"Россия сломалась". Размышления политбеженцев из Ярославля

Ярослав Сироткин и Александр Деррек в эмиграции

Участники ЛГБТ-движения "Каллисто", политические активисты из Ярославля Александр Деррек и Ярослав Сироткин открыли в Армении шелтер для ЛГБТ-беженцев из России, Украины и Беларуси. Несколько лет Ярослав и другие участники движения выступали против милитаризации российского общества.

"Российская история является наследницей советской исторической школы с ярко выраженным идеологическим оттенком. В том, как сейчас преподносятся исторические факты, часто отсутствует эффект сопереживания. Я думаю, как только мы откажемся от политизации рассказов о ВОВ, память о войне перестанет быть инструментом пропаганды милитаризма", – рассказал Ярослав Радио Свобода два года назад. После начала войны с Украиной Александр Деррек начал выходить на антивоенные акции. Активиста задержали, избили и угрожали посадить на 20 лет, если он откажется сотрудничать. Александру и Ярославу пришлось бежать из России. О преследовании со стороны "эшников", противостоянии ксенофобии и поисках нового дома активисты рассказали Радио Свобода.

– Ярослав, вы не раз в интервью РС и другим СМИ говорили, что милитаристский курс приведет Россию к печальным последствиям. Война с Украиной вас удивила или вы были готовы к таким событиям?

Ярослав:

Многие россияне стали похожи на немцев во времена гитлеризма

– Я 23 февраля выходил в пикет в центре Ярославля против военных действий и оккупации Украины. На плакате было написано "Войну начинают старики, а умирают молодые", а на другом можно было прочитать слова: "Нет войне и нет оккупации, украинцы – наши братья". В воздухе чувствовалось напряжение, но я даже 23 февраля был уверен, что Путин лишь "играет мускулами". Утром 24 февраля без фактического объявления войны произошла непоправимая жуткая вещь: моя страна напала на Украину. Путин в своей циничной речи произнес слово "денацификация", которое не имеет никакого отношения к реальности. Я понял, что в стране, в людях что-то сломалось, Россия сломалась. Сейчас многие россияне стали похожи на немцев во времена гитлеризма: оправдывают чудовищные преступления. Появились Z-свастики, и существовать во всем этом стало невыносимо физически. Мои родственники живут в Сумской области Украины. Чувство, когда мои родные защищают свои дома от войск моей страны, сложно объяснить. Граждане моей страны мыслят в этой ситуации какими-то абстрактными геополитическими категориями, а не человеческими категориями и ценностями. В этой ситуации я не хотел присоединяться к тому, что происходит в моей стране. Кроме того, у Саши начались большие неприятности.

Александр Деррек в полицейском участке после антивоенной акции

Александр:

Мне сказали, что меня могут посадить к специальным людям, с которыми я буду более разговорчив

– Вечером 24 февраля в Ярославле собрался первый антивоенный митинг на улице Кирова. Было много полиции и сотрудников Центра "Э", но задержаний в тот день было мало. 25 февраля я вышел в одиночный пикет против войны, меня задержали. В участке меня опрашивала полицейская, затем приехали сотрудники центра "Э". Они говорили, что украинцы ведут себя неправильно, оскорбляют русский народ. Я отвечал, что я не нарушал закон и поводов для задержания у них нет. Когда я сказал, что надо соблюдать законы РФ, меня ударили в бок и ответили, что я слишком много выделываюсь. Мне сказали, что меня могут посадить в ИВС к специальным людям, с которыми я буду более разговорчив. Мне угрожали возбуждением уголовного дела и предложили сотрудничать. На антивоенный митинг 6 марта пришло меньше людей, нас очень быстро взяли в кольцо полицейские. Большую часть участников загнали в автозаки. Нас доставили в отделение полиции, некоторых участников "эшники" грубо тащили в туалет, который находился к конце коридора: железная дверь, хорошая звуконепроницаемость, кафельный пол, который легко отмыть от крови. Там нескольких человек избили, одного так, что он потом не мог сам идти. Его куда-то увезли из отдела, и мы долго не могли его найти. Я сам этого активиста не видел после избиения, но мне о нем рассказывали другие активисты. Они говорили, что избили человека, который в автозаке кричал "Слава Украине". Задержанная активистка рассказала мне, что до нее домогался сотрудник полиции, он говорил, что может ее изнасиловать и ему за это ничего не будет. Меня после задержания за куртку затащили в этот туалет, который мы называли "пыточной". Я сказал силовикам, что их действия незаконны. Они ответили, что у них большие полномочия, они могут поступать со мной как им угодно. "Эшники" надеялись на сотрудничество со мной и сказали, что мы увидимся скоро. В ином случае угрожали посадить на 20 лет. Я на сотрудничество не соглашался, но и не отказывался, иначе меня бы не выпустили из отдела. Я понял, что "эшники" от меня не отстанут и надо срочно покинуть Россию. Ярослав нашел инициативу "Квiр Cвiт", связался с ней и договорился, как меня вывезти. Я уволился, отчислился из вуза и через четыре дня уехал из России в Ереван. Вскоре ко мне присоединился Ярослав.

– Меня удивило, что сейчас, когда между украинцами, россиянами и белорусами проведена черта, "Квiр Cвiт" помогает ЛГБТ-людям из этих стран, объединяет их. Как у "Квiр Cвiт" это получилось?

Александр:

Квiр Cвiт появилось 4 марта на фоне жуткой войны, которая затрагивает три страны. Работа выстраивалась в процессе, на ходу. Нас можно назвать сетевой организацией, созданной с нуля. Это свободное объединение людей, название было выбрано украинское, но "Квiр Cвiт" поддерживают граждане разных стран мира.

Ярослав:

Меньшинства во время войны испытывают еще большее давление

Квир-люди находятся в Украине, России и Беларуси в уязвимом положении. Меньшинства, которые и так часто страдают от стресса, во время войны испытывают еще большее давление. Их могут в ситуации военного конфликта подвергать еще большей дискриминации. Мы выстраиваем взаимодействие с разными людьми и организациями, чтобы помочь. Когда украинцы отказываются с нами сотрудничать, мы это понимаем и принимаем. Им сейчас очень больно и тяжело. Мы понимаем чувства украинцев, но продолжаем убеждать, разговаривать, делать свою работу, и многие соглашаются с нами сотрудничать.

Задержание участницы антивоенной акции в Ярославле

– Что представляет собой шелтер и почему вы его создали в Армении?

Александр:

Удивляют улыбающиеся полицейские на улицах Еревана. Они не смотрят на всех людей с подозрением, как высшая каста

Не у всех людей на территории России была возможность сделать загранпаспорт, а в Армению можно въехать по внутреннему российскому паспорту. Тут есть российские консульства, где можно сделать загранпаспорт. Мы релоцируем людей из Украины, России и Беларуси в Армению, предоставляем бесплатно жилье, снабжаем едой и лекарствами, помогаем оформить документы, оказываем юридическую и психологическую помощь. В шелтере можно найти возможность справиться со стрессом, выдохнуть, обрести единомышленников и решить, в каком направлении дальше двигаться. Обычно в шелтере останавливаются на месяц, но если человеку недостаточно этого времени, то он может продлить пребывание. После того как человек покинул шелтер, он может все равно рассчитывать на нас. Мы продолжаем неограниченное количество времени информационно и юридические помогать беженцам.

– В инстаграме вашего движения написано, что "Квiр Cвiт" помогло восьми котам вместе с хозяевами. В шелтере могут остановиться люди с питомцами?

Александр:

Да, у нас можно остановиться с котом и собакой.

– Из каких стран больше всего беженцев в шелтере? Как складываются отношения между эмигрантами из разных стран?

Александр:

Сейчас больше всего беженцев из России. Украинские беженцы у нас тоже останавливаются. Конфликты в шелтере запрещены, потому что все находятся в уязвимом положении. Наш шелтер это безопасный дом. Каждый постоялец вправе придерживаться любых точек зрения, дискутировать и спорить, но насильственная лексика и физическое насилие в шелтере запрещены. Чаще всего постояльцы находят общий язык и придумывают совместные планы, обмениваются идеями и создают творческие союзы.

Александр Деррек и Ярослав Сироткин после нападения гомофобов в июне 2021 года

– Что они обычно решают делать после шелтера?

Ярослав:

Не могу назвать путинскую Россию своим домом и Родиной

Многие остаются в Армении, очарованные большей, по сравнению с Россией, свободой этой страны, ее красотой и спокойствием. Другие постояльцы шелтера уезжают в разные страны.

Насколько безопасно ЛГБТ-людям в Армении?

Александр:

В Армении нет дискриминирующего законодательства, статьи о пропаганде "гомосексуализма". Конечно, Армения не Европа, тут совершаются гомофобные нападения и устраивают подставные свидания. Но здесь безопаснее и комфортнее, чем в России. Удивляют улыбающиеся полицейские на улицах Еревана. Они не смотрят на всех людей с подозрением и неприязнью, как высшая каста с дубинками.

Ярослав:

Общество тут во многом традиционное, но здесь свободно дышится и люди более расслаблены. Я бы хотел такой видеть Россию в некоторых аспектах. Я недавно наблюдал в Ереване митинг и ждал, что вот-вот сейчас приедет автозак, но он так и не приехал.

– После начала полномасштабной войны с Украиной отношение к жителям России очень изменилось. Саша и Ярослав, вы много сделали, чтобы противостоять ксенофобии. Как вам сейчас быть объектами ксенофобии лишь по факту вашего гражданства?

Александр Деррек в эмиграции

Ярослав:

Нам всем предстоит пережить ужас исторической национальной травмы

Я не расцениваю экономические санкции как проявление ксенофобии. Они нужны и могут остановить эту ужасную войну. Народ не поймет, что политик что-то делает не так, пока не почувствует последствия санкций. Я понимаю резкие высказывания украинцев в адрес россиян. Я не знаю, чтобы я сам сказал бы в адрес народа, представители которого убили бы мою семью. Я с трудом представляю, что испытывал президент Украины Владимир Зеленский в Буче, когда он видел трупы мирных украинцев. Украинцам, которые делают резкие высказывания, сейчас очень больно. У них перед глазами стоит образ русского человека, который перемолотил родную украинскую землю траками танков. Я верю сообщениям о насилии русских военных над украинскими мирными жителями, потому что в России от обычных людей, чуть ли не в автобусах, я слышал речи о превосходстве русских над украинцами и другими народами. Критическое мышление многим жителям России, увы, незнакомо, и поэтому я не осуждаю украинцев за их слова в адрес русских. Украинцам надо пережить это горе, пусть они говорят такие слова. Рано или поздно русским и украинцам придется налаживать диалог. Но сейчас украинцы имеют полное право на такие высказывания. Весь этот ужас исторической национальной травмы был уже прожит когда-то немцами, а теперь всем нам предстоит пережить его. И нам придется бесконечно думать, что мы могли сделать еще, чтобы 24 февраля не проснуться и не читать бесконечно новости, которые невозможно остановить. Единственный способ изжить эту травму выпить чашу гнева украинцев до конца.

Александр:

Гнев украинцев на образ русского врага можно понять, но все же нельзя всех стричь под одну гребенку. Русские это люди разных взглядов, нельзя считать, что все русские напали на Украину, некоторые из нас пытались это остановить. Я надеюсь, что эти гневные реплики направлены не на всех русских, и в частности, не на меня.

– Вы, как представители российского гражданского общества, чувствуете себя проигравшими?

Ярослав Сироткин в эмиграции

Ярослав:

Мы собрали людей, они почувствовали, что не одни, и в этой наступившей тьме они думают, как им быть дальше
Я не чувствую себя проигравшим, я пытался остановить рост милитаризма. Остановить невообразимое не удалось, оно случилось, и сломалось что-то очень страшное и старое. Это теперь исторический факт, от которого можно начать из руин строить новую Россию. Война это не проигрыш гражданского общества. Люди выходили на антивоенные акции, несмотря на избиения и аресты. Они искали и ищут способы сопротивления. У молодого поколения ценности совершенно другие: оно не хочет выживать и доживать, а хочет быть свободным и счастливым. Молодежь хочет жить в открытом мире. Сейчас мы собрали людей, они почувствовали, что не одни, и в этой наступившей тьме они думают, как им быть дальше. Я верю, что эта страшная национальная травма ляжет в основу более здорового общества. Это исторический катарсис, очень дорогой и страшный, но он сможет демонтировать старые конструкции России и поможет признать свои ошибки и преступления, именно с такого признания начинается путь к свободе. Но нужно время и поколенческий переход.

– Как вы планируете жить дальше? Вас не печалит бездомность?

Ярослав:

Я не могу назвать путинскую Россию своим домом и Родиной. Сейчас мы будем искать свой дом и продолжать поддерживать людей в сложных жизненных обстоятельствах. О доме я говорю в метафизическом плане, как о месте, где мы можем чувствовать себя спокойно и быть самими собой. Сейчас нам важнее всего прийти в себя, я до сих пор просыпаюсь и надеюсь, что ничего этого не было, но оно было и есть.

Александр:

Дом – это ощущение внутреннего спокойствия и умиротворения.

– Из каких материалов можно построить этот дом, о котором вы говорите?

Ярослав:

Мы должны сохранить в себе лучшее от русской культуры. Не вот это шовинистическое утверждение: "Мы русские. С нами бог". С нами бога нет, с нами что-то совсем другое, какая-то болезнь ментальная. Мы должны взять все самое лучшее от русской мысли: гуманизм Льва Толстого, мятущихся русских в произведениях Достоевского. Рэй Брэдбери написал рассказ "Улыбка". В этом рассказе происходит из-за гнева уничтожение прошлого, но ребенок сохранил маленький кусочек холста с улыбкой Моны Лизы, потому что он почувствовал в ней что-то важное и вечное. Нельзя отменить и запретить прошлое оно уже свершилось. Важно помнить прошлое, но жить настоящим с опорой на былой опыт, его горечи и ошибки. Мы должны в этом хаосе и разрушении сохранить кусочки того светлого, что есть в русской культуре, чтобы передать их для построения будущего. Именно так выглядит в моем понимании работа над построением дома. Еще сейчас важно заниматься соединением людей, которые готовы помогать, укреплять связи, опираясь на то прекрасное, что было в России до нас. Именно вот это и является важным русским метафизическим домом, где каждый может быть собой и быть услышанным.