"Партия молчания". Социологи – об отношении россиян к войне в Украине

С самого начала вторжения России в Украину в феврале 2022 года российские социологические центры, в том числе независимые, отмечали, что подавляющее большинство россиян на прямой вопрос о своей поддержке действий российских вооруженных сил отвечают утвердительно. Мы попытались разобраться, что стоит за этой поддержкой.

Согласно ноябрьским данным "Левада-центра", 43% россиян с разной долей внимания следят за ситуацией в Украине, 34% – без особого внимания, а 13% утверждают, что вообще не следят. Об определенной поддержке действий российской армии в Украине заявляют 39% опрошенных, скорее поддерживают их 35% (в сумме получается почти три четверти респондентов). 7% граждан определенно не поддерживают эти действия, еще 11 – скорее не поддерживают (в сумме 18%). На протяжении 20 с лишним месяцев войны эти цифры колебались незначительно. При этом, по свидетельству научного руководителя Центра Льва Гудкова, отношение к войне у россиян неоднозначно, оно зависит в первую очередь от каналов, по которым люди получают информацию, и от отношения в целом к власти.

– Можно сказать, что основная масса лояльна к путинскому режиму и поддерживает войну и политику Путина: это примерно 74%, если брать последние данные. 15–18% выступают против войны, соответственно, считают, что Путин ведет страну в неправильном направлении, то есть настроены антипутински. Примерно так разделяются два массива, и они очень устойчивы. Единственные значимые колебания – это сентябрьская мобилизация прошлого года, когда резко выросли страхи, недовольство, антивоенные настроения. Но и это очень быстро изменилось: власти осознали риски и постарались пропагандистскими средствами погасить эти тревоги перед массовой мобилизацией. Хотя недоверие в этом отношении осталось, больше 60% все равно считают, что власти будут втихую проводить мобилизацию, то есть любыми средствами так или иначе принуждать людей к участию в войне.

В целом люди не хотят войны. Большинство хотело бы ее прекращения, по последним данным, 57% считают, что военные действия необходимо прекратить и начать переговоры (против 37%). Но если посмотреть, на каких условиях возможны эти мирные переговоры, то становится понятно, что они нереальны. Потому что переговоры, как полагает абсолютное большинство, означают капитуляцию Украины и принятие тех условий, на которых настаивает путинское руководство: это сохранение за Россией оккупированных территорий, отказ Украины от вступления в НАТО, демилитаризация и прочее, то есть то, на что Украина не может пойти. Фактически это просто означает поддержку милитаристского антизападного курса.

Все это вызывает сложный набор чувств: тревогу, стыд, шок, растерянность – у меньшей части населения и такой милитаристский шовинистический комплекс гордости за Россию, демонстрацию силы, поддержку власти – у большей. В целом осенью этого года мы наблюдаем рост лояльности населения нынешнему режиму и рост одобрения всех действующих институтов, не только традиционно армии, президенту и политический полиции, но и правительству и даже депутатскому корпусу, чего раньше почти никогда не было.

– С чем вы это связываете?

– В первую очередь, с информационной изоляцией, репрессиями против независимых СМИ, вытеснением их, с введением тотальной цензуры, преследованием независимых журналистов, с одной стороны, и с другой с созданием информационного вакуума вокруг того, что происходит в зоне военных действий. Никакой негативной информации оттуда не поступает, число погибших известно только тем, кто умеет обходить блокировки, имеет доступ к западным источникам информации. Минобороны сведения о потерях не публикует. Идет монотонная барабанная пропаганда, убеждающая население, что все идет по плану, что контрнаступление украинской армии захлебнулось, Россия освобождает захваченные "бандеровцами" и "боевиками" территории. А то, что медленно идет, – это за счет гуманных намерений руководства страны, стремящегося избежать излишних жертв. Лицемерие и демагогия здесь предельные, но, тем не менее, это действует, потому что люди хотят в это верить и не хотят слышать нежелательную информацию, противоречащую их установкам.

Лев Гудков

– То есть вы видите, что усилия государственной пропаганды оказались достаточно успешными?

– Именно так. Ведь пропаганда не создает новых представлений, она поднимает те пласты политической культуры, которые сложились очень давно, еще со сталинских времен, поэтому они не требуют ни доказательства, ни новых аргументов. Они воспроизводятся всеми базовыми институтами, включая массовое образование, школы. И люди принимают это как должное. Очень небольшая часть, условно говоря, российская либеральная оппозиция в состоянии критически относиться к этому, но большая часть людей, преимущественно пожилых людей, жителей провинции принимают пропаганду как должное. Проверить эти утверждения люди не могут: у них нет ни источников информации, ни средств для рефлексии и оценки достоверности этого.

Что еще важно – это актуализация имперского сознания, которое управляет желанием и нежеланием слышать другие аргументы. На этом держится эффективность пропаганды. Люди сознают себя гражданами великой державы, они хотят для страны восстановления того же авторитета, который имел СССР, и, соответственно, права силы как некоторого основания для уважения со стороны других и собственного самоуважения. То есть пропаганда работает на самоподтверждение давно сложившихся мнений и представлений. Спорить с этим или опровергать это очень трудно. Тем более что отток из страны после мобилизации наиболее активной и критически настроенной части населения снизил интеллектуальный потенциал общества в целом.

– Но так ли однозначна поддержка войны в обществе? Ведь только 39% отвечают "определенно да". Ведь у вас был вопрос "определенно да", "скорее да". А 35% говорящих "скорее да" – тут уже все-таки заметно какое-то колебание. Да и первые не всегда понятно, что имеют в виду: возможно, какие-то разные вещи?

– Поскольку война носит в значительной степени виртуальный характер, непосредственно затрагивает сравнительно небольшие группы населения, а основная масса следит за этим по телевизору, это не предполагает интенсивной поддержки. "Скорее да" и "определенно да" – это все-таки степень интенсивности выражения лояльности власти: она различна. Но здесь значимы именно суммарные показатели. Потому что, несмотря на все скрытое недовольство войной (а оно действительно нарастает), нет структуры, организации, которая могла бы это недовольство выразить и придать ему форму коллективного действия. Отсутствие перспективы, конечно, сказывается на интенсивности выражения лояльности. Это примерно как в советское время людей гнали на работу в колхозы: большой охоты собирать картошку у горожан не было, тем не менее, они шли на это. Такое пассивное подчинение, отсутствие сопротивления, мне кажется, более важно, чем активное соучастие в той преступной политике, которую проводит сегодняшнее руководство.

– То есть люди плывут по течению, идут по линии наименьшего сопротивления, они не готовы возражать, поэтому отвечают: "да, почему бы нет, поддерживаю" и так далее.

– Примерно так. Тем более что при таком жестком режиме, становящемся все более репрессивным, прямое сопротивление, прямое выражение антивоенных чувств грозит полным исключением человека из социальной жизни: потерей работы, арестом и так далее. Люди могут выражать недовольство, но это всегда будет напоминать кукиш в кармане и разговоры на кухне. На открытое, публичное недовольство решаются единицы. В масштабе страны это тысячи людей, но все равно это разрозненные и неорганизованные акции протеста.

– А сколько, по вашим наблюдениям, последовательных сторонников войны, "ястребов"?

– Их, на мой взгляд, где-то 15–20%. Это в основном мужчины скорее пожилого возраста, сами не попадающие под статью о призыве на военную службу. Вообще надо учесть, что российское население пожилое, молодежи очень мало, поэтому преобладают такого рода государственно-консервативные, державные настроения. А таких бешеных, безумных немного.

– На вопрос "если бы Путин принял решение прекратить военную операцию в Украине, вы поддержали бы это решение?" 70% отвечают "да". Все-таки не очень понятно, о какой безусловной поддержке войны большинством можно говорить, если люди хотят ее прекращения, пусть даже и на своих условиях?

– Власть мало интересует, что думают люди. Они могут думать все, что хотят, лишь бы не высказывали это открыто. Но в том-то и дело, что Путин не выносит такое решение, поэтому люди исходят из реальной ситуации и подчиняются ей, готовы согласиться на это. Такого рода вопросы имеют ограниченную ценность, они просто показывают слабый вектор иных возможностей. Но реально все-таки приходится исходить из фактической расстановки сил. Путин будет воевать до последнего, понимая, что военное поражение – это конец не просто его политического существования, но, вполне возможно, и физического. Людей при этом никто из нынешнего руководства страны жалеть не будет, поэтому идут "мясные", как их называют в соцсетях, штурмы, поэтому не публикуются данные о потерях, поэтому готовится расширение возможности призыва и мобилизации.

– При этом война в Украине, по вашим же данным, вызывает у людей тревогу, находится на третьем месте в списке проблем, которые беспокоят россиян. Явно совершенно неоднозначное отношение!

– Да, люди не хотели бы войны, но проблема в том, что у них нет ни способности, ни желания сопротивляться этой политике. Это пассивное приспособление к милитаристскому и очень жестокому государству.

Москва, 2023 год

– С чем вы связываете рост числа сторонников мирных переговоров России и Украины? 57% – по вашим последним, ноябрьским данным.

– С усталостью от войны, с ощущением нарастающей бесперспективности, с тревогой по поводу неопределенности исхода этой войны. Войну россияне хотели бы прекратить, но, еще раз подчеркну, только на своих условиях, иначе, по мнению населения, это будет выглядеть как скрытое поражение. "А зачем тогда мы начинали войну?"

– В какой степени война волнует россиян по сравнению с другими проблемами, которые они ощущают в своей жизни?

– Больше всего людей волнуют повседневные проблемы их существования: есть рост цен, угроза обнищания, бедности, страх за детей. Война – это тоже горизонт существования, источник постоянных страхов, хотя и менее интенсивных, чем страх за детей или беспокойство по поводу сокращения доходов. Тем не менее в списке проблем и событий война образует сквозную тему, это горизонт существования основной массы населения, порождающий и неопределенность будущего, и нестабильность ситуации. Все время маячит перспектива военного поражения, соответственно, люди понимают, что последствием этого будет острый политический кризис, который приведет к краху всей государственной системы.

А с другой стороны, это страх перед тем, что война будет развиваться по собственной логике, не исключено ее перерастание в действительно мировую войну, в столкновение с НАТО. Люди понимают, что Путин пойдет до конца, готов будет пожертвовать российским населением ради самосохранения. Осознание этого есть, но оно все время оттесняется на задний план и присутствует где-то, как некоторая страшилка на горизонте. Люди стараются лишний раз об этом не думать, но и совсем перестать об этом думать тоже не могут. И такое противоречивое состояние сохраняется уже довольно долгий период.

– Каковы последствия такого состояния общества?

– Это медленный процесс деградации общества. Отсутствие политических и общественных организаций, которые могли бы дать толчок и дискуссиям, и росту рационализации происходящего, понимания ситуации, готовности к изменениям, – все это погружает людей в состояние неопределенности, неясности. Порождает массу всяких фобий, страхов, архаических конспирологических мифов. А с другой стороны, фатализм и готовность терпеть все это. Очень заметно сократился горизонт планирования, возможности предвидения ситуации. Большая часть наших респондентов говорят, что не могут рассчитывать свою жизнь на сколько-нибудь приемлемый срок, нет институтов, которые могли бы гарантировать их существование, очень низок уровень доверия к любым институтам и организациям. Поэтому отдельный человек пребывает в состоянии растерянности, чувства беспомощности и страха, – полагает научный руководитель "Левада-центра" Лев Гудков.

Социолог Елена Конева, основательница независимого исследовательского агентства ExtremeScan, отмечает, что российское население по большей части прошло разные фазы отношения к войне.

– С начала этого года люди погрузились в войну, осознали, что она надолго, и попытались к ней адаптироваться, начали так или иначе планировать свою жизнь в связи с ней. Сейчас это зашло еще глубже: люди вытесняют войну. Этот феномен – вытеснение войны – разнообразный, отчасти это похоже на вытеснение из психоаналитики, когда человек избегает думать про что-то неприятное, с чем ты не можешь справиться, что грозит тебе большой неизвестностью или большими рисками. Кстати, с этим связано сокращение обсуждений войны в семье, на работе, с друзьями. Для большой части россиян война, честно говоря, не очень-то и существует в их реальности. Особенно для тех, кто не только не ухудшил своего положения, но даже выиграл от войны: получил новую работу, повышение по службе ил даже открыл свой бизнес. Таких у нас 24%. Конечно же, это состояние вытеснения не относится к тем, чьи близкие на войне или с нее не вернулись.

Были три переломные точки в отношении к войне. Первая – в середине 2022 года, когда люди осознали, что это не "военная операция", а что-то более длительное, осознали, что это все-таки война, потому что к этому времени – психологически – к июню-июлю закончились те несколько месяцев, на которые люди рассчитывали вначале. Война развивалась стремительно, за это время российские войска совсем близко подошли к Киеву, а потом были оттуда изгнаны, и к лету стало понятно, что быстрая победоносная война не реализована. Благодаря этому переосмыслению поддержка войны, до этого времени колебавшаяся от 66 до 60%, спустилась в коридор от 55% и ниже.

Елена Конева

Следующее заметное падение, короткое, было после объявления мобилизации: поддержка войны с 56% спустилось до 52. В октябре все восстановилось, хотя мобилизация, безусловно, была и остается главным и чуть ли пока не единственным фрустратором войны. Мы рассчитывали и на другие ее последствия, считали, что, как только изменится материальное положение – санкции, потеря работы, падение доходов... Сложный анализ позволял видеть, что какая-то корреляция есть, но она на протяжении всего этого времени была очень медленной, а сейчас вообще остановилась. Уже нет такой зависимости между ухудшением материального положения и сокращением поддержки войны.

И третья точка изменений – это то, что произошло сейчас, причем на протяжении очень небольшого периода с сентября по октябрь, когда поддержка войны несколько уменьшилась в связи со следующей стадией усталости и с осенним призывом в армию, невозвратом мобилизованных год назад, расширяющимся публичным протестом жен мобилизованных. Сейчас она составляет 52%.

– Вы каким-то образом получаете существенно меньшие цифры поддержки войны в обществе, чем крупные социологические центры.

– В данном случае речь идет об ответах на прямой вопрос о поддержке или неподдержке войны. Просто поддержка у нас 52% – это люди, которые отвечают: да, я поддерживаю специальную военную операцию. Эта поддержка состоит из большой индифферентно-нейтральной массы и ядра. Кроме того, мы даем вариант ответа: "не хочу отвечать на этот вопрос" – и многие выбирают этот вариант из соображений безопасности. В октябре так ответили 18% респондентов.

Цифры поддержки войны, полученные "Левада-центром", которые активно цитируются либеральными западными СМИ, поселяются в головах людей, и сразу возникает такой образ "ястребов", тех, кто поддерживает войну, Путина, не готов останавливаться. Да, у нас даже эта цифра меньше, а как только мы начали пересекать прямой вопрос о поддержке с другими вопросами, мы увидели, что спектр того, что вкладывают люди в ответы, очень велик. Например, можно пересечь с вопросом о том, что люди конкретно готовы делать для армии, для победы в качестве материального доказательства своей поддержки, и сразу получается, что большая рыхлая масса поддержки начинает сокращаться до гораздо менее масштабного ядра.

Можно пересекать этот вопрос и с другими содержательными вопросами: например, участвовали ли люди в волонтерской деятельности, помогали ли они деньгами; как они считают, на что в первую очередь нужно тратить государственный бюджет – на военные расходы или на социальные нужды. Все эти вопросы так или иначе подтверждают или не подтверждают эту поддержку.

Москва в день пригожинского бунта

На мой взгляд, для определения широкого ядра поддержки и неподдержки войны достаточно двух вопросов. Один из них: вы поддерживаете или не поддерживаете войну? А другой: поддержите ли вы или не поддержите решение Путина о выводе войск из Украины и переходе к мирным переговорам, несмотря на недостигнутые цели?
Комбинация поддержки войны и неподдержки вывода войск из Украины дает группу, которая составляет ядро поддержки. Их 27%, а в феврале было 39%. В октябре 2023 года мы видим самый низкий уровень поддержки.

Если же говорить про широкое ядро противников войны, то тут мы берем тех, кто не выразил поддержку СВО (то есть либо сказал "я не поддерживаю" или "затрудняюсь ответить", либо отказался отвечать на этот вопрос) и одновременно заявил о готовности к перемирию. Их 25%. Что интересно, эта цифра с февраля 2023 года у нас фактически не меняется.

Мы делали еще качественное исследование. Люди говорят: будь у нас другая ситуация, я бы никогда за Путина не проголосовал, но теперь я за него проголосую, потому что раз он начал эту войну, пусть ее и заканчивает. Сейчас появилось движение жен военнослужащих, оно тоже не является антивоенным, но потенциально может быть эмбрионом антивоенного движения.

Группа людей, поддерживающих мир, в прошлом году была на уровне 35%, а в февральской волне этого года достигла 40% и с тех пор держится на том же уровне, не увеличиваясь. Но радикальные изменения произошли с группой людей, которые не поддержали бы решение вывести войска, готовы воевать. Их на данный момент 33%. Еще в сентябре, буквально за месяц эти цифры были – 40 и 41%, то есть эти две группы друг друга уравновешивали. Сейчас, когда люди увидели осенний призыв, увидели протесты и осознали, что военнослужащие без замены и отпусков сидят там так долго, произошло снижение поддержки войны до 52% и уменьшение числа людей, которые хотели бы продолжать воевать.

Среди этой группы есть не только "ястребы": их от общей выборки примерно 15%. Это люди, которые действительно хотят воевать против Украины, кто действительно может считать, что Украина находится в руках нацистов, и это те, кто просто любит войну. Но у остальных людей разнообразная, сложная и далеко не твердая мотивация: они боятся остановить войну, потому что опасаются, что если вывести войска, то украинцы обязательно продолжат военные действия на территории России. 56% россиян верят в это! А в приграничье (Белгородской, Брянской, Курской областях), где мы проводили специальное исследование, эта цифра составляет 73%. Есть еще и такая разновидность мотивации: люди понимают, что поражение означает экономические сложности, выплату репараций. Как уже было сказано, в октябре на 8% сократилось число тех, кто не хочет останавливать войну, но пока они не перешли в противоположную группу, а ушли к тем, кто затрудняется ответить.

– А как люди представляют себе победу и поражение в войне?

– Мы периодически задаем вопрос о том, как люди представляют победу. Если спрашивать про победу государства, то мы сразу получаем пропагандистские клише, актуализированные в российских массмедиа. Но мы задавали вопрос и по-другому: получите ли вы какое-то личное благо в результате возможной победы России? 56% людей отвечают: не получу никакого блага (среди них есть и те, кто войну поддерживает). А тем 33%, кто отвечает "да, получу", мы задаем открытый вопрос: какое именно личное благо вы получите в результате этой победы? Люди описывают, и мы видим, что это личное благо сводится к тому, чтобы вернуться на исходные позиции февраля 2022 года. Это установление мира, спокойствие, возвращение близких и знакомых с войны; "я смогу снова ездить к своим родственникам в Украину, они смогут приезжать ко мне", "восстановится экономика". Подчеркиваю: это те 33%, которые видят это благо, а остальные просто его не видят! Наверное, это одна из самых интересных наших находок.

В последней волне исследования у нас есть и вопрос про то, каких последствий для вас и вашей семьи вы ожидаете, если российские войска будут выведены из Украины. Здесь более 50% говорят, что никаких изменений для них не произойдет. Вторая часть, около трети, считает, что какие-то изменения произойдут, и тут мы слышим нарратив, может быть, немножко менее позитивный, чем от победы, но он про то же самое: вернутся родственники, все успокоится, вернутся те, кто уехал за границу, наступит ситуация, когда можно будет все средства тратить на экономику страны, и так далее. Представляете, какая удивительная, парадоксальная ситуация, когда образ победы и образ поражения сводятся к одному и тому же – к тому, чтобы вернуться на круги своя!

48% опрошенных – это люди, которые находятся не в ядрах поддержки-неподдержки войны. Они тоже внутри неоднородны: кто-то больше тяготеет к поддержке, кто-то – больше к противникам. Что важно: люди откалываются от этого ядра поддержки, которое раньше было больше, какая-то часть начинает движение в другую сторону. Я думаю, мы никогда не увидим ситуации, когда будет большое число определившихся, даже неважно, с какой стороны, у нас посередине всегда будет вот эта масса. Это люди, которые боятся иметь или выражать твердое внутреннее мнение. Тут и те, кто амбивалентно относится к самому Путину, и те, кто, как нормальные люди, не заинтересован в том, чтобы Россия воевала, теряла своих людей и убивала других, и те, у кого в то же время есть, например, ресентимент, ощущение, что Россия несправедливо страдает в плане деления территорий. Тут есть и люди, все еще доверяющие Путину: не нравится война, не хотят, чтобы близких забирали на войну, но все-таки "Путин знает, что делает". Эти люди у нас болтаются в этой самой середине. У нас главная партия в стране – это не партия большинства поддержки, а "партия молчания".

– Известно ваше высказывание о том, что нет никакой единой, монолитной в своих мнениях России: их две, разделенных войной. Но теперь получается, что существуют уже не две, а три России – сторонники войны, противники войны и самая многочисленная группа – "партия молчания"?

– Пожалуй, так и есть.

– Наверное, среди этой "партии молчания" немало еще и просто-напросто безразличных людей?

– Это и безразличие, и задавленность жизнью, нищетой и бесправием, и пацифистские убеждения или просто благополучие в сочетание с позицией "политика меня не интересует". Последние – наверное даже более выгодный для власти контингент, потому что партия поддержки имеет ожидания от власти, которые она может и не оправдать.