"Прошлое приезжает за тобой". Протесты в Грузии и российские эмигранты

В начале марта 2023 года в Тбилиси начались массовые протесты – в ответ на попытку правящей партии "Грузинская мечта" принять закон "о прозрачности иностранного влияния". Оппозиция заявила, что грузинские власти следуют примеру России, где подобный закон об "иноагентах" используется для борьбы с независимыми гражданскими организациями, СМИ и инакомыслящими.

Тысячи манифестантов у парламента Грузии обвиняли правительство в том, что оно ведет пророссийскую политику и ставит под угрозу сотрудничество страны с Европой.

Власти попытались разогнать манифестации, используя водометы и слезоточивый газ, однако протесты лишь увеличивались, начались столкновения с полицией, на улицах Тбилиси появились баррикады, демонстранты бросали в полицейских камни и коктейли Молотова, пытались сломать ограждения парламента.

После двух дней протестов правительство сдалось и объявило, что отзывает законопроект.

На протестах присутствовали и российские эмигранты, бежавшие из России после начала войны в Украине. Многие из них в свое время ходили на российские оппозиционные митинги, не принесшие явных результатов - и для них стали потрясением внезапная победа грузинских протестов и решимость демонстрантов в Тбилиси добиваться своих целей в противостоянии с полицией.

Несколько дней протестов в Тбилиси – в фильме "Весна на проспекте Руставели" документального проекта "Признаки жизни".

Монологи грузинских демонстрантов

– Я боюсь, что эта страна станет частью России, это мой главный страх.

– Мы не можем остановиться прямо сейчас. Мы остановили этот закон, но, может быть, завтра они объявят еще один. Проблема не в законе, а в правительстве, оно русское. Нам нужно, чтобы они ушли, мы хотим свободное правительство, свободу для людей, хотим быть частью Европы, мы не хотим быть Россией, а сейчас мы – Россия. Я не думаю, что нам нужен русский язык. Нам не нужно учить этот язык. Они приезжают в нашу страну, они могут учить грузинский, если хотят, или пусть говорят с нами по-английски, это общепринятый в мире язык. Я не буду учить русский, я хочу учить испанский, хочу улучшить свой французский. У меня нет никакой мотивации учить язык оккупанта.

– Мои дедушка и бабушка говорят по-русски. Когда они были маленькими, наша страна тоже была оккупирована русскими, они были коммунистами, поэтому им приходилось учить русский в школе, потому что везде нужно было говорить по-русски. Я думаю, старое поколение просто сдалось. Они участвовали в других митингах, и это ни к чему не привело. Мы по-прежнему оккупированы Россией. Теперь они ждут, что наше поколение начнет все заново, чтобы уже мы могли помочь следующему поколению, чтобы они жили не так как мы.

– Пускай русские скажут, чтобы Россия отстала от нас. Дайте нам жить, как мы хотим. Кремлевские подчиненные плачут, что Советский Союз разрушился. Я родился в Советском Союзе и не хочу возвращаться туда.

– Это был "железный занавес", мы не могли слушать музыку нормальную, свободную музыку. Кобзон, Зыкина. Мы хотели слушать "Лед Зеппелин", "Дип Перпл", а мы слушали транзисторы, Радио Свобода слушали, "Монте-Карло", они передавали эту музыку. Все делают, чтобы мы вошли в состав России. Это не будет Советский Союз – это будет грузинская губерния в составе России.

– Это все не пройдет здесь, это не получится – это закон Путина. Здесь Путина не любят. Если оппозиции не существует в стране, она превращается в Северную Корею. Если превращается в Северную Корею – это темнота, это парализует развитие государства. Люди этим недовольны, люди хотят свободы выражения, свободы общения, свободы передвижения. Люди хотят в Европу, европейские ценности, цивилизацию. Потому что в Европе делается все для людей, а в России делаются Калашниковы, танки, ракеты. Кроме природных ресурсов, что дали? Почему СССР развалился? Потому что они кроме танков делать ничего не могли.

– Насколько здесь потрясающая прогрессивная молодежь, она в корне отличается от российской. Они любят образование, любят языки, им все интересно, все важно. Они толерантные, они открытые, они другие, у них лица, у них взгляд другой. Как можно потихоньку брать и им будущее пресекать, как пресечено оно уже в России. Я убеждена, что российскому поколению сейчас многие двери закрыты, и не знаю, когда откроются. А здесь с учетом того, что это очень небогатый народ, они сами крутятся, Я вижу: как они на последние деньги на какие-то заработки, уезжают в Евросоюз получать образование, толкают своих детей. Вообще, что мы с таким соседом – это всегда будет опасно. Я очень рада, что ребята на корню пресекают, в зародыше эту болезнь. В России такого нет, они даже не обсуждают. Сидела в автозаке один раз в 2018 году 4 часа. В автозаке были бабушки и подростки. В России у меня не было понимания, зачем я это делаю. Здесь у меня есть понимание, зачем я это делаю. Я смотрю на этих людей, и мне хочется это делать, потому что я вижу в них толк, в России такого нет единения, никогда и не было.

Монологи российских эмигрантов

– Некомфортно, когда снимают на митингах. Первый раз такой опыт, что люди действительно что-то делают на ответные действия полиции.

– Русские год в Грузии, открыли до фига модных кофеен, как в Москве, привезли с собой закон об "иноагентах".

– Ощущение, что ты уезжаешь, а то твое прошлое, от которого ты уехал, оно вдруг приезжает за тобой.

– Шеренга полицейских, которая нас гнала, остановилась перед этой перевернутой машиной. Потому что [демонстранты, перевернувшие ее] смогли таким образом показать, что с ними так нельзя обращаться. Видели, как полицейские выпускают газовые гранаты, а люди кидают их обратно, бутылки тоже. Это ощущалось уместным, потому что с одной стороны этого недостаточно, чтобы причинить кому-то вред, но с другой – это очень четкое и достаточно агрессивное ответное высказывание. Когда я увидел видео, как кидали "коктейль Молотова" в полицейских, я ощутил прямо сильный страх за тех полицейских, которые там находились, это, по-моему, было уже неадекватно. В конце ребята разносили полицейские машины, некоторые кидали камни в полицейских. Я такое не поддерживаю, мне было неприятно по большей части это видеть. С другой стороны, я помню, как толпа оттесняла полицейских, довольно жестко, и ощущал, что я поддерживаю тех людей, которые это делают. Когда полетел камень в окно, я боялся, чтобы за этим окном никого не оказалось, но сам акт мне был очень понятен: услышьте наш голос, не нужно нас поливать водой и выгонять отсюда. Мы пришли, чтобы нас услышали. Я принадлежу к гуманистическому направлению, не люблю, когда причиняется вред людям. Тем не менее, мне понятно, что какая-то степень агрессии может быть необходима для того, чтобы показать правительству, что намерения действительно серьезные, что мы действительно не отступим.

– Меня больше всего удивил исход, конечно. Не могла такое предсказать – это было внезапно. Мне кажется, что поэтому было такое эйфорическое состояние праздника. Это важно, это ломает некоторый внутренний шаблон, когда ты обрастаешь коркой неверия: не бывает такого. Нет, надо зафиксировать для себя, что это бывает.

Я смотрела, как некоторые [демонстранты], когда полиция кидала шашки [со слезоточивым газом], брали шашки и кидали их обратно – и вспоминала бумажный стаканчик (за бросок которого в полицейского в России возбудили дело. – Прим.).

Как мы [в Москве] аккуратненько ходим группками, толпами, быстро бегаем и прячемся в подворотнях – это не протест. Это что за высказывание? Я здесь аккуратно постою против всего плохого? Когда мы бегаем по городу такими ручейками, сбегаясь и разбегаясь, – задача в том, чтобы как можно дольше пробыть где-то в центре города, где больше людей, а потом как-то быстро сесть на метро и уехать домой? Это другое что-то совершенно, это не очень демонстрирует, что мы сила, что мы требуем. Мы не требуем на самом деле ничего, а здесь требуют. Здесь это совсем другое состояние, высказывание, это совершенно по-другому звучит: мы здесь будем до последнего, пока вы не сделаете так, как мы сказали. И когда крушат машину, когда пытаются влезть на парламент, бьют стекла парламента, показывают, кто здесь власть. Поэтому когда в России все бегают и кричат "мы здесь власть" – это звучит неубедительно.

Обычно спрашивают так: мы, конечно, все понимаем, но кто-то же должен Путина свергать. Кто, кроме вас? Обычно говорю: мы честно пытались. Видите, не получилось. И когда у кого-то получилось, еще больше начинаешь видеть, как не получилось у тебя.