В России развернуто беспрецедентное наступление на репродуктивные права женщин. Вслед за дважды академиком патриарх всея Руси и депутаты Госдумы убеждены, что нехватка противозачаточных средств и запрет абортов повысят рождаемость в стране, хотя специалисты утверждают обратное. Очередной эпизод подкаста "Обратный адрес" рассказывает о том, какие события и факторы на самом деле меняют демографию и почему гендерное равноправие не бывает полным.
Ваш браузер не поддерживает HTML5
Нобелевская премия по экономике за 2023 год присуждена профессору Гарвардского университета американке Клаудии Голдин. Как сказано в описании ее научных достижений, Голдин удостоена этого отличия "за углубление нашего понимания позиций женщин на рынке труда". "Я всегда хотела стать сыщиком, и в конце концов мне это удалось", – пишет она в своем эссе "Экономист как детектив".
Нобелевская слава живет недолго, но идти к ней приходится всю жизнь. Это как раз случай Клаудии Голдин. Разобраться в ее заслугах перед человечеством нам сегодня поможет Елена Гапова, профессор социологии Университета Западного Мичигана.
– Лена, для начала хотелось бы понять значимость исследований Клаудии Голдин в целом. Зачем изучать историю женской занятости? Что нам дает это знание?
– Начнем с того, что занятость в принципе – это одна из важнейших тем в экономике и в социологии. Потому что по Марксу труд – источник всего. Да и помимо Маркса понятно, что труд – это источник общественного богатства. Есть в Американской экономической ассоциации и в Американской социологической ассоциации такое направление – labor history, история труда, как изменялась занятость. Что же касается женской занятости, то женщины составляют половину населения – это в принципе причина изучать то, что делает половина населения. Но в то же время женская занятость более сложно устроена, у нее свои особенности. Это связано с тем, что женщины играют особую роль в репродукции. В принципе, если мы пойдем куда-то к самому началу истории человечества, когда возникают какие-то социальные связи и разделения, считается, что возникновение того, что мы сейчас называем гендерным неравенством, связано с тем, что в какой-то момент исторически мужчина и женщина начинают делать до какой-то степени различные виды работ. Есть охота, а есть собирательство, женщины и мужчины делают и то, и другое, потому что еды мало, говорят нам антропологи. Но женщины ограничены в возможности заниматься охотой, потому что репродуктивный возраст короткий, младенческая смертность высокая, детей надо много, сколько они тогда жили? Все время у нее либо беременность, либо лактация, либо забота о маленьком ребенке или нескольких детях, которых надо как-то носить с собой и за ними присматривать. Вот эта связь с репродукцией приводит к тому, что мужчины и женщины начинают делать различные виды работ. А потом исторически немножко это изменяется, происходит конвергенция. То есть женская занятость носит сложный характер, который связан в принципе с тем, как функционирует общество, чем оно занимается.
Студенты и преподаватели Гарварда чествуют Клаудию Голдин по случаю присуждения ей Нобелевской премии
она показала принципы изменения женской занятости
Экономика сама по себе – такая наука, где исследователи занимаются анализом огромных баз данных, сравнением их и попытками установления каких-то корреляций, что к чему приводит. Иногда действительно мы можем установить причину и следствие, иногда это какие-то вещи, которые идут параллельно, тут сложно сказать, что за чем следует. Голдин проанализировала огромное количество данных, касающихся женской занятости, особенно за последние 150 лет, когда уже начинает собираться и появляется реальная статистика. Она установила очень важные закономерности. Да, в какой-то степени она опирается на то, что делали социологи, антропологи, какие-то уже прозрения были. Но она обобщила огромное количество этих вещей, показала принципы изменения женской занятости в связи с получением высшего образования, в связи с появлением контрацептивов, в связи с изменением характера труда. Это очень большие и важные параметры.
– Одно из открытий Голдин – U-образная кривая женской занятости в период перехода от аграрной экономики к промышленной. То есть когда экономика становится преимущественно промышленной и наблюдается экономический рост, женская занятость – казалось бы, вопреки логике – сокращается и только с течением времени начинает расти. Какие факторы играли роль в этом спаде и последующем росте?
Если работа не продана, то она для экономики капитализма не существует
– Тут важно понять в принципе характер женской оплачиваемой занятости. Мы не говорим о работе, женщины работали всегда, но то, как мы работаем сейчас, вне дома и с формальной оплатой, действительно это связано с промышленной революцией, то есть работа делается за деньги. Для традиционной экономики дом и семья являлась такой ячейкой потребления, только уже потом с возникновением гендерных исследований, феминистского движения стал меняться этот взгляд на понимание, что работа вообще-то делается в семье тоже, но она просто не продается. Если работа не продана, то она для экономики капитализма не существует, писал еще Маркс.
– Но если это семейная ферма, пекарня или что-то в этом роде, то получается, что женщина все-таки работает на производстве, если ферма свой продукт продает.
– Это различие действительно очень часто бывает трудно уловить. Если на грядке выращиваются огурцы для своего потребления, а потом излишек этих огурцов в воскресенье везется на рынок, чтобы продать дачникам, – это уже получается производительный труд. Мы говорим о том, как изменялась женская занятость, отраженная в этой кривой. Конец XVIII века – начало XIX, Западная Европа. В Америке это еще совершенно аграрная экономика, а в Западной Европе уже начинается промышленная революция, переход к другому способу производства, фабричному. И тут действительно женская занятость падает, потому что работа оказывается удалена от дома, работа формализована, она делается на машинах, машина движется с определенной скоростью. То есть это не то место, куда можно взять с собой ребенка. Когда женщина работала в поле, как это представляется нашему воображению по русской культуре? Вот она жнет полоску, а там где-то спит или кричит недокормленный младенец. Ребенка при сельскохозяйственной занятости можно было таскать за собой. Когда начинается формализованное фабричное производство, ребенка туда взять нельзя, и женская занятость падает.
Дети становятся другими
Но потом она начинает расти. Это очень хорошо видно где-то уже во второй половине XIX века, причем не только для Западной Европы, но в это время уже Америка становится постепенно промышленным, индустриальным обществом, появляются металлургические заводы, текстильные производства и так далее. В этом время происходит несколько вещей. Прежде всего падает рождаемость. Она падает, потому что падает младенческая смертность. Всегда падение рождаемости следует за падением младенческой смертности в результате того, что есть какие-то достижения медицины, есть больше еды, люди не так голодают и так далее. Но еще тут важно то, что при промышленной экономике семье, оказывается, не нужно так много детей. Потому что в аграрной экономике ребенок подрастает и включается в это семейное фермерское производство, что-то там делает, дети – это рабочие руки. А вот при фабричной жизни дети не являются рабочими руками, в то же время их надо учить, за ними надо присматривать. То есть дети становятся другими. Появляется представление о детстве. Не было этого представления, что детство – это какой-то особый период, дети были как бы маленькими взрослыми. А тут появляется представление о детстве. И это уже идеология среднего класса – что детей надо кормить, детей надо одевать, их надо образовывать, их надо отправлять в школу, их надо, как у нас сейчас считается, развивать с раннего возраста, то есть вкладывать на самом деле в ребенка много усилий. Детей становится меньше, женщины начинают больше заниматься оплаченной работой вне семьи.
Но происходит еще одна важная вещь – меняется характер труда в принципе, появляется множество работ – это уже определение, которое появляется в XXI веке, его можно приложить к более ранним периодам – нематериальный труд. То есть появляется много труда, связанного с коммуникативной деятельностью, какие-то стенографистки, машинистки...
– ...телефонистки.
– Да. Сначала это мужские виды деятельности, потому что считается, что работа на пишущей машинке для женского организма вредна, он все время сотрясается и это будет иметь какое-то негативное влияние на женскую репродуктивную деятельность. Но постепенно эти представления уходят.
– Но ведь и дети эксплуатировались в промышленном производстве. В Америке дети работали на текстильных фабриках, на заводах, в шахтах. Только в 1938 году появился федеральный закон, ограничивающий применение детского труда.
– Детский труд существует для самых бедных слоев населения, потому что им некуда деться. Детский труд приводит к огромной смертности, у него множество всяких негативных последствий. Детям нужны особые условия, они не могут работать так же, как взрослые, то есть, с одной стороны, их легко эксплуатировать, с другой – от них нельзя получить такую же отдачу, как от взрослых. Потом постепенно появляется моральный императив, во всех странах мира возникает протест против использования детского труда. Он существует какое-то время, но в определенных условиях эксплуатация детей не очень выгодна.
– Голдин и ее соавтор и муж Лоуренс Кац (который, кстати, премии не получил) придают исключительное значение появлению женских оральных контрацептивов в 60–70-х. Но они же называют и другие факторы. Что здесь следовало за чем?
Оральные контрацептивы позволяют женщинам отложить замужество
– Тут действительно получается, что одновременно происходят несколько событий. Изобретается в 1960 году оральный контрацептив, который уже к концу 60-х в Америке, в Западной Европе широко используется. В это же время происходят какие-то еще события. И тут социологи спорят с экономистами. Экономисты могут установить две колонки цифр: события происходят, допустим, одновременно, есть это и есть это. Они и говорят, что одно является, допустим, причиной другого, потому что есть такая корреляция. Социологи к этому относятся более внимательно, потому что это другая наука, социологи смотрят на несколько другие феномены. Во-первых, что говорит Голдин? У нее есть совместная статья с Кацем. Логика такая: появляются оральные контрацептивы – это дает возможность большему количеству женщин получать образование, потому что это позволяет им отложить замужество. То есть они могут вступать в отношения с молодыми людьми, которые им нравятся, но в то же время им необязательно прямо сейчас выходить замуж, чтобы рожать детей.
Действительно ли именно появление орального контрацептива является причиной того, что гораздо большее количество женщин переходит в систему образования и потом остается на рынке труда? У меня есть сомнения в этой зависимости. Потому что, например, в Советском Союзе в это время еще не было орального контрацептива, правда, в Советском Союзе разрешены аборты, но аборт – это очень нехорошая вещь для здоровья, с ней связано гораздо больше проблем. Тем не менее советские женщины в это же время приходят в большом количестве в систему образования и так далее. Это общемировой процесс, это то, что происходит после Второй мировой войны. Голдин считает, что здесь есть прямая корреляция. Социологи некоторые сомневаются. Но тут действительно происходят еще какие-то события...
– Прежде всего это изменение моральных устоев общества, 26-я поправка к Конституции, снизившая возраст совершеннолетия с 21 года до 18 лет, наконец, движение за права женщины как часть либеральной революции 60-х.
– Тут, конечно, опять вопрос яйца и курицы: эти моральные устои, взгляды на женское поведение, они появляются вследствие чего-то или они сначала появляются, потом что-то происходит? Прежде всего, почему меняются взгляды на то, что мы называем женской эмансипацией? Действительно, женская эмансипация – это продукт индустриального общества. Феминизм как течение – это продукт индустриального общества. Но в это время еще и падает рождаемость. В индустриальном обществе не нужно так много детей, как нужно было в аграрном обществе. Конечно, в Америке после Второй мировой войны есть небольшой период, особенно 50-е годы, это время процветания. Приходят американские солдаты с войны домой, принимаются законы о том, чтобы они могли получать ссуды на приобретение жилья, они получают образование, меняется многое.
– Так называемый Солдатский билль о правах, когда фронтовики, выходцы из низов общества, которые до войны и мечтать не смели о профессии врача или юриста, получают доступ к высшему образованию, возможность купить дом на льготных условиях. Появляется, кстати, и бытовая техника в те же годы, и потребительский кредит...
– В этот момент рождаемость немножко возрастает, она становится 2,2 ребенка на одну женщину.
– Это и есть тот самый беби-бум, породивший поколение бумеров.
детей становится меньше, женщины начинают постепенно становиться экономически независимыми
– Но потом рождаемость в 60-е снова везде падает даже ниже уровня простого воспроизводства. Меняются моральные устои, становится действительно социально приемлемым пользоваться контрацептивами, потому что женщине больше не надо контролировать ее сексуальное поведение. Внимание к женскому сексуальному поведению характерен для раннеаграрных, потом позднеаграрных обществ. Контроль над женским сексуальным поведением продиктован тем, что есть связка между сексуальным поведением и репродукцией. К 60-м годам уже нет смысла так контролировать, потому что детей становится меньше, женщины начинают постепенно становиться экономически независимыми. Тут множество вещей, которые связаны одна с другой.
– Сексуальная революция. Опять-таки, это следствие или причина?
– Это отдельный вопрос. Конечно, мы о сексуальной революции совершенно не можем говорить вне разговора об изменении того, как устроена промышленность, о появлении новых технологий. В то же время происходит урбанизация, массовый переезд в города, который по советской истории известен, но это не только советский, это совершенно общемировой тренд. Это происходит и в Западной Европе, это происходит в Бразилии, в Аргентине, в промышленно развитых странах неевропейского мира.
– Благодаря тому, что законодательная база нового отношения к женским репродуктивным правам появляется в разных штатах разновременно, у Клаудии Голдин появилась возможность провести так называемый "естественный эксперимент": сравнить данные тех штатов, где законы, разрешающие оральные контрацептивы, уже приняты, с данными штатов, где они еще запрещены. Кстати, уточним, что первоначально ими могли пользоваться только замужние женщины.
– Но в то же время тут важно посмотреть те штаты, в которых оральные контрацептивы были доступны или разрешены раньше или аборт был разрешен раньше, что это за штаты. Если мы будем сравнивать сельскохозяйственную Луизиану и, допустим, штаты Восточного побережья, там, где развитая экономика, где множество университетов, где много городов, где в принципе другой образ жизни... возможно, эта связь именно такая, это причина, а это следствие, возможно, тут есть еще какие-то социальные моменты, которые следует учитывать.
– К числу научных достижений Голдин относят также ее вклад в изучение гендерного разрыва в доходах. Что такое "родительский штраф" и от чего, по Голдин, он возникает и сохраняется до сих пор? Это ведь не значит, что за одинаковую работу женщинам платят меньше, чем мужчинам.
– То, что называется "родительский штраф", – это такая часть большого разговора о гендерном неравенстве в экономике. Прежде всего начнем с того, что сейчас, конечно, произошла эта конверсия, слияние тех видов работ, которые делают мужчины и женщины. И мужчины, и женщины в значительной степени сейчас делают одно и то же. Но вместе с тем есть некоторое различие. Допустим, я езжу и вижу, как чинится шоссе. На этом ремонте работают в основном мужчины, очень мало женщин, иногда бывают, но очень редко. Если прийти в детский сад, то это в основном женский труд. Мы знаем, что те работы, которые выполняют женщины, оплачиваются ниже, чем те работы, которые делают мужчины. Это отдельный большой вопрос, я не буду сейчас в него углубляться, потому что это вопрос о том, являются ли эти работы более тяжелыми, или они требуют более высокой квалификации, или эти работы больше обществу нужны и поэтому оно готово за них больше платить. Это отдельный вопрос. То есть это одна из причин того, что мужчины и женщины получают немного по-разному в целом. Но есть еще родительский штраф, который связан с тем, что те люди, которые занимаются уходом – то, что по-английски называется care work, то есть уход за детьми, уход за больными, уход за престарелыми, – вся эта огромная деятельность по уходу в большей степени ложится на плечи женщин. Здесь мы возвращаемся к тому, с чего мы начали этот разговор: это действительно работа, но это неоплачиваемая деятельность, которая делается внутри семьи, к тому же она занимает время, кто-то должен ею заниматься.
Дети, больные, престарелые никуда не деваются
Поэтому получается, что, во-первых, женщина на какое-то время для того, чтобы родить ребенка, должна уйти с рынка труда. Вообще Америка очень интересный случай, потому что Америка – это чуть ли единственная страна в мире или, может быть, еще одна-две такие есть, где в принципе не существует оплачиваемого отпуска по уходу за ребенком как федерального закона. Женщина уходит с рынка труда на какое-то время. Когда она возвращается на рынок труда, оказывается, что ее коллеги, если она находилась дома длительное время, уже за это время продвинулись, ушли в карьере, они более длительное время оставались в составе рынка труда и, естественно, они получают больше. Допустим, эту вещь можно как-то очень интенсивными усилиями за какое-то время скомпенсировать. Но ведь дети, больные люди, которые есть в семье, они никуда не деваются. Эта продолжающаяся деятельность все время кого-то отвлекает от очень интенсивного участия в рынке труда.
Здесь происходит то, что Голдин называет greedy work (алчная или ненасытная работа. – В. А.), когда фирме, компании, организации выгодно, чтобы работник работал как можно больше, был готов работать в выходные, в праздники, был бы в распоряжении работодателя, как сейчас говорят, "24 на 7". Это особенно характерно для постиндустриальной экономики, когда вовсе необязательно сидеть 24 часа в офисе, но в принципе вы должны 24 часа в сутки быть готовы работать в любой момент, когда вы понадобитесь работодателю. Это является причиной родительского штрафа. Потому что те люди, у которых больше обязанностей в связи с репродукцией... а репродукция – это одна из самых важных задач в любом обществе, оно должно выжить и воспроизвестись. Для того, чтобы оно воспроизвелось, должна быть сделана работа, эту работу можно частично делегировать: детский сад, школа, не дома же детей учить. Но тем не менее, ребенка нельзя выносить за четыре месяца вместо девяти. Если ребенок должен идти в детский сад в три года, но не раньше, потому что раньше он слишком мал, то этот период нельзя каким-то образом сократить. Это вещи, которые объективно существуют. В своей книге последней, где Голдин рассматривает, что происходит с женской занятостью за последние 150 лет, она именно об этом пишет. Это вещи, которые были известны и социологам, и экономистам ранее: что есть какой-то период в истории промышленной экономики, когда разница в оплате, разница в квалификации между мужчинами и женщинами сокращается, они приближаются друг к другу, а потом где-то с 80-х годов сокращение этого разрыва прекращается, не удается его преодолеть. Постепенно, немножко, маленькими шажками, но не коренным образом. Голдин занимается именно этим, она говорит, что остался последний редут, из-за которого пока что не удается это изменить кардинально.
Всеобщая забастовка работниц швейной промышленности США. Нью-Йорк, 1958. Киножурнал British Pathé
– А что вы скажете о миллениалах? Они сейчас боятся заводить семью вследствие экономической неустойчивости своего положения.
– Это то, что называется прекариарная занятость, есть такой сейчас термин. Британский социолог Гай Стэндинг в 2013 году написал книгу о прекариате, precarious class.
– То есть ненадежный, неустойчивый, нестабильный. Книга Стэндинга, кстати, называется "Прекариат: новый опасный класс", она переведена на русский.
– Это класс людей, которые заняты не так, как в промышленной экономике было, когда ты приходишь на завод и работаешь на нем всю жизнь, пока есть завод, а он есть всегда, у тебя занятость есть. А это "прекариарная" занятость, явление постиндустриальное. Это могут быть сельскохозяйственные рабочие, которые из Мексики приехали клубнику собирать в Калифорнию, но вообще обычно это высокообразованные люди, фрилансеры, они работают от проекта к проекту. Они могут быть очень квалифицированными, но чтобы быть успешными, они должны в любой момент быть готовы поехать ночью, в выходной, в другую страну. И все время надо быть в социальных сетях, чтобы тебя там видели, чтобы поддерживать интерес к себе, чтобы выставлять себя на этот рынок интересных персонажей. Конечно, такая неустойчивая занятость не способствует созданию семьи. Если смотреть на статистику, то процент регистрации браков несколько выше в экономически устойчивых группах, там, где больше уверенности в том, как может складываться дальнейшая жизнь. Нежелание заводить детей, конечно, связано с такой постиндустриальной организацией жизни. Конечно, тут еще экология, потому что это поколение напугано, что нас и так слишком много, Земля может исчезнуть. Наверно, много причин, но то, как организована постиндустриальная занятость, – это одна из первых. Нет уверенности в том, что будет дальше.
– У нас обоих дети принадлежат к этому "опасному классу".
Именно молодые женщины нацелены на то, чтобы жить интересной жизнью
– Мне кажется, что мы воспитываем своих детей так, что жить надо, чтобы тебе было интересно, работа – это часть жизни, и она должна быть интересной. Я помню, разговаривала с каким-то своим старым приятелем, пожилым человеком, я говорю: "Настя хочет на comparative literature (сравнительное литературоведение. – В. А.), а у других дети идут кто на бухгалтера, кто еще куда". Он говорит: "Ты хочешь, чтобы твоя дочь была бухгалтером?" – "Ой, нет". – "Ну так а чего тогда ты тут плачешься?" Действительно, придя из советской жизни, мы нацеливали детей на то, что работа должна быть интересной. Они действительно в это включены и хотят заниматься интересным. Большинство это ни к чему не приведет, просто статистически невозможно, чтобы все были успешны. Именно молодые женщины нацелены на то, чтобы жить интересной жизнью. Тяжелая ситуация.
Я работаю в большом государственном исследовательском университете. Это не Гарвард, тут дети попроще. И у них идея, что работа должна быть интересной, что ты должен быть увлечен, – у кого-то она есть, но это не так, как у нас, приехавших из советской гуманитарной интеллигенции. Девочка заканчивает, у нее специальность "социология": ой, я так рада, я уже нашла работу. Что за работа? Есть какие-то здания, где живут люди, которые нуждаются в дотированном жилье, и там нужен менеджер. Она страшно рада. Представление о том, что работа должна быть интересной, – это такой продукт советской интеллигенции, и в Америке есть такие страты, которые так же устроены.
– Применимы ли открытия Голдин к экономической истории СССР? Мы знаем, например, что в годы сталинской индустриализации были отменены ограничения на использование женского труда, в Советском Союзе долгое время были запрещены аборты, а средства контрацепции были низкого качества и считались чем-то постыдным.
– Тут, конечно, есть общее, есть переход к индустриальному способу производства, он происходит в Российской империи несколько позже, чем в Западной Европе. Но в конце концов в конце XIX века начинаются эти процессы включения женщин, появление клерикальных работ, рост образования, женщины становятся учительницами, работают в каких-то конторах или офисах. И кроме того, роль женщины в репродукции независима от общества, пока что остается, пока что мы детей в пробирках не производим. Те же самые вещи, связанные с падением рождаемости. Начало ХХ века, после Первой мировой войны в странах западной цивилизации, промышленных странах происходит так называемый демографический переход, когда значительно падает количество детей в связи с падением младенческой смертности и так далее.
Но в то же время в СССР было различие. Если в Западной Европе и Штатах женщины среднего класса массово выходят на рынок труда где-то в конце 60-х – начале 70-х годов, тогда же возникает феминистское движение, потому что женщины начинают смотреть на работу так же, как на нее смотрят мужчины, то есть они собираются оставаться в составе рынка труда в течение всей жизни, и поэтому им становится важно, чтобы у них были равные возможности, не было дискриминации, то советские женщины массово выходят на рынок труда в период индустриализации, и это, конечно, такой двоякий процесс. Тут сложно употреблять слово "рынок", потому что в Советском Союзе в западном смысле рынка нет. Но советские женщины уходят из семьи в оплачиваемую занятость. Конечно, они не всегда занимаются на каких-то шахтах, в металлургических цехах, какие-то такие виды работы – это предмет отдельного рассмотрения. Но тут необходимо понять, что без женского участия в рынке труда, без женской экономической независимости разговора о гендерном равенстве быть не может. То есть это происходит где-то в 30-е годы. Но потом начинается Вторая мировая война, женщины советские, конечно, еще больше включены в эту деятельность. В это же время и американские женщины приходят на производство – это такая необходимость и в то же время почетная задача борьбы с фашизмом. Но потом приходят с фронта американские мужчины, и американские женщины уходят домой. Потом они возвращаются туда в новом качестве в виде образованных женщин в конце 60-х годов. В Советском Союзе этого не происходит: женщины как ушли на рынок труда, так и остаются там. Во времена развитого социализма процент женщин, которые работают вне дома в Советском Союзе, потом в социалистических странах, оказывается самым высоким в мире. И с точки зрения гендерного равенства это положительная вещь, экономическая независимость.
Буржуазная семья в России не сложилась
Но тут еще есть некоторые важные отличия. Прежде всего, это, конечно, отдельная большая тема, но я ее, тем не менее, назову, – как много женщин в Советском Союзе были заняты в естественных науках, в точных науках. Я начинала когда-то свою деятельность еще в самом конце советского периода, я работала в университете, преподавала на факультете физики, биологии, химии, математики, радиофизики, и они на 90 или на 80 процентов были женскими факультетами. Количество женщин в научных институтах было очень высоким. Это совершенно советская особенность. Еще есть некоторые важные вещи. В Советском Союзе существовал практически бесплатный детский сад. И уже во времена зрелого социализма это были хорошие организации, в которых был музыкальный работник, еще что-то, их водили на прогулку. Хотя мало кто любил детский сад, потому что надо рано вставать, надо туда идти, надо там все делать по команде, но тем не менее там ребенку три раза в день дается еда, иногда четыре раза в день, эта еда – это не пицца или что-то, а это то, что готовится там из свежих продуктов. Это на самом деле очень дорогие вещи, представить их где-то, допустим, в американской действительности, где я сейчас живу, – я даже не знаю, сколько это могло бы стоить. В Америке детский сад – это очень дорогая услуга.
Буржуазная семья, когда женщина остается дома и находится на содержании у мужчины, занимаясь только семейным домашним трудом, в России не сложилась
И тут еще важная такая вещь, если мы сравниваем Россию, Советский Союз и западные страны. Когда происходит индустриализация в XIX веке, возникает средний класс и возникает буржуазная семья, когда мужчина находится вне дома. Он занят профессиональной деятельностью – врач, юрист, инженер, кто угодно, а женщина находится дома. Это другая семья, чем та, которая существовала в аграрной экономике, дворянские гнезда – это другой вид организации жизни. Буржуазная семья, когда женщина остается дома и находится на содержании у мужчины, занимаясь только семейным домашним трудом, в России не сложилась. Началась Первая мировая война, произошла революция, не было времени полностью сформироваться буржуазной семье. Поэтому то, как происходит приход женщин на рынок труда на Западе в 60–70-е годы, они приходят из семьи, где их мать не работала, они первые женщины в семьях, которые планируют оставаться в составе рабочей силы всю свою жизнь, а не проработать несколько лет, а потом в замужестве уйти домой, – вот этого практически не сложилось в России, в Советском Союзе. Советские женщины приходят на рынок труда из другой ситуации.