"Подрывает доверие общества". Верховный суд сохранил в секрете данные сотрудников НКВД

Верховный Суд России отклонил иск, в котором оспаривался указ президента РФ и приказ ФСБ о засекречивании данных сотрудников НКВД, причастных к сталинским репрессиям. На рассмотрение иска и вынесение решения у суда ушло 3 часа.

Исковое заявление в суд подавал Сергей Прудовский, исследователь признанного властями иностранным агентом "Международного Мемориала". Он требовал признать незаконным засекречивание архивных материалов НКВД, включающих тайные планы и методы работы ведомства, фамилии, имена и подписи сотрудников НКВД, принимавших участие в массовых репрессиях. Историки отмечают тенденцию на сокрытие усилиями ФСБ таких материалов под предлогом государственной тайны: персональные данные сотрудников НКВД, по мнению ведомства, принадлежат к кадровому составу органов контрразведки.

Это противоречит Закону о реабилитации жертв политических репрессий и статье 7 Закона о гостайне: статья запрещает скрывать данные о нарушении закона госведомствами и их сотрудниками и о нарушении прав человека, указывал истец в заявлении.

Судебные тяжбы с властями о секретности данных сотрудников НКВД "Мемориал" ведёт не первый год. В первом процессе суду было недостаточно ссылки на Закон о гостайне, рассказывает представляющая в суде интересы истца адвокат "Международного Мемориала" Марина Агальцова:

– Этот аргумент у нас суды не воспринимали, они настойчиво уходили от его обсуждения и даже не упоминали ни разу в судебных решениях, – вспоминает Марина Агальцова. – Зато они ссылались на два нормативно-правовых акта: первый – приказ ФСБ с перечнем сведений, которые относятся к государственной тайне, и второй – это указ президента 1995 года, также с перечнем тех сведений, которые относятся к государственной тайне. И вот мы оспаривали в этом процессе, сегодняшнем, что эти два перечня нарушают наши права, права Прудовского, и плюс противоречат вышестоящим нормативно-правовым актам, а именно Закону о государственной тайне. Плюс Закон о реабилитации, который осуждает многолетний террор, которому подвергались наши соотечественники, и требует проведения, так скажем, работы по осмыслению того, что произошло, и по опубликованию имен тех людей, которые были признаны виновными в фальсификациях уголовных дел и в государственном терроре.

В основе жалобы в суд – сокрытие части документов по уголовному делу Татьяны Кулик. 20 сентября 1937 года Комиссия НКВД и Прокурора СССР – так называемая "двойка" – приговорили её к расстрелу за шпионаж в пользу Японии. Кулик посмертно реабилитирована 15 сентября 1989 года.

Татьяна Ефимовна Кулик

Дело Кулик – часть одной из национальных операций НКВД периода Большого террора – "харбинской", а материалы дела довольно шаблонные, рассказывает Сергей Прудовский:

– В 1937 году был издан приказ НКВД СССР номер 00593 о репрессировании "харбинцев", – говорит Прудовский. – Это была одна из так называемых национальных операций. В ходе нее по "харбинцам" было репрессировано от 37 до 42 тысяч человек. Около 21 тысячи были расстреляны. Так что дело Кулик – это типовое дело по харбинской операции*. Кулик арестовали и примерно через месяц расстреляли на Бутовском полигоне. В 50-е годы реабилитировали малую часть. Остальные документы лежали под спудом, дела были секретные. Только после указа Верховного Совета началась реабилитация, и реабилитировали всех, кто был осужден по политическим статьям, если они не нарушали социалистические законы. То есть сотрудники НКВД иначе таких людей не реабилитировали. А массовая реабилитация была в 1989 году. Притом в 1992 году был указ президента о том, что все эти дела должны быть рассекречены, но, как водится, указ не выполнен, и многие дела оставались на секретном хранении. Таким было и дело Татьяны Кулик. Его рассекретили только в 2019 году по моему заявлению, и рассекретили его частично, скрыв имена и должности сотрудников НКВД.

В предоставленных для ознакомления документах из архива ФСБ были удалены должности, звания, фамилии и подписи сотрудников НКВД из постановления на арест, протоколов обыска и допроса, обвинительного заключения и других.

*"Харбинцами" называли бывших служащих Китайско-Восточной железной дороги, части Транссибирской магистрали, и репатриантов из Китая, добровольно приехавших в СССР. Репатриантов в единичных случаях преследовали и до времени Большого террора, но массовый размах эта операция получила в 1937–1938 годах. Что же касается бывших железнодорожников и членов их семей, то из них не была расстреляна только треть. Тех, кто не был осужден на расстрел, сослали в лагеря ГУЛАГа.

Гостайна в материалах дела и в суде

В самом начале заседания в Верховном суде стороне истца пришлось подкорректировать заявление: представители ФСБ и прокуратуры потребовали закрыть процесс от слушателей и прессы, ссылаясь на гостайну в материалах дела. Адвокат Агальцова попросила исключить из требований оспаривание приказа ФСБ, который и засекречивает данные сотрудников. Остались претензии к президентскому указу. По словам Агальцовой, это не было критично для дела: секретный приказ ФСБ по сути дублировал второй документ, но истцу важнее было сохранить публичность процесса.

Представители ФСБ в суде настаивали: данные о силах, методах и планах работы НКВД относятся к гостайне как контртеррористические. Защита парировала: значит, указ президента допускает слишком широкую трактовку, если документы НКВД времён Большого террора влияют на безопасность современной России.

Суд встал на сторону ответчика, отказав в иске. Пока на руках у адвоката только резолютивная часть, то есть пока непонятно, ставит ли суд знак равенства между планами и методами работы НКВД и современной ФСБ:

– Если суд отказал с той формулировкой, что этот указ не распространяется на сотрудников НКВД, поэтому он отказывает нам в требованиях, то тогда он не ставит знак равенства, – объясняет Марина Агальцова. – А если он говорит, что указ, условно говоря, наши права не нарушает, то получается обратное. У нас в любом случае будет жалоба в апелляционную коллегию Верховного суда, и в целом по этому делу мы хотим дойти до Конституционного суда, потому что Конституционный суд в 2019 году выносил очень интересное и правильное постановление по делу о детях ГУЛАГа, где он и, в частности, судья Константин Арановский, прошёлся по репрессиям. Такое ощущение, что Конституционный суд хранит память о тех событиях, которые происходили в 1990-е, а именно – реабилитации и массового рассекречивания тех дел, по которым расстреливались миллионы.

Самому истцу, Сергею Прудовскому, не удалось выступить в Верховном суде: по закону при оспаривании нормативно-правовых актов истцы без юридического образования не могут брать слово, а задавать вопросы могут лишь через адвоката. Для Прудовского, по его словам, отказ в иске не стал неожиданностью:

– Было бы странно, если бы было иное решение. Но здесь очень важно то, что будет записано в мотивировочной части, отразят ли они, что речь шла о сотрудниках НКВД. Не подумайте, что я очень высокими словами говорю, но мне просто стыдно за страну, в которой такая государственная тайна. Имена преступников, людей, которые преступали закон и были осуждены, являются государственной тайной страны. Это подрывает доверие общества к самому институту власти, и институту государственной власти в частности, – считает Сергей Прудовский.

– Если Россия осуждает многолетний террор, как указано в преамбуле в законе о реабилитации, то она должна полностью его осуждать, – говорит адвокат Марина Агальцова. – Осуждение – это не только перерезание ножницами красных ленточек возле очередного памятника, но еще и работа по осмыслению. Осмысление должно включать в себя и раскрытие имён тех людей, которые творили террор, то есть раскрытие механизма террора. А у нас получается так, что мы формально осуждаем, в преамбуле закона о реабилитации это написано, но в реальности все наше осуждение сводится к перерезанию ленточек и открытию очередных памятников. Всё остальное покрывается гостайнами, конфиденциальной информацией и персональными данными.