизогинии, ксенофобии, гомофобии, от всех тех ограничений, которые традиционно ставит перед лесбиянками, феминистками, женщинами патриархатное общество. Наш голос должен был звучать легко и вольно, без привязки к общественной морали, считающей всякую женщину порочной от рождения. Даже если его услышат только двадцать, сто, триста читательниц, в любом случае это будет выход из камер-одиночек, в которых держала нас официальная культура.

В СССР в публичное пространство пускали только женщин, одобренных партией и правительством (мужчин, впрочем, тоже). Поэтому вполне естественно, что голоса лесбиянок глохли под ужасом запретов и мер административного принуждения. Признаться даже самой себе в таких "порочных" наклонностях уже являлось подвигом. Многие не выдерживали и шли сдаваться психиатрам. Других принудительно сдавали в психушку родители. Осознать и признать в себе лесбийскую идентичность, понять, что она составляет значимую часть твоей личности и что без нее ты уже не ты, а переделанная под шаблоны общества кукла, – это серьезная духовная работа, требующая отваги и недюжинных сил.

Нам, российским лесбиянкам, слишком дорого давалась эта наша идентичность, поэтому и на антипутинские митинги, против той политики, которую проводила власть в отношении ЛГБТ, первыми вышли лесбиянки и геи. Очевидные репрессии в отношении конкретной социальной группы начались с нас. Остальные не поняли, что ЛГБТ заставляют работать на разогреве. Выставляя перед всем российским народом "пидорасов в перьях", подручные властей разжигали не просто гомофобию, а полноценную ксенофобию – страх и ненависть к не таким, как "все русские". ЛГБТ первыми вышли на протесты и первыми стали уезжать из страны, почувствовав угрозу своей жизни и жизни своих детей.

Жила-была женщина, и была у нее дочь пяти лет. Дочь росла умной, красивой и независимой в суждениях. В один прекрасный день в эту маленькую семью вошла другая женщина, и у дочери стало две матери. Вторая мама делала с дочерью поделки из природных материалов, отводила ее в детский сад утром и забирала вечером, разговаривала с педиатром, если малышка заболевала. И окружающие в большинстве своем воспринимали ситуацию без лишних вопросов. Вот только некоторые родители недоумевали, особенно когда дитятко вело себя слишком, по их патриархальным понятиям, не так, как положено всем правильным девочкам, – независимо, нескромно и не тихо.

Сели как-то две мамы за один общий кухонный стол да призадумались. К этому времени государство, где они жили, не просто приняло законы, по которым у матери-лесбиянки детей могут отобрать, но и затеяло агрессивную войну против соседней страны, в связи с чем доносительство среди граждан приняло космические масштабы. Как ни крути, а с учетом разворачивающейся ситуации возможны только три сценария: во-первых, научить девочку врать, поселить в ее душе страх и заставить замолчать, во-вторых, разбежаться и заставить страдать всех троих, в-третьих, бежать из страны. Два первых варианта были отвергнуты сразу. Стали готовиться к осуществлению третьего. Выбрали страну подальше. У старшей женщины специальность медицинская, востребованная. Она подучила язык, сдала экзамен, нашла работу и улетела с дочерью на край света. Месяца через три всеми правдами и неправдами добралась до них и вторая мама, обогнув по пути несколько континентов.

Ни в каком фильме вам не покажут такого счастья на лицах всех троих – его не сыграешь. Девочка ходит в местную школу и дома на русском уже практически не говорит – путает все слова и склонения. Да и зачем ей этот язык ненависти и страха?! Когда она может свободно говорить на местном языке о своих двух мамах и никого из окружающих это не смущает. А Россия потеряла еще трех свободных гражданок.

Патриархальные же семьи остались воспитывать детей в страхе, лжи и ненависти. Как в свое время и нас воспитывали в Советском Союзе. У России было лишь лет пятнадцать свободы, когда нам позволили говорить – нам всем, и лесбиянкам в том числе. Постепенно окно возможностей закрывалось. Да и с развитием интернета стало легче находить единочувствующих на просторах виртуальной реальности.

Первый номер журнала "Остров" вышел в декабре 1999 года, последний – в декабре 2014-го. Шестьдесят один выпуск плюс литературные приложения – всего сто тетрадок лесбийского счастья. Даже когда женщины писали о несчастной любви, всё равно это являлось счастьем: иметь возможность высказаться, быть услышанной, получить сочувствующий отклик. Всего этого мы были лишены, когда существовал заговор молчания и даже слово "лесбиянка" практически не встречалось ни в каких печатных изданиях – только в медицинских справочниках в разделе "Патология".

В девяностых мы получили возможность сами писать о себе, читать о себе как о "нормальных" людях, общаться друг с другом, встречаться в общественных местах – клубах, кафе и даже в "Архиве лесбиянок и геев". Мы только-только начали понимать и воспринимать себя как одну из легитимных разновидностей человеческой сексуальности, и вот нас опять загнали в подполье. Журнал "Остров" явился местом свободного высказывания, выстраиванием свободных отношений между людьми – островом свободы в море нарастающей диктатуры. В будущем по его текстам историкессы станут изучать жизнь лесбийского сообщества в путинской России до того момента, как эту жизнь у нас отняли.

Ольгерта Харитонова – феминистская философиня

Высказанные в рубрике "Блоги" мнения могут не отражать точку зрения редакции