Пацанская Россия

Сергей Медведев: В начале было слово, и слово было у пацана, и слово было "пацан". Сериал "Слово пацана" режиссера Андрея Першина, которого мы знаем как Жору Крыжовникова, стал главной премьерой года в России. И если бы только в России! Он захватывает стримы, соцсети и в Украине, где он был практически запрещен, и в Израиле, и в Германии: всюду русскоязычные люди смотрят "Слово пацана". Почему всех так волнует история казанских уличных банд 80-х годов? Как криминальная субкультура сформировала российскую политику и общество?

Корреспондент: Режиссер Жора Крыжовников отправляет зрителя в атмосферу конца 80-х годов на улицы Казани, откуда вышли ставшие известные на всем постсоветском пространстве преступные группировки: "Тяп-Ляп", "Хади-Такташ", "Кинопленка" и другие. Картину и ругают, и хвалят: одни пишут, что все так и было в то время, даже ностальгируя по нему, другие считают, что сегодняшние подростки начнут зеркалить поведение героев сериала, сколачивая банды и выясняя отношения. Роскомнадзор, кстати, не нашел в сериале нарушений российского законодательства. В Украине фильм запретили, указывая на военную агрессию России и некоторые отсылки к войне.

Сергей Медведев: У нас в студии Игорь Севрюгин, журналист, ведущий канала "Настоящее время". Главный вопрос жизни – ты с какого района?

Игорь Севрюгин: Я из Дербышек – это заводской район Казани, где находится Казанский оптико-механический завод. И на район, где сегодня проживает 150 тысяч населения, было порядка 6-8 группировок, но все они объединялись и в милицейских сводках значились как ОПС – организованное преступное сообщество.

Сергей Медведев: Зоны влияния были четко по районам, по домам, по границам улиц?

Игорь Севрюгин: Да. Но все эти группировки между собой особо не враждовали, это уже в 90-е между ними началась какая-то вражда, потому что пошел передел бизнеса. Они все уже, так или иначе, стали заниматься бизнесом: кто-то контролировал базар, кто-то –ларьки и так далее. А чуть раньше они объединялись, потому что был некий внешний враг, который мог прийти на территорию Дербышек, то есть любые другие группировки: о них и рассказывается в сериале.

Сергей Медведев: Растущему там подростку можно было этого избежать?

Игорь Севрюгин: Можно. Я – конца 80-х, мой брат – начала 80-х. Поскольку эти группировки существовали примерно до 2005 года, я тоже прошел через это. Пройти можно, но у тебя три варианты – либо ты чушпан, с которого трясут деньги, либо ты пацан, который трясет эти деньги, либо ты можешь быть вне этого, и можешь попасть под замес, тебя могут избить на улице. Промежуточный вариант – быть рядом с пацанами – это был мой вариант, поскольку мои друзья входили в эти группировки, а сам я официально в них не входил, но был приближен. Мы дружили, гуляли, сидели в подъездах, во дворах.

Сергей Медведев: Случались регулярные драки, сходки?

Игорь Севрюгин: Конечно! Даже внутри самих дербышкинских группировок. Я в таких вещах не участвовал по ряду причин. У меня была операция на сердце, за что в окологруппировочной тусовке мне дали погоняло "Шрам". Дважды я попал под такой замес. Мы сидели в детском саду, который принадлежал нашему району, и на нас напала другая группировка: они перелезли через забор. Но мы знали, где на нашей территории спрятаны арматура, кастеты. Побили пару человек, и они разбежались.

Игорь Севрюгин

Сергей Медведев: Сакраментальный вопрос: куда смотрит милиция? В сериале они все такие позитивные.

Игорь Севрюгин: В 90-е милиция была отчасти соучастником этих ОПГ. Базар крышевала ОПГ, а ОПГ крышевала милиция. И удивительно, почему в сериале нет никакой линии про это.

Сергей Медведев: В книге Гараева это есть. И в 60-е, и в 70-е годы постоянно вызывали в МВД и предлагали всякие интересные сделки авторитетам этих организаций. Милиция с самого начала была в доле.

Игорь Севрюгин: А в нулевые, когда "отрабатывали" телефоны, часть этих телефонов сама милиция забирала у ОПГ и продавала, а часть оставляла ОПГ, которые тоже их продавали.

Сергей Медведев: Насколько часто доводилось видеть серьезные травмы, ранения или даже смерть?

Игорь Севрюгин: Чаще, конечно, все это было в информационных сводках местных телеканалов, потому что обычный житель Казани мог соприкасаться с этим, только если у него украдут в 80-е норковую шапку.

Сергей Медведев: В Украине Янукович на этом специализировался.

Игорь Севрюгин: А в 90-е уже официально забивались "стрелки", тогда доходило и до убийств.

Сергей Медведев: Там показано очень жесткое отношение к девушкам, женщинам. Это такая совершенно безжалостная патриархальная культура, которая рассматривает женщину, как вещь?

Игорь Севрюгин: К сожалению, да. Но в сериале не показано, что вокруг мужских группировок были плюс-минус женские группировки. Естественно, с арматурой они не бегали, но те девушки, которые были при пацанах, могли избить другую девушку, выдрать ей волосы.

Сергей Медведев: Игорь, а почему сериал так зацепил сейчас людей, почему такая обвальная популярность?

Игорь Севрюгин: Я недавно записывал интервью с социологами. Мы пришли к мнению, что эта тема понятна в любой точке мира, потому что никуда не делась подростковая агрессия, желание сбиваться в стаи, особенно когда есть непонимание со стороны старших. Кроме того, это некий социальный лифт для подростков: вот ты был, как говорится в сериале, скорлупой, потом поднимаешься. И каждый хочет быть тем самым, кто отдает приказы.

Сергей Медведев: Насколько там присутствовал тогда этнический компонент?

Игорь Севрюгин: Вообще не было! Потом ребята из группировки, в которой был я, перешли в раздел русских националистов, и сейчас некоторые из них воюют на стороне России против Украины. А часть вошла в официальные органы власти хоть регионального, хоть федерального парламента.

Сергей Медведев: К нам присоединяется Светлана Стивенсон, российско-британский социолог, изучавший городские молодежные делинквентные группировки. Насколько казанский феномен является типично казанским, российским, или он глобальный?

Светлана Стивенсон: Это универсальная история, хотя она универсальна не во все исторические периоды. Если говорить о процессе интенсивной урбанизации в Америке или в СССР, то именно тогда мы и встречаем эти молодежные банды. Достаточно неустроенная молодежь страдает оттого, что многие недавно приехали, часто это этнические мигранты. Причем родители приезжают из мест, где у них был высокий социальный статус, а в новом городе они никто, как это было в Чикаго, где возникла Чикагская школа. Тогда молодежь объединяется на улице и создает свои собственные сообщества, и там они сами присваивают себе высокий статус. Эта уличная жизнь, которая когда-то была обязательной для молодых людей, горожан и сельских жителей, сейчас совершенно не обязательна, поэтому такая деятельность в бандах, шайках в основном относится к маргинальным слоям. И сейчас есть банды в том же Чикаго, Лондоне, Нью-Йорке, Париже, но это в основном бедные маргинализированные слои.

Сергей Медведев: Покойный Вячеслав Глазычев говорил, что Россия – это огромная слобода. Это все элемент слободской культуры?

Светлана Стивенсон: Да. Как сформировался казанский феномен, где главной бандой была банда "Тяп-ляп"? Это была молодежь, только что заселившаяся в район большого предприятия "Теплоконтроль" и воевавшая с соседями из Ново-Савинова, сельского поселения, для жителей которого только что построили хрущобы, где они жили и воспроизводили деревенские драки. Они стремились к доминированию, стали подчинять себе молодежь из других регионов. Те тоже объединились, сделали себе качалки. Так Казань была поделена на территории.

Сергей Медведев: Деревенские драки – это традиционный феномен? Это не специфически российское?

Светлана Стивенсон: Это было абсолютно везде, по всей Европе. Просто там модернизация началась раньше, поэтому эти традиции остались в глубоком прошлом, а у нас все это еще относительно живо. Еще в 60-е годы даже в центре Москвы были эти драки, стенка на стенку, что уж говорить о провинциальных городах.

Сергей Медведев: Почему этот сериал становится точкой сборки идентичности?

Светлана Стивенсон: В какой бы момент это ни показали, он стал бы безумно популярным, как "Однажды в Америке" или "Банды Нью-Йорка". Это просто невероятно привлекательная тема – закрытое общество со своей экзотикой. Мы хотим понять, насколько они опасны, где они – близко, далеко. С другой стороны, в российской культуре идет романтизация криминальной, тюремной культуры. Многим она видится источником природной справедливости. Государство с его жестокими безличными правилами не любят, а здесь представляется, что есть понятия, по которым человек может найти защиту, люди друг другу помогают. Эти понятия – в значительной степени фикция, справедливости мало даже в отношениях между самими пацанами, не говоря уже об отношениях их к окружающим, у которых вообще нет никаких прав. Это некоторый мир утопии, братства, общего дела, и пусть это дело во имя общей преступности, тем не менее, это все равно растворение в коллективе.

Светлана Стивенсон

Сергей Медведев: То есть это реакция на злое несправедливое государство. Но все же я не знаю других стран, где была бы так развита криминальная субкультура, где в машине у девяти из десяти таксистов звучал бы шансон, где подростки подвержены культуре АУЕ. Есть какая-то специфически российская черта в этой близости тюрьмы.

Светлана Стивенсон: Безусловно! И как не возникнуть такой культуре в России, если по подсчетам правозащитника Абрамкина еще в СССР каждый четвертый либо сидел, либо в какой-то момент был арестован. Это реально низовая народная культура. Кроме того, было и некое преклонение интеллигенции перед этим, каким-то романтическим миром.

Сергей Медведев: Президент любит вспомнить, что бить надо первым.

Светлана Стивенсон: Да, и гордится этим. Но, скажем, Лавров, который тоже говорит "пацан сказал – пацан сделал", не воспитывался в подворотне, тем не менее, там тоже установилась такая культура, может быть, даже субкультура насилия. Язык этой культуры просто отражает политическое поведение нашей элиты. Невероятная тревога по поводу репутации власти (не дай бог, кто-то подумает, что мы слабые), презрение к слабому, деление социума на касты, условно, элита, авторитеты (если мы говорим о бандитских авторитетах), аристократия, вышедшая из народа, чье мнение совершенно неважно, которому можно давать какие-то подачки. Эти плебеи вообще мало кого волнуют, основные разборки идут с равными, а равные – это западные лидеры, и с ними идут эти выяснения, "стрелки", "ответки"... Есть невероятное сходство: в обеих этих средах существует презрение к универсальному закону и уважение к волшебной силе насилия.

Сергей Медведев: "Ты с какого района?! Ты пацан или чушпан?" – Россия языком Лаврова, Небензи и прочих российских представителей постоянно спрашивает это у внешнего мира. Каждое десятилетие Россия опознает себя в каком-то криминальном сериале, будь это "Бригада", "Слово пацана" или "Бумер".

К нам присоединяется Ольга Романова, директор фонда "Русь сидящая". Эта вагнеровская история, так громко прозвучавшая в уходящем году, тоже как-то связана с этой страстью к криминальной субкультуре?

Ольга Романова: Россия – вообще тюремноцентричная страна. Любая учительница младших классов может продолжить фразу "Владимирский централ – ветер северный"... Я вспоминаю Дни города Тверь с выступлениями Михаила Круга. Блатные пацаны вместе с девчонками на плечах – герои и героини песен Круга – обнимались с ментами, потому что родненькие! И сейчас происходит примерно то же самое, когда менты опознают в женах мобилизованных "родненьких" и не трогают их. А почему не было полиции в Ростове, когда туда вошел "Вагнер"? Родненькие!

Сергей Медведев: Город миллионник хлебом-солью встречает мятежников и уголовников!

Ольга Романова: Девчонки очень хотели познакомиться с "вагнерами".

Сергей Медведев: Россия регулярно опознает себя, свои корни, свой генетический тюремный код в этих историях?

Ольга Романова: Обнаружилась тысяча мемов по поводу того, что главный герой, который из чушпана становится пацаном, дико похож на Путина в молодости. Это тот самый наш вечный спор про курицу и яйцо; кто кого выбрал: Путин – Россию или Россия – Путина? Ведь он оттуда, он тоже говорит на этом языке, и страна никогда не видела в этом "ничего такого".

Сергей Медведев: А вы разделяете теории о том, что все это не случайно? Объявление предвыборной кампании Путина. А что его искать – вот он, главный пацан, дворовой гадкий утенок, чушпан, который прошел все стадии криминальной инициации, стал пацаном и авторитетом. Может быть, действительно есть какая-то правда в этих подозрениях, учитывая заказчиков сериала?

Ольга Романова: Да, я разглядела там братьев Ковальчуков, по крайней мере, в двух видах, в производителях. Но, мне кажется, это такие люди, которые не мыслят так тонко: все-таки – нет. Но и Путин же никогда не представлял себя чушпаном. Конечно, это местное, казанское слово. Я-то из люберов. Я умела ездить в ночных электричках, потому что половина люберов – это был мой класс.

Ольга Романова

Сергей Медведев: Такое ощущение, что война еще больше сближает тюрьму и волю. Тюрьма стала как-то ближе, благодаря войне, благодаря этому вагнеровскому феномену, возвращению масс освободившихся заключенных.

Ольга Романова: Точное замечание! Недаром в "Пацанах" главный герой вернулся из Афгана. А в Люберцах всегда был гарнизон, и тоже возвращались из Афгана. Это было важное вливание в бандитские ряды. Мы отлично помним, чем это закончилось в начале 90-х: "афганцы" стали мощной криминальной силой и в бизнесе тоже. И нынешний бандит, депутат ГД Дмитрий Саблин, из "афганцев": как раз представитель этого бандитского круга. Да, сейчас эта связка безусловно, неспроста. Наложенный на убийство боевой опыт много чего дает. Плюс ко всему – индульгенция. Я посмотрела статистику по Ивановской области: там вернулись порядка 350 "вагнеровцев", и больше 150 уже сели заново.

Сергей Медведев: И они снова вербуются, теперь – в "Шторм-Z".

Ольга Романова: А перед тем, как сесть, они совершили преступление против граждан вокруг, но кого это интересует?

Сергей Медведев: Человек убил, сел, поехал, снова убил, за счет нового убийства "смыл" предыдущее убийство, снова приехал, снова убил и так далее.

Ольга Романова: А люди без судимости, но с какими-то проблемами могут смотреть на это с большим интересом: "А ограблю-ка я Сбербанк. Получится – будут деньги, не получится – я знаю выход, потом отсижу и попробую еще раз".

Сергей Медведев: Насколько интенсивно идет сейчас вербовка в "Шторм-Z"?

Ольга Романова: Они давно превзошли "Вагнера"! Просто Минобороны делает это не с такой помпой, как Пригожин: идет вербовка, запись так называемых добровольцев. Это происходит и в женских зонах. В Саблино Ленинградской области уже второй раз приехали за женщинами. Набирают медиков, на кашеваров не предлагают. На примере Саблино предлагают три специальности: стрелок, стрелок-снайпер и снайпер. Набирают с гепатитом, с ВИЧ – пока нет. Зрение, возраст, рост, вес, физические кондиции значения не имеют. Ну, какие снайперы?! Конечно, штурмовички. Год назад штаб ВСУ сообщил, что они обнаружили: 50 женщин из города Снежное (это ИК в Снежном) были отправлены на передовую. С тех пор мы видим это регулярно. На оккупированных территориях подчистили все зоны и в России тоже.

Сергей Медведев: Можно оценить число заключенных, отправленных на фронт?

Ольга Романова: 120 тысяч из 420 тысяч тюремного населения.

Сергей Медведев: Фактически треть.

Ольга Романова: Думаю, даже больше. Их осталось 266.

Сергей Медведев: Война стала моментом истины для фильма Крыжовникова и для тех, кто его смотрит. Россия опознает себя как криминальную державу, опознает собственную криминальную власть, во главе которой стоит все тот же "простой пацан".